В назначенное время все лётчики начали просыпаться. В такие моменты я обычно занимал «выжидательную» позицию. Сейчас самые «испачкавшиеся» за ночь первыми займут туалет и умывальник, а ждать очередь слишком долго. Так что лучше в это время ещё полежать.
В Тифоре есть водопровод, так что проблем с наличием воды для умывания нет. Вот я и собирался позволить себе ещё 20 минут побыть в горизонтальном положении в кровати с закрытыми глазами. Однако, кое-кто решил рассказать всем о своей беде.
— Уф, где мои тапки? Кто взял, признавайтесь?! — ругался Рашид, не найдя под кроватью обувь.
— Чего ругаешься? Я надел по-братски, — ответил ему Рубен, передавая тапки.
— Да я брат, тебе и так бы одолжил. Ты ж мне как брат. А у брата…
Тут уже не выдержал Тобольский.
— Так, братья, вы по каким документам такие родственники? — спросил Олег Игоревич, который только встал и собирался идти умываться.
— Товарищ командир, мы с одной деревни в Карабахе. Только он с северного склона, а я с южного. Считайте, что близкие родственники, — объяснил Ибрагимов.
Тобольский покачал головой, понимая, насколько с этими двумя парнями будет сложно. Шебутные, эмоциональные, но как специалисты достойные.
Когда все привели себя в порядок и перекусили, мы отправились на традиционное мероприятие перед вылетом — постановку задачи. Перед данным мероприятием Тобольский получил доклад о готовности. В нашем распоряжении на перебазирование оказалось много техники.
К 6:00 мы прибыли в класс предполётных указаний. Командир полка Бунтов уже сидел за центральным столом, рассматривая карту на стене. Напротив него за столом — замполит Виниров. Сергей Александрович излучал уверенность, статность и осматривал всех входящих оценивающим взглядом.
Его слегка скрученный кончик носа так и норовил кого-то «зацепить».
— Побыстрее, товарищи лётчики. У вас ещё много работы сегодня, — торопил нас Виниров.
— Не у вас, а у нас, — тихо сказал я замполиту, пройдя мимо него.
Виниров скривился. Если честно, начинает надоедать, что Бунтов и замполит слишком часто оговариваются.
Следом за нами появились и самолётчики. Смешанный полк — он на то и смешанный, что в нём «всего помаленьку».
— Товарищи офицеры, предлагаю начать, — объявил Бунтов, когда последний человек вошёл в кабинет. — Командирам эскадрилий, подразделений и должностным лицам доложить о готовности.
Сначала доложились связисты, инженерно-авиационная служба, тыл и командный пункт. Далее пришла очередь и командиров эскадрилий.
— Первая, — объявил Бунтов.
— Личный состав первой эскадрильи готов. В строю 4 Су-25 и 4 Су-17М4.
— Понял. Вторая, — обратился подполковник к Тобольскому.
— Вторая готова. К перелёту подготовлены 6 Ми-8, 8 Ми-24. 4 Ми-28 в стадии подготовки.
— Принято. Теперь третья, — повернулся Бунтов к следующему командиру эскадрильи.
В смешанном полку, которому предстоит перелететь в Латакию, техники много. Помимо эскадрильи штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков, а также нашего подразделения, Бунтову в подчинение дали эскадрилью МиГ-29/МиГ-23 и эскадрилью Су-24/Су-24М. Командование основательно подошло к вопросу решения проблемы в Сирии.
Осталось только понять, только ли с «Сирийской национальной армией» нам придётся столкнуться.
Задачу Бунтов поставил быстро, объяснив все тонкости и обозначив сроки перебазирования. Нашей эскадрилье определили выдвигаться двумя группами.
Сначала летит передовая команда в составе 4 Ми-24 и 4 Ми-8. Выполняет осмотр лётного поля и высаживает техсостав.
После постановки Леонид Викторович оставил меня и Тобольского, чтобы объяснить ещё кое-что.
— Я лечу с вами в передовой команде. Виниров остаётся здесь. Первое и самое главное — быстро определиться с возможностью приёма полосы.
— Если «бетон» плохой? — спросил Тобольский.
Бунтов пожал плечами.
— Задача стоит всех перебазировать. Мне командующий уже с пяти утра названивает и грозится на Родину отправить, — нервно покачал головой командир полка.
— Чагаев может, — сказал я, и Бунтов задумчиво посмотрел на меня.
