Спрятаться от сирийского солнца было сложно. Пришлось расположиться рядом с вертолётом, укрывшись в его тени. Когда с тобой в экипаже Кеша Петров всегда есть что покушать. Уж насчёт еды, Иннокентий заботится постоянно. Как и подобает «праваку».
— Вот! Перед вылетом урвал, — вытащил Кеша из грузовой кабины небольшую коробку.
Это были сухие пайки, которые я неоднократно видел в Афганистане.
— Кеша, чтоб тебя так всегда кормили! Ты где разжился «Эталоном номер 5»? — обрадовался Хавкин, увидев содержимое коробки.
— Я знаю волшебные слова, — ответил Петров.
В состав сухого пайка входили различного вида консервы, чай, кофе и сахар. Также нашему «добытчику» удалось достать и шоколадку «Алёнку». На такой жаре не самое лучшее лакомство.
А вот концентрат супа с макаронными изделиями очень «понравился» нашему бортовому технику. Особенно когда он после приёма пищи искал туалет.
Когда солнце начало клониться к закату, я решил проведать Тосю. На входе в палаточный госпиталь меня сирийцы не остановили. Но и внутрь мне не пришлось заходить.
Антонина сидела на небольшом ящике рядом со входом и устало смотрела в землю.
— Ты как? — присел я рядом с ней и приобнял.
Но Тося не ответила. В её хрупком теле такое ощущение, что закончились силы. Всё, что она могла — смотреть перед собой и не моргать.
— Много сегодня операций. Половина солдат останется инвалидами. Ещё троих отправили в Дамаск. Один из них там и скончался. Короче, ещё один день на войне, — тихо сказала Тося.
Она глубоко вздохнула и прижалась ко мне сильнее.
— У тебя что нового?
— Слетал, прилетел, сидим и ждём команды.
— Текучка, верно? — уточнила Белецкая, и я подтвердил её мысль. — Саш, а что там насчёт свидания? Ты ведь обещал куда-то меня свозить.
— Ну, так обещанного три года ждут.
Тося закатила глаза и ткнула меня в бок.
— Так и знала.
— Обязательно свожу. Но в ближайшее время не получится.
— А мне сон приснился ночью. Я вышла из нашего женского модуля в Думейре, а ты для меня построили очень красивый дом. Большой, как терем на Руси. А я радостная забегаю к девочкам и хвастаюсь. Мол, теперь все будут жить в модуле, а я в отдельном доме. Странный сон…
Из палатки выглянула ещё одна медсестра, чьё лицо было сильно взмокшим.
— Антонина, там Борисыч зовёт. Ещё одна операция сейчас будет, — сказала девушка и скрылась внутри.
— Мне пора, — сказала Тося и, поцеловав меня, зашла в палатку.
Я же продолжил сидеть и переваривать сон, который приснился Антонине. Знать бы ещё, что он означает.
— Это типо намёк, чтоб я женился на ней? — проговорил я вслух.
И, похоже, меня услышали.
— Сон был с четверга на пятницу, — послышался из палатки голос Антонины.
Ну, точно на свадьбу намекает! Согласно приметам, сон с четверга на пятницу вещий. Похоже, что не отвертеться мне теперь.
Ночь, которую нам предстояло провести в вертолёте, была спокойной. Храп Иннокентия, от которого трясло всю грузовую кабину вертолёта не в счёт. Да и доносившиеся выстрелы и редкие взрывы с севера Идлиба тоже.
Я долго смотрел сквозь открытый иллюминатор, лёжа на лавке вдоль одного из бортов. Яркая луна буквально слепила своим светом, не давая спокойно заснуть.
— Саныч, я всё понимаю, но не до такой же степени. Он же не даёт мне и вам, уважаемому человеку, спать, — проворчал Хавкин, поднявшись с матраса, расстрелянного на полу грузовой кабины.
Кеша продолжал рычать на всю грузовую кабину и не собирался снижать громкость.
— Всё решается очень просто, Миша.
Взяв подушку, я запульнул её в Кешу.
