На следующий день мы с Тобольским первым делом отправились в ангар, где стояли наши Ка-50. Сама база Тифор в это время уже вовсю работала, напоминая огромную оптовую базу.
На стоянках разгружались Ан-12 и Ан-22. По магистральной рулежке выруливал Ил-76, готовясь вылететь обратно в Союз. Над аэродромом постоянно гудела пара Ми-24, осуществляя прикрытие заходящих на посадку самолётов.
Весь этот «балет», подчинённый одной цели — снабжение наших войск, кружил в атмосфере раскалённого воздуха. Бетон буквально плавился на глазах на фоне плывущего на жаре горизонта.
— Вроде лето прошло, а жара не отступает, — сказал Олег Игоревич, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.
— Зато подсушимся. Схуднём, — улыбнулся я.
— Да ты и так нормально выглядишь. В форме, можно сказать.
Я с Олегом Игоревичем вошёл в ангар.
С самых первых шагов в нос ударил запах пыли, резины и старых тканей. Аромат керосина и циатима бил в глаза. Чувствовалась, что весь инженерно-технический состав боевой ударной группы работал над вертолётами без перерыва.
— Товарищи командиры, я вас рад приветствовать! — выпрямился перед нами Иван Акимович — всеми любимый и уважаемый техник.
Остальные представители военной составляющей техсостава тут же обратили взоры на нас.
— Ладно, Акимыч, — махнул рукой Тобольский, остановившись рядом с техником.
Работа продолжилась, а сам «хранитель традиций» начал разговор.
— Олег Игоревич, доколе в стойле железные наши кони стоять будуть? — заговорил с кубанским акцентом Акимович.
— До команды. Если честно, сверху торопят, а никаких указаний не дают. Вон, Сан Саныча из госпиталя даже выпросил, а всё сидим, — ответил Тобольский.
Я обогнал Олега Игоревича и подошёл ближе к вертолёту.
Ка-50 выглядел сейчас «мирно». Он был натёрт до блеска. Фюзеляж выполнен в расцветке пустынного камуфляжа, бортовые номера отсутствовали.
Капоты двигателей были открыты, а в самой кабине сидел человек, настраивающий оборудование. Вооружение снято, кроме пушки на правом борту. Но и с ней в данный момент работали.
— Сан Саныч, когда уже полетите? Мы так весь спирт потратим «по назначению», — подошёл ко мне инженер по вооружению.
— Не торопись, а то успеешь, — пожал я ему руку и заглянул в кабину вертолёта.
Пока я наблюдал за работой специалиста конструкторского бюро, в ангаре появился Мулин в сопровождении двух офицеров в песочной форме.
Буквально с порога, заму командира корпуса не понравилось, что никто из техсостава не соблюдает форму одежды. Правда тут же всё встало на свои места — Мулин спутал военных техников с гражданскими.
— Здравия желаю, Антон Юрьевич, — поприветствовал Тобольский полковника.
— Доброе утро. Как обстановка? Знакомитесь? — поздоровался Мулин с Олегом Игоревичем.
— Да мы уже знакомы с этими вертолётами.
— Кто мы?
— Ну как же?! Вон мой ведомый. Майор Клюковкин.
Я оторвал взгляд от табло системы экран и пошёл в направлении полковника.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — уважительно поприветствовал я Мулина, но с его стороны такого не наблюдалось.
Заместитель командира корпуса цокнул и нехотя протянул мне руку.
— Вылечились? Так быстро? — спросил Антон Юрьевич.
— Так точно. Готов к работе.
— Это радует. Сегодня проведём совещание по этому поводу. Есть уже спектр задач, которые ваша группа «Конус» будет отрабатывать в ходе испытаний в боевой обстановке, — сказал Мулин и развернулся к выходу из ангара.
Чего приходил, непонятно. Только настроение людям испортил.
— Ля на него. Как обычно чи доволен, чи нет, — рассуждал Иван Акимович.
— И часто приходит? — спросил я.
— Каждый день. Зайдёт, ни здрасте, ни доброго утра. Хоть бы к вертолёту одному подошёл да посмотрел.
Акимович при этих словах погладил фюзеляж Ка-50, будто это и не вертолёт, а домашний кот. Вот что значит, когда люди относятся к технике как к живой.
После осмотра Ка-50, мы с Тобольским прогулялись в соседнее укрытие, где были спрятаны Ми-28, которые будут осуществлять прикрытие наших вертолётов. Здесь уже вовсю работали наши подчинённые из числа лётчиков эскадрильи. И работали шумно!
