Школа одаренных переростков

38

Николаев был доволен моими успехами. Мы уже покончили с пробелами по арифметике и шпарили алгебру и геометрию так, как будто бы нас подгоняли.

Перешли на диковинную шестнадцатеричную систему исчисления. Это когда счет ведется не на десятки, а на шестнадцатки. Набрал шестнадцать белых костяшек — откинь одну черненькую. Шестнадцать черненьких набрал — откинь красненькую. Всё очень просто.

Зачем такая хитрость нужна — я понятия не имел, но это было забавно. И намного удобнее, чем может показаться.

К слову сказать, Николаев ядовито высмеивал меня за то, что ответы на вопрос "Что такое?" я начинал со слов "Это когда…".

— Что такое Алёша? Это когда в голове винегрет.

Физику и химию Николаев не спешил начинать.

— Кто путается в математике, — повторял он, — тот путается во всём.

Своего мнения по этому вопросу у меня не было.

Историю и географию мы совершенно не трогали. При одном только слове «история» Николаев начинал зевать:

— Ну, что такое история? Это когда хронологию надо учить? А зачем? Нужен факт или дата — посмотри в справочник.

Сам он путался в датах, как младенец. Однажды я с изумлением обнаружил, что Николаев понятия не имеет, в каком году на нас напал Наполеон.

Удивительно было еще и то, что мы совсем не занимались русским языком, но писать письма мне становилось всё легче. Должно быть, это было связано с тем, что я научился "организованно мыслить".

Об иностранных языках Николаев даже не вспоминал. Как-то раз я намекнул ему, что хотел бы выучить итальянский.

— А зачем тебе? — поинтересовался Николаев. — С кем ты здесь собираешься на этом языке общаться? Итальянцев у нас пока еще нет.

— Так, красиво… — пробормотал я.

— Ну, пожалуйста, — сказал Николаев. — Разве что в порядке упражнения на структурный анализ. Учебник ты найдешь у себя в шкафу, на досуге и займешься. Недели тебе, пожалуй, хватит… Но имей в виду: не в ущерб нашей программе.

Учебник я нашел, прочитал его за три вечера. Итальянская грамматика показалось мне слишком простой.

Взялся за немецкий. Тут мыслящему человеку было много работы. Попробуй понять, отчего у этих европейцев числительные строятся на арабский манер: не сорок четыре, а четыре сорок. И с какой такой стати у них слово мэдхен (девочка) — среднего рода. Именно среднего, никуда не попрёшь. Немецкие девочки обижаются — и с пеленок требуют, чтобы их называли фрау. Разве это не интересно?

Больше мы с Николаевым к теме иностранных языков не возвращались.