22

Учебный корпус оказался маленький, одноэтажный, без окон.

Внутри — зеленые пластиковые стены, раздвижные двери, оклеенные коричневой фанерой. И тот же замусоренный цементный пол.

На первой двери написано: "Учительская".

Это слово меня успокоило: от него веяло спокойствием и надежностью.

Ничего, подумал я, всё как-нибудь прояснится. Учить же будут, не током пытать.

В учительской сидели два взрослых человека, оба в синей униформе.

Я понял, что, выйдя в домашней одежде, совершил ошибку. Ведь, если разобраться, для меня это и есть самый торжественный день: начало учебы в спецшколе.

Один учитель был лысоватый, чернявый, худой, с пронзительным взглядом гипнотизера, другой — добродушный толстяк с седой челкой. Оба тоже бледные и как будто заспанные.

— Познакомься, Алексей, — сказал Иванов. — Наставник Николаев, общеобразовательные предметы…

К моему удивлению, привстал и кивнул мне чернявый: я почему-то вообразил, что он будет вести автогенку.

— …и наставник Петров, спецпрограмма.

Слово «наставник» показалось мне непривычно суровым, вроде как «надсмотрщик». И потом, разве у них нет имени-отчества?

— Отчего же, есть, — как бы прочитав мои мысли, сказал Иванов.

Впрочем, почему "как бы"? Именно прочитав. К этому еще надо будет привыкнуть.

— Меня, например, зовут Иван Иванович, — продолжал директор, — коллегу Петрова — Петр Петрович, коллегу Николаева — да, представь себе, ты не ошибся, именно Николай Николаевич. Такая вот прихоть случая. В целях экономии времени у нас в школе принято называть учителей по фамилии, а воспитанников — по имени.

"В целях экономии… — недовольно подумал я. — Куда они так спешат?"

— Мы никуда не спешим, Алёша, — серьезно сказал Иванов. — У нас в запасе еще восемьсот лет. Садись, пожалуйста.

Я сел на стул около двери. Все трое молча меня разглядывали.

"Интересно, — подумал я, — блокируются они сейчас или нет? Меня-то им нечего стесняться, друг друга — тем более. Наверно, они меня обсуждают. Очень удобно!"

— Видишь ли, Алёша, — начал Иванов, — в нашей школе всего только шесть учеников, ты — седьмой. Из этого можно сделать вывод, что «Инкубатор» — школа не совсем обычная. Здесь ты увидишь много любопытного, на первый взгляд необъяснимого.

— Уже увидел, — тонким голоском сказал чернявый (Николаев). — Вчера наши летуны весь вечер перед новеньким форсили.

— Значит, с двоими ты уже познакомился, — продолжал Иванов. — Это Денис Дмитриенко и Лена Кныш, очень продвинутые ребята. Ну, а в бассейне ты плавал с Соней Москвиной. Соня — серьезная девочка.

"Это уж точно", — подумал я.

Рука еще побаливала.

— А что с плечом? — тут же спросил Иванов. — Ай-яй-яй, какая жестокость! Вы имейте в виду, коллега Петров, — он обратился к толстяку, — это ваше упущение. Что за агрессивные импульсы! Ей забава, а у мальчика всю ночь болело плечо. Придется Соню наказать.

"Надо срочно научиться блокировке", — подумал я, и учителя засмеялись.

— С блокировкой не спеши, дружок, — сказал Петров — Научись сначала думать грамотно. Нет, неграмотно ты думаешь, не спорь. Бессвязно. Часто бессмысленно повторяешь в уме одно и то же слово.

— Коллега — заметил Иванов, — вы, кажется, уже начали свои занятия?

— Прошу прощения, — сказал толстяк.

Что-то в их разговоре было не то. Так в театре на холодной сцене актеры разговаривают бодрыми голосами, изображая теплый солнечный день.

Когда я подумал об этом, все трое быстренько, по-птичьи переглянулись.

— Действительно, — продолжал Иванов, — в нашей школе ты прежде всего научишься правильно работать головой, грамотно ею пользоваться. Пока что она у тебя работает процента на полтора.

"Начинается, — невесело подумал я. — Из отстающих — опять в слабоумные".

— Да не стесняйся, — остановил меня Иванов, — это обычное дело… за пределами нашей школы. Мы научим тебя использовать твой разум процентов на семьдесят пять — восемьдесят.