Петров громко застонал. Потянувшись, он взял кинутую мной подушку. После этого медленно, перевернувшись набок, засунул её между ног.
Тут же «тигриный рык» Петрова стих.
— У тебя пятнадцать минут, чтобы уснуть. Спокойной ночи, — сказал я и перевернулся набок.
— Вот это уровень! — восхитился Хавкин и лёг на матрас.
С первыми лучами солнца началось движение на площадке. Причём задвигались все — и мы, и сирийцы.
Причина была простой — удар по командному пункту состоялся.
Теперь осталось эвакуировать группу Ивана. В течение часа мы сидели в готовности к вылету. Кеша места себе не находил и постоянно поправлял носимый аварийный запас. Хавкин откуда-то достал семечки и старался не думать о предстоящем вылете.
В это время к вертолёту подошёл Тобольский.
— Саныч, второй Ми-28 встал. Гидростистема в отказе. Как ты говоришь, дерьмо случается? — спросил Олег Игоревич.
— Да это уже не дерьмо. Тут в пору и арктического зверька вспомнить. А что сирийцы? — уточнил я.
Тобольский только развёл руками.
Вертолёты наших союзников в данный момент запускались и начинали разлетаться по своим задачам. Так что нам нужно было решать проблемы своими силами.
— Тогда готовим второй Ми-8? — спросил я.
— Другого варианта нет. Уже дал команду. Идём парой «восьмёрок». Я ведущий, ты ведомый, — ответил Тобольский.
Ситуация совсем плачевная, но и не лететь мы не можем.
Из своей палатки к нам приковылял Сопин и объяснил, откуда забирать группу.
— Игорь Геннадьевич, сейчас мы уже скрытно не подойдём. В этом районе очень много боевиков, — отметил я.
— Знаю. Ваши предложения? — спросил Сопин.
— Передать группе выйти сюда, — показал я на точку в глубине хребта Джебель-Ансария.
— Это горный массив. Там сесть будет сложно, — ответил Тобольский.
— Там есть седловина и подъём не самый большой. Группе несложно будет забраться, — предложил я.
Мы переглянулись с Тобольским и ждали ответа Сопина. Подумав, он согласился.
— Рисково, — сказал Игорь Геннадьевич.
— Значит будем рисковать. Ми-8 заберём тот, что вчера прилетел с грузом и личным составом. Готовимся, — сказал Олег Игоревич и пошёл в направлении своего Ми-8.
Сопин пожелал мне удачи и отправился к себе.
На вертолёт Тобольского уже подвешивали блоки с НАРами и ставили кормовой пулемёт. Сирийские техники не оставили нас в беде и оперативно организовали подвеску.
— Саныч, такое себе прикрытие в лице «пчёлки», — сказал Хавкин, продолжающий лузгать семечки.
— Какое есть. Или предлагаешь сольный проход выполнить? — спросил я и Миша замотал руками, рассыпав семечки на землю.
Из палатки Сопина выскочил один из офицеров и помчался в нашу сторону.
— Воздух! Воздух! — кричал он, бегом несясь к нам с картой в руках.
— Запускаемся, — дал я команду и запрыгнул в грузовую кабину.
Вспомогательная силовая установка загудела, пока нам объясняли план эвакуации. Однако, вести от помощника Сопина были не самые хорошие.
— Здесь. Это северная часть хребта Джебель-Ансария. Квадрат 7-14 по улитке 5. Командир группы сказал, что будут там.
Кеша быстро взглянул на карту, пока я запускал левый двигатель.
— Это в самой гуще позиций противника. Мы им буквально на голову сядем, — сказал Петров.
— Группа не выйдет в точку, что вы указали. Буран в окружении и ведёт бой, — назвал сотрудник Сопина позывной командира группы спецназа.
— Они в окружении? — уточнил я.
— Да. Связь с ними сейчас не работает. Так что изменить точку эвакуации мы в любом случае не сможем. Надо забирать только отсюда, мужики, — настоял офицер Сопина.