Чтобы это значило, мне было неясно.
Следующим этапом был всеми любимый, приятный сердцу и душе, медицинский осмотр. И тут как никогда проявился горячий характер двух братьев по Нагорному Карабаху.
Как только Рашид вышел первым из кабинета врача, то на его лице всё уже было написано. Там девушка.
— Рубенчик, там такая спелая клубника. Волосы, глаза, губы…
— А нос? — спросил Хачатрян.
— Что нос? Ты что, ханым по носу выбираешь?
— И не только. Но вот если нос аккуратный, маленький. Такой кнопочкой, что хочется на него нажать… ай, Рашид, я вообще все предложения путаю!
Пока братья обсуждали красоту доктора, я решил их подвинуть.
— Командир, вы аккуратнее. Она «колючая» как дикобраз, но красивая, — предупредил меня Рашид.
— А ты где у неё колючки увидел? Куда уже успел залезть? Может ты ей не понравился? — возмущался Рубен.
— Эй, слушай, как я могу не понравиться?! Я когда к твоей сестре пришёл на прогулку позвать, что мне твой отец сказал?
— Пошёл отсюда. Восемнадцать исполнится, тогда и придёшь, — ответил ему Хачатрян.
— Вот! Это он мне шанс дал, поскольку оценил мою привлекательность и мужественное лицо.
Интересно эту братву слушать, но времени нет на эту миниатюру. Я открыл дверь и вошёл в кабинет. И тут всё стало понятно, почему Рашид говорил о «колючках».
Я моментально почувствовал стойкий мускусный аромат с нотками корицы.
За столом в белом колпаке и халате, мило зевая и прикрывая рукой рот, сидела Антонина Степановна Белецкая. Такая же красивая и собранная.
— Ну, здравствуй. Я вернулся! — не сдержал я улыбки.
Тося подняла голову и посмотрела на меня. Её глаза искрились от радости. В них были нежность и теплота, что меня определённо радовало. Она тоже ждала встречи. Медленно встав, она стянула колпак с головы.
— Здравствуй, Саша.
Но почему-то Белецкая медлила подойти ко мне, будто сдерживала себя. Только нижняя губа слегка вздрагивала. Ощущение, что хочет расплакаться.
— Как же я мог не приехать. Правда, не знал, что ты сейчас здесь. Гостинцев тебе привёз.
Я подошёл к ней и обнял за талию, притянув к себе ближе. Уткнулся в её волосы и втянул поглубже пряный запах её духов «Клеопатра».
— Я правда рада тебя видеть, но возможно, лучше бы тебе не стоило сюда приезжать. Когда ты был дома, мне было спокойнее за тебя. Здесь каждый вылет может быть в один конец. Я хочу, чтобы ты жил, несмотря ни на что. И без разницы со мной или без. Главное — живой.
— Не переживай. Всё будет хорошо. Я заговорённый, — попытался я приободрить Антонину, немного отстранившись и приподняв её голову за подбородок.
Её глаза, почему-то так быстро погрустнели. Такой расстроенной мне не нравится видеть Антонину. Мне больнее по душе, когда она бойкая и позитивная.
— Не грусти, а то попа не будет расти, — не сдержавшись, посмеялся я, но, видя как Тося напряглась, подобрался. — Кхм-кхм… Я офицер, и некоторые моменты от меня не зависят. Работа у меня такая, которую нужно принять. Не в моём характере отсиживаться в тёпленьком месте.
Вытер подушечкой большого пальца скатившуюся слезу с лица Антонины и поцеловал её в щёку. Когда приник к её губам, взаимного ответа на поцелуй не встретил. Она отстранилась от меня и села за стол.
— Не понимаю, зачем так расстраиваться. Будто кошка между нами пробежала. У тебя всё в порядке? — вздохнув, я провёл рукой по волосам.
— Главное, что у тебя всё хорошо. Давай давление померю.
— Ты на вопрос так и не ответила.
— Хочешь начистоту?
— Было бы замечательно.
— Поговаривают, что ты неплохо время в Торске провёл. Женщины красивые к тебе домой захаживают.
Вот оно что! Похоже, что жена Кеши, уважаемая Лена Петрова, отправила весточку своей подруге. А может, они созвонились. Возможности есть.
— Молчишь? Чего не оправдываешься? — продолжила Тося.
— А чего оправдываться?! Что ещё говорят?