Громче всех, разумеется, были два брата «по-разному» Рашид и Рубен.
— Командир, я вот что подумал… — шёл за мной Рашид, когда я осматривал один из Ми-28.
— Эй, не надо, слышишь. Эти твои «голововозбуждения» Сан Санычу ни к чему, — останавливал его Рубен.
Под «голововозбуждением», как я думал, имелось в виду умозаключение.
— Рубенчик, дай послушаю Рашида, — спокойно сказал я, отвлекаясь от осмотра рулевого винта вертолёта.
Рашид прокашлялся, собираясь с мыслями.
— Мы тут мясо взяли у местных. Хорошее. А оно оказалось свининой. Вот скажи, почему мусульманин продаёт свинину?
— А почему не может? — уточнил я.
Тут взорвался Рубен.
— Командир, я вот то же самое ему и говорю. А он мне не может! Мол, ему свиньи снятся.
— Так почему не может, Рашид? — уточнил я.
— Так мне мулла в нашей деревне так рассказывал. Говорит, пророк запрещает и свиней, и деньги за них. И снятся нам свиньи, потому что они всех задолбали окончательно!
Я переглянулся с Рубеном. Какой-то не сильно праведный человек оказался этот мулла.
— Погоди, что мулла с нашей деревни так и сказал — «задолбали»? — спросил Рубен.
— Да. Мулла — он хоть святой человек, но жизненный. Всё как есть говорит.
В общем и целом пришли к тому, что если очень хочется, то свинину можно. Ночью, в помещении и совсем немного.
Разобравшись со «свиньями» и состоянием вертолётов прикрытия, мы отправились на постановку задач. Войдя в класс, я заметил несколько человек, одетых в совсем новые песочные комбинезоны. Это оказался экипаж Як-44, который будет с нами работать.
Ребята оказались испытателями из конструкторского бюро Яковлева. Для них эта командировка весьма определяющая. По сути — боевое крещение для нового самолёта.
— Сначала думали дождаться окончания формирования корабельного истребительного полка и уже начать с ними работать. Но тут пришла директива «опробовать в условиях Сирии», — рассказывал начальник комплекса Як-44, который будет руководить работой штурманов наведения на борту.
— То есть, ваш борт только в морской версии существует? — спросил я.
— Ну, других не планировалось. Требования были создать именно палубный самолёт дальнего радиолокационного дозора, наведения и управления. Есть ещё варианты помехи ставить, — объяснил один из лётчиков.
Вот что, а мне начинает нравиться будущее нашей авиации. Такими темпами и Союзу не дадут развалиться.
В классе появился Мулин, войдя как обычно, уверенным шагом вразвалочку. Сев за центральный стол, он начал объяснять весь расклад.
— Мне поручено руководить вашей работой. Ответ будем держать лично перед генералом армии Чагаевым. По итогам работы боевой ударной группы «Конус» будут приниматься решения о целесообразности существования как нового вертолёта, так и нового самолёта. Вопросы на этом этапе? — спросил Антон Юрьевич своим шипящим голосом.
Мулин окинул колким взглядом всех, кто сидел на первом ряду. Кто-то опускал глаза, а кто-то старался отвернуться и не смотреть на полковника.
— Как будто змею слушаю, — за спиной прошептал один из лётчиков Як-44.
Антон Юрьевич аккуратно провёл рукой по лысине и продолжил.
— К делу. Вот ваши цели на первый вылет, — встал Мулин из-за стола и подошёл к карте.
Район работы был в провинции Идлиб. Проблем в этом нет, кроме одной — расстояние. От Тифора до Окрестностей Идлиба почти 160 км.
— Правительственные войска Хафеза Асада пока не могут полноценно начать контрнаступление в провинции Идлиб. Дороги из Турции не перекрыты, а с главного города не снята угроза обстрелов.
Заместитель командира корпуса обозначил самые сложные участки, где нет возможности отработать самолётами. Это были склоны хребта Джебель-Ансария.
— Порядок действий следующий. После определения координат цели и передачи их на борт Як-44, пара Ка-50 выполняет взлёт с аэродрома или площадки по команде с борта пункта управления. Вас будет прикрывать пара Ми-24.
Вот и первая несостыковка. Все наши Ми-24 находятся сейчас в Хмеймиме и в южных районах Сирии. Зачем тогда сюда пригнали Ми-28?
— Товарищ заместитель командира, вы сказали… — попытался Тобольский поправить Мулина.
— Что сказал я знаю, товарищ подполковник. Ми-24 сирийских ВВС будут прикрывать Ка-50. Это не обсуждается. Наши Ми-28 нужны для других дел. А садыки и так ничего не делают. Пускай хоть здесь помогают.