— 2-й, готовность к взлёту, — запросил у меня Тобольский в эфир.
— 4 минуты, — доложил я.
Петров быстро рассчитал курс и время полёта.
— С учётом оставшегося времени запуска, будем через 12 минут.
Надо решать сейчас. Хотя… чего тут решать?!
— Сделаем. Готовимся к взлёту, — сказал я и передал новые координаты Тобольскому.
Офицер Сопина кивнул и пожал мне руку.
— Понял. Удачи, мужики, — сказал он и вылез из кабины.
Я посмотрел по сторонам в надежде, что хоть медика нам пришлют на борт. Но никого не видно.
— 2-й, к вам медик бежит. Дверь не закрывай, — услышал я в плотном эфире команду Тобольского.
Хавкин быстро поднялся с места и пошёл встречать нашего пассажира. Вертолёт продолжал покачиваться, но процесс запуска ещё не был завершён.
— Справа готов, — произнёс Кеша по внутренней связи.
— Слева готов, — ответил я.
Тут на сидушку посередине сел и Хавкин.
— Медик на месте. Дверь закрыта. Показания приборов норма. Готов, — доложил Миша.
— 202-й, готов к взлёту, — доложил я в эфир.
— 2-й, внимание, паашли! — скомандовал Тобольский, и мы синхронно оторвались от площадки.
Вертолёт слегка качнуло, но быстро получилось его сбалансировать. Ручку управления отклонили от себя, и мы начали разгон на предельно малой высоте. Наш Ми-8 только начал разгоняться, а Олег Игоревич был уже впереди нас.
— Курс 340°, прибор 200, — проговорил я в эфир предложенные расчёты Иннокентием.
— Подтвердил, — ответил нам Тобольский.
Радиообмен в наушниках был плотный. Судя по всему, правительственные войска при нашей поддержке решили нанести мощный удар по мятежникам. По горизонту видно, как поднимается настоящая стена пыли и песка вперемешку с разрывами от бомб и снарядов.
— Цель подтверждена. Выход на боевой разрешил, — командовал экипажами оператор с борта Як-44.
— Тарелочка, 812-й, принял. Главный включил. Внимание, сброс! — докладывали кто-то из экипажей, наносящих удары по объектам противника.
В это время мы преодолевали очередной рубеж на пути к точке эвакуации группы спецназа. Ещё минута и мы будем над территорией, которую контролируют боевики.
— Влево уходим, — произнёс в эфир Тобольский, отворачивая Ми-8 в сторону хребта.
Не прошло и нескольких секунд, как мы ощутили на себе присутствие на земле противника. Тут же по нам начали бить крупным калибром. Попаданий удалось избежать.
— Отстрел! Вижу пуск! — подсказал я, снижаясь к небольшой сопке.
Послышался звук отстрела тепловых ловушек, а в зеркале заднего вида были видны вспышки.
Дымный след от ракеты ПЗРК расчертил утреннее небо. Сама же ракета ушла в сторону, не достигнув цели.
— Ниже жмёмся, — дал команду Тобольский, прижимая вертолёт к земле.
Давно так не приходилось «стричь траву» на Ми-8. Поверхность земли уже близко. Задатчик опасной высоты пришлось переставить на 5 метров, но он всё равно периодически давал о себе знать писком в наушниках.
В кресле сложно усидеть от такого напряжения внутри.
— Вправо уходим! — скомандовал Олег Игоревич.
Очереди из крупнокалиберных пулемётов становились всё чаще и чаще. Дважды в нашем направлении пускали ракету ПЗРК, но мы успевали прикрыться за складками рельефа местности.
— 12 километров до расчётной точки, — подсказал Кеша.
— Буран, Буран, я 201-й, иду к вам. Готовьте встречу, — запросил командира группы Тобольский.
— 201-й, понял. Пока вас не видим, — ответил Иван.
Судя по голосу, парень сильно устал, но с трудом скрывает радость от предстоящей эвакуации.
— 201-й, вижу вас. Побыстрее. У нас два 300. Тяжёлые.