— Что ты бабник. Как минимум целовался с бабой расфуфыренной. Маникюр, платье, все дела! Явно пришла к тебе не с почтовыми газетами. Не то чтобы для меня информация новая. Ты и раньше был таким. Но мне казалось, что ты изменился.
— Чего она там видела?! Ворвалась моя бывшая, чё то там сказала, и я её выгнал. У меня ничего с ней нет. Какие ко мне вопросы?
Ещё несколько минут мне понадобилось, чтобы успокоить Тосю. И вроде Белецкая быстро отходчивая, но здесь случай особый.
— Какие вопросы?! Ладно, ты же начистоту хотел… Раньше у тебя были проблемы по службе. Ты был на плохом счету. Постоянно куда-то влипал. А потом всё резко изменилось. В особенности с появлением в твоей жизни дочки Чагаева. Ответь мне честно, ты с Кристиной встречаешься, чтобы по карьерной лестнице двигаться? Мне же тоже нужно знать у тебя с Чагаевой эти нездоровые отношения временное явление или продолжатся на постоянной основе…
Заданный вопрос был неожиданным, хоть и резонным. Я даже уверен, что её навели на эту мысль. Однако неприятно. Думал, что она меня нового успела узнать. Знаю, что во многом сейчас в Антонине говорит ревность, и пока она не остынет, смысла её переубеждать нет.
— Здраво рассуждаешь. Всегда знал, что ты умная женщина.
Белецкая набрала в рот воздуха и тут же захлопнула, покраснев.
— А со мной тогда почему?
— Ты же медик. Для здоровья, — сказал я, встав со стула.
— Значит, я тебе не нужна?
— Нужна. Только ты в это не веришь, — ответил я, поправил воротник и пошёл к двери. — Самочувствие хорошее. Предполётный режим не нарушал.
Выйдя в коридор, обнаружил, что все подчинённые стоят молча и не смотрят в мою сторону.
— Не задерживаемся. Время вылета никто переносить не будет, — сказал я и пошёл по коридору на выход.
За спиной послышались быстрые шаги. Я повернулся и увидел быстро приближающегося Иннокентия Петрова.
— Сан Саныч, подожди. Надо поговорить, — догнал он меня.
— Давай.
— Ты… короче, я всё слышал, — сказал Кеша, виновато опустив голову.
— Подслушивал?
— Да нет. Просто близко к двери стоял.
— Угу. Ну вот тогда ответь мне на один вопрос: — почему люди, которых я считаю друзьями и впускаю в свой дом, мало того что выносят всё происходящее вовне, так вдобавок искажают информацию?
Кеша подошёл ближе, чтобы говорить почти шёпотом.
— Ты на Ленку не обижайся. Она ж что увидела, то и сказала. Хотела как лучше…
— А получилось, как всегда. Ладно, в тебе я не сомневался. Ты на медосмотр иди. Потом на вертолёт сразу, — ответил я и пошёл в сторону стоянки.
— Сейчас Антонине всё скажу. Она поймёт… — крикнул он мне вслед.
Подойдя к стоянке, начал наблюдать за работой инженерного состава. Техники продолжали подготовку, а водители спецтранспорта только и успевали перемещаться от одной машины к другой.
Тобольский уже был здесь. Он стоял напротив одного из Ми-8 и просматривал наколенный планшет.
— Медицину прошёл? — спросил Олег Игоревич.
— Так точно.
— У нас сегодня много работы. Предложения есть?
— Предлагаю мне идти парой Ми-28 впереди. Интервал минута. Следом пара Ми-24, а далее все остальные.
Тобольский кивнул и закрыл планшет. Заместитель по инженерно-авиационной службе доложил о готовности всей техники, в том числе и Ми-28. Получив оружие, боеприпасы, аптечки и экипировавшись, начали принимать наши вертолёты.
Мы с Кешей подошли к нашему Ми-28, где нас уже встречал прапорщик Кузнецов. Тут же Петров смылся, как он сказал, по острой нужде.
Иван Акимович — каноничный техник. Этакий хранитель традиций инженерно-авиационной службы. Лет ему уже за 50, а он всё служит. Невысокого роста, лицо круглое, нос «картошкой».
— Акимыч, как аппарат? — спросил я у нашего штатного техника, пожимая его мозолистую руку.
— Тёпленький. Сам в полёт просится. Первым пойдёшь, Сан Саныч? — спросил у меня Кузнецов, следуя рядом со мной во время осмотра.