— Рискованно, — ответил ему Олег Игоревич.
— С вашим прикрытием сирийцы справятся. Одобрение этого решения от генерала Чагаева я получил. Ещё есть вопросы?
Тобольский помотал головой и продолжил записывать. А вот у меня один вопрос остался.
— Товарищ полковник, где мы будем размещаться в ожидании вызова с борта Як-44? — спросил я.
— Решение ещё не принято, — ответил Мулин.
— Но это необходимо выяснить сейчас. Расстояние с Тифора до Идлиба слишком большое. Оперативности достичь не удастся. Да и для расчётов штурманам наведения необходимо знать наше местоположение, — продолжил я.
Заместитель командира корпуса сморщил лоб, поставив руки в бока. Но данный вопрос нужно решить сразу. Сидящий рядом со мной начальник комплекса Як-44 несколько раз кивнул, подтверждая мои слова.
Мулин развернулся к карте и почесал лысину. Видно, что Антон Юрьевич начал думать над моими предложениями.
— Як-44 однозначно работает с Тифора под прикрытием МиГ-29, вылетающих вместе с ним. Вы же, товарищ Клюковкин, выдвигаетесь на одну из площадок подскока. В целях скрытности, их задумаем в количестве трёх. Местоположение сирийцам пока не будем доводить.
В принципе, неплохо придумано. Очень хорошо иметь несколько площадок подскока поблизости с районом боевых действий.
— После работы дозаправка в Хаме или на одной из площадок и возврат в Тифор. Только здесь есть приемлемые условия для сохранности техники.
— Принято, — кивнул я и записал к себе в планшет необходимые данные.
Началась подготовка к завтрашнему вылету. Як-44 готовили в своём ангаре. Ка-50 после подготовки необходимо было облетать. Рисковать не стали и решили сделать облёт в тёмное время суток.
Сразу после посадки, я подрулил к ангару и выключил двигатели. Только остановились винты, вертолёт подцепили водилом к машине АПА и закатили в ангар.
— Ну что, Сан Саныч? — спрашивал у меня старший испытательной бригады от конструкторского бюро.
— Годно. Прицел в работе, информация на индикаторе лобового стекла тормозила, но при заходе на посадку всё нормализовалось. Что у нас из средств поражения есть? — уточнил я.
Спектр АСП, который будем использовать, весьма большой. Тут и различные НАРы, и пушечные контейнеры, и управляемые ракеты.
Именно они привлекли моё внимание больше всего. Из ящиков уже достали несколько ракет и подвесили на борт Тобольского.
— Как тебе? — спросил у меня инженер из конструкторского бюро Камова, показывая на пусковые устройства.
— Цвет классный, — улыбнулся я, оценив чёрный корпус контейнера ракеты.
Тобольский ещё остался в ангаре, а я пошёл на высотку отдыхать перед завтрашним вылетом.
Тут меня и настиг Рубен. При его хорошей физической подготовке он сильно запыхался, пока догонял меня.
— Сан Саныч, без вас никак. Спасайте брата, — сказал Хачатрян, показав на окна медпункта.
Первая мысль была, что кто-то ранил Ибрагимова и там без помощи не обойтись.
— Настолько всё серьёзно?
— Очень!
Я рванул к медпункту как спринтер.
Однако всё было не совсем так, как я думал. Вот прям совсем не так!
В помещении медпункта была самая натуральная трагическая сцена.
— Ну-ну, молодой человек. Не вы первый и не вы последний, кто этим заболел, — спокойно и рассудительно объяснял доктор Рашиду.
Дежуривший в медпункте врач в звании капитана куда-то выписывал направление Ибрагимову. Рашид сидел бледный, как поганка.
— Товарищ доктор, а как мне теперь быть? Я ж теперь…
— Да не волнуйтесь вы так. Это ж просто как насморк. Он рано или поздно пройдёт. Но надо его полечить.
Судя по тому, что Рашид держал руки на «самом важном месте», заболел он «гусарским насморком». Когда только успел?!
— Доктор, а болезнь определена точно? — спросил я.
Круглолицый врач повернулся ко мне и сдвинул вперёд очки.
— Почему так интересуетесь?
— Я его начальник и старший товарищ. Меня этот вопрос волнует.
— Хм, а вы побывали «в том же месте», что и товарищ Ибрагимов? — спросил доктор.
Причём врач был предельно серьёзен.
— Нет. «В том месте» не был. У меня всё хорошо, — улыбнулся я.
