Сирийский рубеж 2

Глава 17

Меня всегда поражала способность некоторых людей моментально становиться придурками.

Как раз таки этот персонаж проявил максимальное усердие в этом деле.

— Вы не поняли?! — вновь услышал я крик вошедшего к нам.

Странное поведение. Обычно с теми, кто управляет летательным аппаратом, так не говорят. Особенно, когда мы летим на предельно малой высоте и в Сирии во время гражданской войны.

— Посадку нужно выполнить на аэродроме северо-восточнее Идлиба. Хербет-Тейсар его название. И это не обсуждается! — продолжал ставить задачу полковник.

Я посмотрел на Кешу, но тот только пожал плечами. А тем временем позади остался и Масьяф, и хребет Джебель-Ансария. И чем дольше мы будем думать, тем дальше будет от нас Идлиб.

— Кеша, возьми управление. Держи курс на Хаму, — сказал я по внутренней связи, выбрав направление на одну из сирийских авиабаз поблизости.

— Нас там не ждут, — тихо сказал Петров, взяв ручку управления.

— Запросимся чуть позже.

— Понял. Управление взял.

Вертолёт слегка качнулся влево-вправо и, встал на нужный курс.

Я снял шлем и повернулся к вошедшему офицеру. На его форме красовались погоны полковника. Лицо весьма надменное, ноздри медленно сужались и расширялись. А сам он деловито постукивал пальцами по плечу бортового техника Виктора.

— Товарищ полковник, в районе города Идлиб идут бои. Работает авиация. Выполнять полёт в тот район небезопасно, — повернулся я и громко сказал, перекрикивая шум в кабине.

— Вам поставлена задача. Вы…

— Я — командир вертолёта, а не вы. Мне нужно поговорить с генералом. Виктор, обеспечь мне связь, — дал я команду бортовому технику, и Витя начал вставать с места.

Но перед ним ведь был полковник! Он не хотел уступать проход.

— Займите своё место, — возмутился полковник.

И где таких делают?! Такое ощущение, что он не понимает всей серьёзности. Может её и не понимает Чагаев. Но ведь он — командующий ограниченным контингентом советских войск в Сирии. Обстановкой должен владеть. Либо до него её довели неправильно.

Виктор посмотрел на меня, будто спрашивая, что делать дальше.

— Товарищ полковник, вы мешаете безопасному выполнению полёта, — перекричал я шум в кабине.

Виктор всё же просочился к Чагаеву. В это время я уже надел шлем и ждал, когда генерал выйдет на связь.

— Что случилось? — сухо спросил Василий Трофимович.

— Товарищ генерал, в Тейсар лететь небезопасно. Наша авиация выполняла боевые вылеты именно в тот район, и он уже может быть занят сирийской национальной армией. Маршрут не прорабатывался, а у противника могут быть комплексы ПВО малой дальности.

— Мне нужно попасть на передовой командный пункт, который находится на базе в Тейсаре, — ответил Чагаев.

Я взглянул на Кешу, но тот помотал головой. Если мой лётчик-штурман сомневается, значит он уже просчитал примерные риски. И они слишком большие.

— Товарищ генерал, идёт наступление противника. Наша авиация наносит удары.

Молчаливая пауза со стороны генерала начала затягиваться. А тем временем в эфире уже был слышен голос диспетчеров с ближайшего аэродрома Хама.

— Александр Александрович, посадка нужна в Тейсаре, — ответил Василий Трофимович.

— Принял.

Я забрал управление у Кеши и передал Хачатряну, чтобы он следовал за мной. Бортач Виктор вернулся в кабину и занял своё место.

— Можем говорить, — произнёс он по внутренней связи.

Кеша быстро сообщил мне курс, и я медленно начал отворачивать в сторону авиабазы Тейсар. Ориентиров в этой пустынной местности немного, если не считать нескольких дорог и холмов.

— Вот над этой дорогой, — показал Петров рукой на серую полоску асфальта, ведущую на северо-восток.

— Понял, так и пойдём, — ответил я, занимая нужный курс.

Ветер слегка сносит в сторону, а солнце продолжает припекать через блистер. И никакого кондиционера. Да, есть вентиляторы, которые способны только на то, чтобы гонять горячий воздух.

— И что генералу там нужно? — спросил Иннокентий, утирая лицо от пота.

— И почему так резко решили изменить маршрут? — поинтересовался Виктор.

— Много непонятного. Так никто не ставит задачу на перелёт, — ответил я.

Пока мы приближались к ещё одному аэродрому Абу-Духур, вертолёт периодически качался на восходящих потоках. Из грузовой кабины то и дело кто-то заглядывал к нам. Ми-28 следовали рядом, держа нас между собой.

— 10-й, остатки в группе? — запросил я.