— Да, — кивнул я, проверяя рулевой винт.
Закончив осмотр, я быстро поправил «лифчик» и готовился занять место в кабине вертолёта. Но кое-кто нас задерживал.
По-прежнему на горизонте не появлялся Иннокентий.
— До вылета 15 минут, — посмотрел я на часы.
Акимович угостил меня хлебными соломками. Я не отказался. Тем более что это лакомство в Союзе было любимым многими.
— Ммм! Сладкая, — оценил я.
— Да. Перед командировкой только такую нашёл в магазине.
У Акимовича уже соломка заканчивалась, а Петрова всё не было.
Командир полка Бунтов приехал и сел в вертолёт. Зато Иннокентий отсутствовал.
— Сан Саныч, по-моему, вы один полетите, — сказал Акимович.
Тут и появился «блудный сын полка». Кеша бежал по стоянке с вещмешком, перекинутым через плечо, громыхая сильнее всех на аэродроме.
— Командир, виноват. Я просто… — запыхался Петров, но я его решил не слушать.
— В кабину. Там поговорим.
Быстро заняли свои места и начали запускаться. Вспомогательная силовая установка загудела. Эфир стал наполняться запросами от экипажей на запуск.
Пришло время запускать двигатели, и я показал жестом Акимовичу два поднятых пальца.
— Запуск правого, — произнёс я по внутренней связи.
— Понял, правого, — ответил Кеша.
Двигатель начал запускаться, а несущий винт стронулся с места и продолжил быстро раскручиваться. Вертолёт начал оживать.
— Саныч, я ж тебе говорю — просто… — начал мне говорить по внутренней связи Кеша.
— Что ты «просто»? Опять еду искал?
— Саныч, я рюкзак нашёл. Там даже водку никто не тронул. Его экипаж Ил-76 у руководителя полётами оставил.
— И почему же ты его сразу не забрал, когда мы на вертолёт шли? — спросил я.
Небольшая пауза, во время которой начали запускать левый двигатель.
— А так можно было?
Ох уж этот Кеша!
— Вот ты чуть боевую задачу не сорвал. А ты знаешь, что за это бывает? — спросил я, желая немного взбодрить Иннокентия.
— Ничего хорошего, верно?
Блин, он ещё и сомневается!
— Если не знаешь, записывай. Короче, за такое нас бы с тобой поставили в «позу Ромберга», заставили выйти в позицию «плачущего дельфина», а закончили бы исполнением «позы бегущего египтянина». И всё это в окопе для стрельбы, стоя на лошади. Понял?
— Понял.
Руководитель полётами дал разрешение вырулить для взлёта. Следом за мной выруливал и ведомый Хачатрян. И только после них выдвинулась остальная группа.
Все выстроились на рулёжке, поскольку полоса была занята. Оттуда готовилась уходить на «работу» пара МиГ-29. На другой рулёжке готовились занять исполнительный старт и МиГ-23БК сирийских ВВС. Подвеска у них серьёзная — 6 бомб калибра 500 кг.
Истребители на полосе начали «коптить», отбрасывая назад выхлопные газы.
— Внимание! Паашли! — прозвучал в эфире голос ведущего пары МиГ-29 и самолёты начали разбег по полосе.
Быстро разогнались и оторвались от бетонной поверхности. Тут же следом на полосу вырулили и МиГ-23БК.
— Бомбить летят? — спросил Кеша.
— Причём, нормально бомбить, — ответил я.
Истребители-бомбардировщики взлетели, и пришло время занимать полосу нашей группе. Заняли место для взлёта. Развернулись против ветра. Контрольная карта перед взлётом зачитана.
— 201-й, мы готовы, — доложил я в эфир Тобольскому.
— Понял. Мы следом. Готовы.
Теперь можно и взлетать.
— 210-й, внимание. Взлёт, — произнёс я в эфир и начал поднимать рычаг шаг-газ.
Вертолёт поднялся над бетонной поверхностью. Спокойно завис. Всё на борту в норме, управление в порядке. Хачатрян оторвался следом и тоже завис над полосой.
— Внимание! Паашли! — скомандовал я и отклонил ручку от себя.
Только мы набрали скорость, как начали выруливать на полосу остальные вертолёты.
— Саныч, а у меня вопрос. «Поза бегущего египтянина» это как? — уточнил у меня Кеша, когда мы заняли курс в сторону Латакии.
— Это больно, Кеша. Очень больно, — ответил я.