Тут мне пришло в голову, что разговор без слов имеет свои преимущества. Можно мысленно надерзить наставнику, а потом сделать голубые глаза:

"Ничего такого я не думал. Это у вас проблемы с чтением моих мыслей".

А ну-ка, проверим.

"Всего на восемьдесят процентов? — подумал я. — А на сто — кишка тонка?"

— На все сто не может никто, — тут же откликнулся Иванов, не обращая внимания на мое хамство. — Затем ты научишься у нас контролировать свою психику. Знаешь, что такое психика? Знаешь. Ну, а чудеса там всякие — это не самоцель, это придет само собой. Здесь твои возможности в тебе уже заложены. Лучше было бы, конечно, обходиться без чудес, без внушения и силы взгляда, на подобную ерунду уходит слишком много душевной энергии…

"Это вам, старичкам, так кажется".

— Ну, да, естественно, ты не согласен, тебе своей энергии не жаль. А вот твои вчерашние знакомцы, Денис и Лена, резвились полчаса, а сегодня весь день будут отлеживаться. Полет без крыльев — штука энергоемкая. Беречь надо силенки, не расходовать их на пустяки. Но отказать вам в этих радостях мы не вправе.

"Большое спасибо".

— Пожалуйста. Что же касается прослушивания мыслей, то не бойся ты этого, ради Бога: мы учителя, педагоги, воспитатели, всё равно что врачи. Мы никогда не используем свои знания тебе во вред, потому что это безнравственно. А на пользу — отчего же? Вот наставник Николаев будет вести с тобой и математику, и физику, и химию, вообще всё, что в обычной школе преподают больше десяти учителей. Почему? А потому, что коллега Николаев, читая твои мысли, всегда будет точно знать, понял ты его или нет, а если не понял, — что именно. Поэтому школьные предметы занимают в нашей программе лишь половину времени: учение твое пойдет поначалу в два раза быстрее, чем раньше, а затем, когда наставник Петров научит тебя правильно думать, — и во много-много раз быстрее.

Наступила тишина: Иванов давал мне время обдумать сказанное.

— Я слышу, у тебя есть два вопроса, — заговорил он наконец. — Вполне резонные вопросы, их на твоем месте задал бы каждый. Какова цель твоей учебы в нашей школе? На этот вопрос я отчасти уже ответил вначале: мы хотим научить тебя мыслить, а дальнейшее зависит уже исключительно от тебя. Умение мыслить пригодится тебе независимо от того, куда ты попадешь и кем захочешь стать.

Что-то не понравилась мне последняя фразочка: даже не смысл ее, а снисходительная скороговорка. О таких вещах учителя любят говорить многозначительно, звучными голосами, подчеркивая каждое слово.

Наставники мои снова обменялись быстрыми взглядами.

— Второй вопрос: почему мы выбрали именно тебя? — откашлявшись, продолжал директор. — Тут сложнее ответить, сложнее объяснить тебе так, чтобы ты понял…

Долгое время он молчал, и чернявый с толстяком молчали, а я сидел и ждал.

— Да, конечно, — сказал вдруг Иванов, — твое объяснение ближе всего к истине. Ты не мог учиться, как все. Мы решили дать тебе возможность попробовать иначе. Ты хороший, честный парень, это нам нравится. Ну и, наконец, тебе чуть-чуть повезло. Помни: чудеса, которые выделывают твои товарищи, — это лишь забава, побочный продукт. Став постарше, помудрее, ты перестанешь играть в эти игрушки. Заметь: мы все трое не испепеляем друг друга взорами. Нам этого не нужно. И тебе не будет нужно тоже.

Я молчал.

Вообще-то у меня был еще один вопрос, насчет хохолков: обязательны они или нет, а если обязательны — то почему. Но я колебался: не хотелось, знаете ли, выставлять себя на посмешище.

— Насчет хохолков? — переспросил директор. — А, ты имеешь в виду хайеры. Нет, они не обязательны, просто мода такая сложилась. Прелестная мода, мы ничего не имеем против. Но скоро ты увидишь, что далеко не все этой моде следуют. Вопрос закрыт?

Я кивнул.

— Ну что ж, в таком случае приступим к занятиям. Выйди, пожалуйста, в коридор и подожди там немного: нам нужно кое о чем посовещаться.

Собственно, совещаться они могли бы и в моем присутствии, но я этого, естественно, не сказал. Только подумал… хотя здесь это было одно и то же.

Я встал и вышел.

Загрузка...