Поочерёдно Хачатрян и его ведомый доложили количество топлива. Судя по цифрам, сильно далеко нам улететь не получится.

— До высоты 488 осталось 10 километров, — доложил Кеша.

— Понял, — ответил я, отвернув на Запад. — Влево уходим.

Крайние слова произнёс в эфир, чтобы наш «эскорт» был готов к манёвру.

— Принято, — ответил Хачатрян.

Резко снизились к песчаной земле, облетая очередную невысокую сопку. Ми-28 держали дистанцию и не отставали.

Теперь мы летели у самой земли, поднимая вверх пыль и камни. Но тут уж, чем ниже летаешь, тем дольше летаешь.

— Слева деревня. Надо обойти, — подсказал Кеша и я сразу отклонил ручку управления вправо, скрывшись за небольшой грядой холмов.

Ещё один манёвр, и вновь приходится следовать в стороне от населённого пункта.

Конечно, маскировка у нас слабовата. Три вертолёта в пустыне видны издалека. Так что приходится использовать каждый холм, низину и сопку, чтобы скрыться. И всё это в условиях, когда столь противная капля пота сползает на кончик носа.

Через несколько минут показался и центр мухафазы Идлиб. Одноимённый город со стотысячным населением не был в огне и дыму. Всё было спокойно. Но на горизонте в районе Алеппо и далее на север были видны столбы дыма. Война уже совсем близко.

— А эти куда? — спросил Кеша, наблюдая, как по дорогам из Идлиба движутся колонны машин.

И это были не беженцы.

— Передислокация? — нагнулся Виктор через центральный пульт к остеклению кабины.

— Почти. Есть другое слово, — сказал я.

По нескольким дорогам на юг к базе Абу-Духур двигались колонны бронетехники и грузовых машин. И скорость у них была не маленькой. С некоторых, как я заметил, по ходу движения даже флаг Сирии слетел.

— Драпают, что ли?! — удивился Кеша, взглянув на меня.

— Похоже на то, — выдохнул я.

Дверь в кабину вновь открылась, и позади Виктора появился взмокший Чагаев. Куртку от лётного комбинезона он снял, оставшись в футболке. Василий Трофимович похлопал бортового техника по плечу, и Витя уступил генералу место, передавая гарнитуру.

— Это всё из Идлиба? — спросил Чагаев.

— Да. Слева город и колонны двигаются оттуда, — ответил я.

— Мы можем сесть в Абу-Духур? — похлопал генерал своей мощной ладонью Кешу и посмотрел на меня.

— Да. Можем запросить посадку в Духуре, — произнёс я.

— Запрашивай.

Выполнить запрос на посадку в Абу-Духур было несложно. Придумать повод для внеочередной посадки можно. Тем более что с диспетчером этого аэродрома надо было связаться чуть раньше, чтобы запросить пролёт.

О пассажирах на борту я не сказал. На всю Сирию говорить, на чём летит советский генерал не стоит. И его подставим, и сами станем мишенью.

— Духур-контроль, 202-й, «точку» наблюдаю. Место посадки подскажите, — запросил я у дежурной смены на арабском.

— В район первой рулёжки. Оттуда руление на стоянку.

При первом взгляде на лётное поле очень сложно понять, на какую именно стоянку. На базе много МиГ-23, Су-22 и несколько «ветеранов» МиГ-21.

И где в самом конце имеется угол с мирно стоящими Ми-24 и парой Ми-8. Но охраны у этих вертолётов многовато.

— 10-й, посадку за мной рассчитывайте, — дал я команду Хачатряну.

— Понял. «Точку» тоже наблюдаю, — ответил в эфир Рубен.

Как только вертолёт коснулся бетонной поверхности рулёжки, меня вновь позвал Чагаев.

— Пускай диспетчер доложит, что прибыла делегация из Мезза, — сказал генерал и вышел в грузовую кабину.

Надо так надо.

Я произнёс в эфир ту информацию, о которой сказал генерал. Было недолгое молчание, а затем диспетчер активизировался.

— Сейчас. Уже. Всё организованно, — затараторил он.

На стоянке нас встретил один из сирийских техников и показал место для выключения. Следом зарулили и наши вертолёты сопровождения.

Как только винты остановились, пассажиры начали выходить. И тут как раз подоспел и кортеж из японских и английских внедорожников.

Я к этому времени вышел из кабины экипажа и смог услышать, как встречают нашего генерала.

— Мы вас ждали в Тейсаре, — улыбался Чагаеву сирийский генерал.

— Только вы сами не в Тейсаре, — сказал Василий Трофимович.

— Ну не будем об этом, мой друг. Прошу вас, — предложил сирийский военачальник Чагаеву пройти к машинам.

Делегация уехала в направлении нескольких зданий, расположенных за арочными укрытиями. Мы же остались на жаре. И ведь от вертолёта не отойти.

