Снова стало тихо.
— Юра, твое мнение? — спросил Олег.
Тишина.
— Да нет у него никаких мнений, — сказала Соня. — Он их меняет по три раза на дню. Правде в глаза смотреть боится.
— Ладно, ладно… — пробурчал Юрка. — Мы не на допросе.
— Значит, аргументированных возражений нет, — подытожил Олег. — Ну, и какие будут конкретные предложения?
— Объявить забастовку, — сказал я. — И не прекращать, пока нам всё не расскажут.
— Забастовка — дело хорошее, — задумчиво ответил Олег, — но тут видишь ли как? Анонимы запрограммированы на наши реакции. И если ты наглухо отключишься — они тоже отключатся и будут так сидеть хоть десять лет. Из этого можно сделать грустный вывод…
— Какой? — спросил я.
Сердце у меня замерло. Хотя что еще хуже можно услышать?
— А такой, что, как только мы расхотим играть в их игру, вся эта система, — Олег сделал широкий жест рукой, — вся эта система перестанет работать.
— Ну и пускай перестает! — крикнул я. — И пускай убираются ко всем чертям. Мы же у себя дома, в России не пропадем!
— Нет, Лёха, — сказал Олег, — в том-то и дело, что мы не в России.
Я опешил:
— А где же еще?
— Да черт его знает.
Я посмотрел на Олега — он не шутил.
— Постойте, — растерянно сказал я. — Я прилетел сюда на нашем самолете и никаких границ не пересекал.
— Ты в этом уверен? — поинтересовался Олег.
— Ну как же! У меня и загранпаспорта нету.
— Загранпаспорт — это, конечно, аргумент, — сказала Соня. — А как ты себя чувствовал во время полета? Головка не кружилась?
Я похолодел.
— А что… у вас тоже? — спросил я после паузы.
— В том-то и дело, — ответила Соня.
И вновь наступила долгая-долгая тишина.