— Хорошо, буду краток, — Егор-Горыныч тяжело вздохнул. — У нас большое горе. Огромное, почти непоправимое…
Я ждал.
— Наша стая вымирает… — Новый прерывистый вздох. — Трагическое стечение обстоятельств, в суть которых вам вникать не обязательно, привело к тому, что мы утратили инстинкт продолжения рода. Мы стремительно стареем. По вашим земным меркам в запасе у нас осталось меньше восьмисот лет.
Ах, вот как объясняется загадочная фраза наставника Иванова:
"У нас в распоряжении еще целых восемьсот лет…"
— Нам нужен свежий биологически активный материал, — уныло гудел Егор-Горыныч.
— Но зачем вам человеческие детеныши? — спросил я. — Берите пингвинят! Их, по крайней мере, не надо обучать яйцекладке.
— Пингвинята не подходят. Их можно выдрессировать, но обучить нельзя. Они неспособны к разумной жизни.
— А мы, на свое несчастье, способны. Да еще из неблагополучных семей. И поэтому нас можно как угодно уродовать?
— Не уродовать, а улучшать, — возразил мой невидимый собеседник. — Переделывать по своему образу и подобию. Вас ведь тоже кто-то вывел такими. И не надо мне рассказывать, что вы произошли от обезьян. Вы и сами не знаете, какие для этой цели были подобраны материалы.
— Как не знаем? Адама вылепили из глины, Еву вырезали из ребра.
— Ну, это сказка, исполненная множества противоречий. Начать хотя бы с того, что пара никак не могла быть одна.
— Это понятно даже ребенку. А кстати, почему вы не крадете грудных детей.
— Мы никого не крадем, — возразил Егор-Горыныч. — Вы здесь по доброй воле, это ваше сознательное и ясно высказанное решение. Именно поэтому грудные дети нас совершенно не интересуют.
— Спасибо и на этом. Тогда о парах: почему нас семь, а не восемь? Кто-нибудь сошел с дистанции раньше времени?
— Никто не сошел с дистанции, всё строго просчитано. В любой малой группе должен присутствовать несвязанный элемент: он порождает здоровое соперничество.
— Значит, всё просчитано. Лену вы повязали с Денисом…
— Соню с Олегом, — подхватил мой собеседник, — Юрия — с Ритой. Вот эти шестеро и будут родоначальниками обновленной стаи. Это великая честь, молодой человек! О них будут слагаться легенды.
— А несвязанный элемент — это я?
— Ты угадал. У тебя здоровые петушиные задатки.
И мой собеседник не засмеялся, нет (смеяться птицы не умеют), но гулко произнес:
— Хо-хо-хо.
Он подловил меня на мысли, что уж кого-кого, а Черепашку я Малинину не отдам.
Я машинально отметил, что Егор-Горыныч снова обращается ко мне на ты.
Товарищ возомнил.
— Но не будем больше об этом, — умиротворенно прогудел мой собеседник. — Я вижу, наша с тобой беседа принимает конструктивный характер, и это меня очень радует.
— Напрасно, — возразил я. — Я по-прежнему считаю, что ваша «Интеграция» — жестокий и преступный проект.
— Но почему? Что преступного в желании спасти от гибели свою стаю?
— Вы решаете свои проблемы за чужой счет.
— Простите, а чьи проблемы мы должны решать? Ваши? С какой стати?
В голосе Егор-Горыныча зарокотал гнев — и у меня перед глазами явственно возник его настоящий облик: голошее существо, закутанное в мантию из нахохленных перьев, с яростными желтыми глазами и брюзгливым крючковатым клювом.
— С какой стати мы должны решать ваши задачи? — негодовал мой собеседник. — У каждой цивилизации есть собственные цели, первейшей из которых является самосохранение. Во имя этой цели любая цивилизация пойдет на всё — и будет совершенно права. Ведь точно так же поступают земные государства, к чему вы никак не можете привыкнуть. Россия, например, испокон веков питала необъяснимую симпатию к Франции, но это не помешало вам хорошо проучить Наполеона.