База незнакомая, а значит можно потом чего-нибудь недосчитаться на борту по прилёту. Особенно это касается Ми-28, у которых боевая зарядка с мощными управляемыми ракетами и блоками НАР. И как раз с ними случился конфликт.

Пока я снимал с себя снаряжение, рядом с Ми-28 Хачатряна прибавилось людей. Двое сирийцев что-то показывали и рассказывали моим подчинённым. А горячие парни Рубен и Рашид жестикулировали весьма размашисто.

— Саныч, там что-то намечается, — сказал мне Кеша, когда я сидел на стремянке грузовой кабины.

Рубен только что показал дулю сирийцу.

— Международный спор? — улыбнулся я.

И после моих слов Рашид оттолкнул одного из сирийцев.

— Не-а. Там международный конфликт, — ответил я и направился в гущу событий.

Рядом с Ми-28 спор разгорелся не на шутку. Особенно были хороши два сирийца.

— Эй! Не надо мне говорить, что я неправильно по-русски говорю. Меня казахи учили. Они русский хорошо знают, — возмущался один из местных.

— Слышишь, я тебе говорю, значит так оно и есть. Как тебя мог казах учить русскому? — спрашивал у него Рубен.

— Очень просто. Это же легче «вспотевшей картошки», — отвечал ему другой сириец.

— Эй, кто тебя учил таким пословицам?! «Паренная репа» говорят, а не картошка! — добавлял масла в огонь Рашид.

Только два сирийца могут так неправильно говорить наши пословицы.

— Хачатрян и Ибрагимов, спокойствие! — громко сказал я.

Все повернулись в мою сторону. В этот момент сирийцы обрадовались моему появлению. Те самые братья Аси и Диси во всей красе.

— Аль-каид Искандер! Вы будто… этот… «легковес на похоронах», — улыбался мне Асил.

Его брат хлопнул себя по лбу, а Рашид с Рубеном зацокали.

— Надо говорить «лёгок на перине», — поправил его Хачатрян.

Мда! Ещё кого нужно учить поговоркам.

Двое сирийских братьев тепло меня поприветствовали и рассказали, что происходит у них в данный момент.

— Армия отступает. Предателей всё больше и больше. И чем дальше, тем меньше остаётся генералов и офицеров, верных Верховному главнокомандующему, — объяснил Диси.

Братья сегодня летали в сторону Идлиба на прикрытие эвакуации сбитого лётчика. Итог — чуть было сами не остались там. Ещё лётчик в плен попал.

— А там участь его незавидная, — покачал Асил головой.

— И что делают? В яму сажают? — поинтересовался Ибрагимов.

— Брат, тут не яма. Это ж гражданская война. Пытки, издевательства и… дальше не хочу говорить, — добавил Рубен, а сирийцы закивали в этот момент.

— Живым не возвращают. Ещё и на камеру снимают. Всё, как и у вас в Афганистане было, — ответил Аси.

Вот так и вчерашние братья по оружию. Наверняка такие зверства на совести душманов. Но тогда почему бывшие солдаты сирийской армии это позволяют?

— А чего тогда армия отступает? — спросил я, на что Диси развёл руками.

— Я порой сам не понимаю приказов. Может с вашей помощью, что-то да изменится.

И почему все всегда на кого-то надеются? Согласен, что наши солдаты в Сирии выполняют приказ и всегда помогут. Но просто взять и воевать вместо вооруженных сил, только потому что Асад — наш друг, неправильно в корне.

— При всём уважении, Джанаб, но мы не можем быть сирийцами больше, чем сами сирийцы.

— Да уже то, что вы и ваш командующий здесь — хорошо.

Вдалеке показался тот самый кортеж машин, который вёз Чагаева. Не так уж и долго он находился в Абу-Духур. И это наводит на мысль, что разговора не вышло.

Я показал Рубену и Рашиду, что нужно занимать места в кабинах. Машины ехали быстро, поэтому и нам нужно было торопиться с запуском.

Попрощавшись с братьями, я вернулся к Ми-8 и стал ждать команды генерала на запуск. Кеша передал мне снаряжение, которое я быстро надел, пока машины подъезжали к вертолёту.

— Запускайтесь, Клюковкин, — крикнул мне полковник из «свиты» генерала, выйдя из машины.

Сам же Чагаев вышел из машины с весьма недовольным лицом. Не доходя до вертолёта, он успел обменяться мнениями с одним из своих помощников и тем самым сирийским коллегой, который его встречал.

— Это не война, Муниб. Если армия отступает, это нужно признать и работать. Но вы же докладываете совершенно другое, — услышал я фразу Чагаева.

— А что вы от нас хотите?! Повальное дезертирство, недовольство и предательство. Не знаешь откуда и ждать удар, — развёл руками сириец.