— Это меня радует. Но у вашего подчинённого и младшего товарища, к сожалению по анализам инфекционное заболевание, вызываемое грамотрицательным диплококком…
— Триппер, что ли? — спросил Рубен, и на него тут же злобно посмотрел Рашид.
— Замолчи. Сам же мне сказал — пошли, она подарок приготовила тебе. Удивит меня! — возмутился Ибрагимов.
Мда, в подарок к прекрасно проведённому вечеру теперь ещё и неделька-другая лечения.
— Голубчик, две недели в госпитале, а там посмотрим. Главное, чтобы вы не усугубили ситуацию, — сказал доктор.
— Командир, ты меня извини. Подвёл, — сказал Рашид.
— Лечись. И больше к этой дамочке не ходи. Не забудь доктору рассказать кто она. Пусть и её подлечат. А то ещё кто-нибудь к ней наведается ненароком.
Следующим утром началась уже основная работа. С первыми лучами солнца мы вырулили на магистральную рулёжку с Тобольским и приготовились к взлёту.
На полосе в это время уже стояла пара МиГ-29 в готовности взлететь на сопровождение Як-44. Экипаж «Тарелочки» в свою очередь ждал на предварительном старте.
— 715-й, паре взлёт, — запросил ведущий пары МиГ-29 и получил разрешение от руководителя полётами.
Самолёты разогнались по полосе, отбрасывая чёрный выхлопной дым. Одновременно оторвались от полосы и начали отворот влево. Следом взлетел Як-44 и МиГи начали его сопровождение.
— 201-й, парой к взлёту готов, — доложил Тобольский.
Я ещё раз посмотрел на приборы. Все параметры в норме. Левая рука лежала на рычаге шаг-газ. Сам вертолёт слегка покачивался, а в эфире уже шёл плотный радиообмен. Штурманы наведения начали принимать информацию.
— 201-й, по команде, — произнёс с борта Як-44 один из операторов.
Ка-50 «молотили» уже несколько минут. А ведь мы ещё даже не знаем площадку подскока.
— 201-й, воздух! Точка 2, — дал команду оператор Як-44.
— Принято. 2-й, внимание, взлётаем! — дал мне команду Тобольский.
Я аккуратно поднял рычаг шаг-газ. Ка-50 медленно начал подниматься и оторвался от бетонной поверхности.
— Паашли! — скомандовал Олег Игоревич, и я отклонил ручку управления от себя.
Парой мы заскользили над земной поверхностью. Пришлось подняться чуть выше, чтобы нас мог наблюдать оператор с борта Як-44.
Точка 2 — площадка в районе населённого пункта Хан-Шейхун. Там нас должна была ждать цистерна с топливом, пара прикрытия из числа сирийских Ми-24 и, соответственно, охрана этой самой площадки.
Полёт проходил ровно. На первом этапе надо было обойти хребет Эль-Бельас. Однако рядом с ним был и ещё один — Шумария. Между ними и необходимо пролететь.
Несколько раз я сманеврировал рядом с сопками, и мы вышли на равнинную местность. Позади остались города Хомс и Хама, а внизу пустыня начала сменяться предгорьями Джебель-Ансария.
— 1-й, наблюдаю площадку, — дал я знать Тобольскому, увидев перекрёсток дорог недалеко от населённого пункта.
Непривычно, когда в кабине не с кем поговорить, пошутить или что-то обсудить. В эфире всё равно много не поговоришь. Да и места не совсем много. Всё как в истребителе.
— Тарелка, 201-й, наблюдаем Точку 2, — доложил Тобольский на борт Як-44.
— Понял вас. 002-й передал, что посадка разрешена, — ответил оператор.
Видимо, Мулин держит связь с воздушным пунктом управления.
Площадка уже рядом. Видны оранжевые флажки и призмы, обозначающие место посадки. Уже и топливозаправщик на месте. Не хватает только Ми-24, которые должны прикрывать.
— Наблюдаю, готов к посадке, — доложил я.
Тобольский шёл от меня слева и чуть впереди. Я продолжал внимательно смотреть на площадку.
— И никого, — проговорил в эфир Олег Игоревич.
Есть ощущение, что нас никто не ждёт. И только я об этом подумал, в левый борт будто ударило молотком.
Вертолёт тряхнуло. Первый Ка-50 начало болтать.
— Слева! Слева! Отстрел! — громко сказал Тобольский.
Тут же на земле произошёл взрыв. Глаза ослепило яркой вспышкой. Столб пламени взмыл вверх, и борт Тобольского исчез.