"Да ты, оказывается, эрудит, — подумал я. — Птица высокого полёта, не то что наши школьные анонимы".
Лже-Егоров не отреагировал на эту мысль: он увлекся собственными рассуждениями.
— Между тем Наполеон был жемчужиной вашей истории и мог принести еще немало пользы человечеству, в том числе и российскому народу. Но никто и не подумал эту жемчужину уберечь: Франция в лице Наполеона поставила под вопрос само существование России — и получила урок.
— Не понимаю, при чем здесь Наполеон, — возразил я. — Разве это мы поставили под угрозу существование вашей стаи?
Мой собеседник умолк.
— Странно, что у вас принято перебивать старших, — с горечью проговорил он.
— Ах, извините, — сказал я.
— Если бы вы, земляне, оказались в нашем положении и вам для продолжения рода понадобились бы птенцы из чужого гнезда, неужели вы позволили бы человеческому роду угаснуть? Навряд ли.
— Но красть мы не стали бы.
— Повторяю: вы здесь по доброй воле.
— Тогда спросите нас, хотим ли мы добровольно обрасти перьями — или предпочитаем остаться людьми.
— Остаться людьми — пустая и фальшивая фраза, — пророкотал Егор-Горыныч.
— Нет, не фальшивая, — возразил я, — и уж тем более не пустая. Давайте подойдем к проблеме с другой стороны. Вас много?
— А зачем вам это знать?
— Здравствуйте! Нам предлагают интегрироваться в стаю — и держат в секрете ее численность. Это просто неприлично.
— Допустим, семнадцать тысяч, — неохотно отозвался Егор-Горыныч и добавил:
— На текущий момент.
— А нас семь миллиардов, — сказал я, — и вымирать мы не собираемся. Чем мучить чужих детенышей, не проще ли вам интегрироваться самим?
Егор-Горыныч озадаченно затих.
— Новая шутка? — спросил он после долгого молчания.
— Ни в коем случае. Я говорю совершенно серьезно.
— Тогда выражайтесь яснее. Что вы предлагаете?
— Я предлагаю вам превратиться в людей.
Мой собеседник вновь погрузился в угрюмое молчание. Мне показалось, что я слышу костяной стук его клюва и скрежет когтей по кромке скалы.
— Вы взяли на себя дерзость назвать меня тварью, — сказал он наконец, — что, кстати, ошибочно: тварь не может быть пернатой. Но дело не в тонкостях вашего языка. Дело в том, что истинные твари — это вы. И, не в обиду будь сказано, безобразные твари. Когда мы впервые увидели вас, мы содрогнулись от омерзения.
Вот как заговорил брат по разуму.
— Я, между прочим, по поводу вашей внешности не прохаживался, — заметил я.
— А вы меня еще не видели, — возразил мой собеседник. — Я же на вас, человечков, насмотрелся. Зрелище не для брезгливых. Огромная, заполненная дрянью голова, мелкие слезящиеся глазки, красногубое слюнявое ротовое отверстие, прикрывающее гниющие зубы, которых вы сами стыдитесь. А то, что вы называете руками, — вообще до крайности уродливо и нелепо. Нас удивляет, как при помощи этих тупоконечных отростков вы сумели что-то сотворить. Впрочем, лучше бы ваши руки вообще ничего не творили. Вам нужно слишком много вещей. И каждая следующая ваша вещь порождает тысячи новых потребностей. В погоне за вещами вы превратили свою планету в свалку мерзких отходов. А мы живем совсем не так. Практически нам ничего не нужно. Всё немногое, что нам требуется, мы создаем усилием мысли. Мысль безотходна и чиста, молодой человек, в отличие от ваших рук. Вот почему вы живете на помойке, а наше обиталище — вся Вселенная. Мы — вершина мироздания. Мы свободно парим в межзвездном пространстве, тратя время не на вещи, а на открытое духовное общение друг с другом, на любовь, на искусство, легенды и мифы, на музыку и эпос, на непрестанную работу мысли. Вы же глупые, злобные, жадные, завистливые, скрытные, мнительные, агрессивные твари. Водить человекоподобную куклу — очень противное занятие, можете мне поверить.