— Мне нужна полная картина, чтобы координировать наши действия. Радужная или критическая она — неважно. Никто вас бросать не собирается. Но и воевать вместо вас тоже. Мы сейчас будем в Хаме, так что по прилёту позвоню с командного пункта вашей группировки, — ответил ему Василий Трофимович.

Я уже залезал в вертолёт, когда Чагаев и его сирийский коллега обменялись рукопожатиями. Один из помощников Василия Трофимовича подтвердил мне, что лететь нужно в Хаму. Это как раз по пути «домой». Там же будет и дозаправка.

— Запускаемся, — сказал я, заняв место в кабине.

— Понял. Запуск от аккумулятора? — запросил Виктор.

— Подтвердил.

Наш вертолёт ещё только запустился, а пара Ми-28 уже начали выруливание со своих мест.

— Духур-старт, прошу паре 210-го взлёт со стоянки, — запросил я у диспетчера, чтобы Хачатрян сразу начали нас прикрывать.

— Не возражаем.

— 10-й понял. Внимание, взлёт! — дал команду Рубен и пара Ми-28 практически синхронно оторвалась он бетонной поверхности.

Пока мы рулили к полосе, они кружили в торце полосы, ожидая наш взлёт.

— Кеша, маршрут какой будет? — спросил я.

— По старой и доброй традиции, он будет другим. Предлагаю лететь не вдоль дороги.

— Согласен, — ответил я, вырулив на полосу.

После разрешения на взлёт, начал поднимать рычаг шаг-газ. Ми-8 слегка встрепенулся и оторвался от полосы. Только я начал разгонять вертолёт, как вперёд нас вышли Ми-28, отстреливая тепловые ловушки.

— Скорость 100, отворот влево на курс 250, — произнёс я в эфир, отклоняя ручку управления влево.

Плавно вошли в разворот. Ми-28 не отстают, а в эфире подозрительно тихо. Хотя на севере видны клубы пыли и разрывы.

— На аэродроме куча техники, а никто за последний час не взлетал. Странно, — подумал я, выравнивая вертолёт на расчётный курс.

— Может, регламенты у них? — предположил Кеша.

— Сразу у всех? Сомневаюсь. Если только не в голове регламенты, — ответил Виктор.

Маршрут и правда пришлось прокладывать с учётом буквально каждой сопки или холма. Поскольку теперь пункт нашего назначения был известен всем, скрытно подойти крайне сложно.

— 10-й, 11-й — борт порядок? — запросил я у сопровождения.

— Подтвердил, — ответил Рубен, а его ведомый повторил ту же фразу следом.

Окрестности Хамы были уже совсем рядом. Осталось только запросить разрешение на подход к «точке» и посадку.

— Хама-подход, 202-му, — запросил я, но в ответ тишина.

Ещё один запрос и тоже никто не ответил.

— Спят? — предположил Кеша.

— Время обеда. Кто ж спит-то сейчас? — ответил ему Виктор.

— 202-й, я Хама-подход, разрешил вам следовать с курсом на мою «точку», — ответил диспетчер.

— Понял вас.

Продолжаем лететь на предельно малой высоте. Рядом с нами небольшая река Вади-Даурет, вдоль которой и нужно будет нам пройти.

— Другого пути нет. Иначе будем забираться высоко. Там город, — показал Кеша на саму Хаму.

Повторили один изгиб реки. Второй прошли плавно. Как-то уж слишком напряжённо выглядит Кеша. У него прям с кончика носа капает пот.

— Иннокентий, в чём дело? — спросил я, выводя вертолёт из очередного разворота.

— Волнуюсь.

И не зря…

Краем глаза увидел, как слева на земле появился столб дыма. Тёмная точка начала движение в нашу сторону.

— Отстрел, — скомандовал я.

— Вижу слева пуск! — тут же в эфир крикнул ведомый Хачатряна.

Ручку отклонил вниз, снизившись ещё ниже к водной глади.

— Вижу ещё справа. 202-й, уходи за сопки, — прозвучал голос Рубена.

В зеркале были видны вспышки ловушек, а с борта Ми-28 стартовали неуправляемые ракеты.

Ещё пуск! И начал работать пулемёт. Очередь прошла справа от нас, ударив в бок. Вертолёт качнулся, но был устойчив.

— Хама-контроль, я 202-й, попал под обстрел с земли. Как приняли? — доложил я диспетчеру, но в ответом была тишина.

— Атакую! — продолжал разбираться с противником ведомый Хачатряна.

Я развернул вертолёт за сопку, пройдя рядом с небольшой скалой. Интенсивность стрельбы снизилась, но не до конца.

— Правый… в отказе. И левый мигает. Иду на вынужденную, — доложил в эфир Хачатрян.

Только мы выскочили из-за сопки, как перед глазами вспыхнул Ми-28. И быстро пошёл к земле.