Прошли ещё между двух сопок. Очередной обстрел с земли, но пули только слегка задели фюзеляж. Несколько ударов пришлись на правый борт кабины, но внутрь не прошли.
— 7 километров. Вижу просеку. Готовлю площадку, — доложил Тобольский и начал отворот вправо, чтобы выполнить облёт.
Опасно кружить сейчас над площадкой, но не прикрыть спецназ нельзя.
— Вираж вправо, — ответил я и начал разворачиваться от большой скалы слева.
В блистер начали попадать не только насекомые, но и сухая трава. До поверхности земли совсем немного, что щекочет нервы всем.
Выйдя из разворота, я заметил, как Тобольский пускает НАРы, резко выходя из атаки.
— Много бармалеев. Буран, я 201-й, обозначьте себя, — сделал он очередной манёвр.
— Ведём бой. Накрыли! — перешёл на крик командир группы.
— 2-й, забираем сейчас. Очень быстро, — дал команду Тобольский.
— 1-й, понял, — ответил я, развернув вертолёт в направлении просеки.
Заходить нужно с ходу, чтобы как можно меньше быть перед боевиками.
— Слева бьют! — громко сказал Кеша, когда одна из пуль пробила его блистер.
Я начал гасить скорость. Двигатели загудели, а сам вертолёт начал затормаживаться. Внизу была видна большая поляна, на которой залегли несколько человек, занявшие круговую оборону.
— Буран, я 202-й. Сажусь рядом, — произнёс я в эфир.
Уходить парням некуда. Со всех сторон из лесопосадок стреляют боевики, не давая им опомниться.
Тут же над головой пролетел вертолёт Тобольского, ударив по одной из лесополос НАРами. Несколько разрывов и вверх моментально начал подниматься серый дым.
— Высота 40, скорость 50, — проговаривал по внутренней связи Иннокентий, пригибаясь в своём кресле.
— 2-й, подходят ещё. Захожу на повторный, — произнёс в эфир Олег Игоревич.
Краем глаза я заметил, как из леса выехали несколько автомобилей и начали стрелять. Несколько попаданий пришлись в правую сторону. Вертолёт начало сильно трясти.
Град попаданий по вертолёту был мощным. Такое ощущение, что стальные комары впиваются в обшивку фюзеляжа. Совсем немного осталось до посадки.
Но для нас было уже поздно.
— Пуск! Слева пуск! — услышал я в эфире громкий крик Бурана.
Мощный удар в левый борт и вертолёт начало закручивать. Кабина начала вращаться, как и пространство за ней.
Горы, лесопосадка, степь — всё слилось в одно целое.
Я помнил, что слева от нас были скалы. Мощности двигателей ещё хватает. Ещё совсем немного нужно дотянуть, и будет возможность перелететь вершину.
— Двигатель! — услышал я крик Хавкина.
Продолжала мигать лампа отказа левого двигателя, а наш Ми-8 слегка провалился. Ещё один мощный удар и кабину заволокло дымом.
Но пока вертолёт управляется.
— 1-й, горим. Иду на вынужденную, — доложил я.
РИта вовсю уже кричала об отказах генераторов постоянного тока.
В остеклении кабины были видны лишь огромные каменные валуны. Мы падали на скалы!
Правая педаль уже на упоре. Запас по мощности был практически исчерпан, рукоятка рычаг шаг-газ уже практически подмышкой.
Такого воя, исходящего от двигателей, я не слышал никогда.
Будто несколько десятков собак заскулили от боли одновременно.
В горле моментально пересохло, а дыхание перехватило. И в ушах продолжал говорить женский голос.
— Отказал первый генератор. Отказал второй генератор.
Сейчас будет провал оборотов несущего винта.
— 2-й, скала! Заденешь, — раздался крик Тобольского в эфире.
А у меня в голове только одна фраза — садись. Да куда ж садиться! Боковым зрением я увидел, как Иннокентий буквально вжался в свою правую чашку. А Миша Хавкин схватился за боковые стойки.
Все ждали удара о скалы. И они были уже совсем близко.