Школа одаренных переростков

26

Наставника Николаева сменил наставник Петров.

Он благодушно уселся за кафедрой, устроился поудобнее, зевнул — и вдруг, взглянув на меня свиными глазками, произнес:

— Удивительное дело, я совершенно не чувствую себя уставшим!

Голова моя еще гудела от непривычной нагрузки, в глазах мелькали огненные цифры.

"Ну прямо! — не удержавшись, подумал я. — Чего же тогда зеваешь?"

Петров игнорировал мою реплику.

— Ну-ка, Алексейчик, — совсем по-домашнему предложил он, — повтори эту фразу три раза, только молча. "Удивительное дело, я совершенно не чувствую себя уставшим".

Я добросовестно повторил.

— Для начала не так уж и плохо, — похвалил меня Петров и снова зевнул.

Я подумал, что он делает это нарочно, чтобы я не особенно напрягался.

А я и действительно сидел как на иголках: ведь именно сейчас начиналось то самое, необыкновенное, по сравнению с чем понятные уроки Николаева были детской забавой.

— Но смотри, что у тебя получается: "Удивительное… м-э… дело… чего тут удивляться, нашел чему удивляться… м-э… как там дальше-то?… удивительное дело… забыл… чепуха какая-то… удивительное дело, что такой серый валенок…" Это ты меня имеешь в виду?

Петров настолько точно воспроизвел всё, о чем я успел за минуту подумать, что я покраснел до слез.

— Ну, а о том, как ты второй раз повторил, и говорить не стоит, — безжалостно и в то же время добродушно продолжал Петров. — Там пошли чьи-то черные глаза и вообще биология, которая меня не касается.

Я готов был провалиться под парту.

— Это, Алексейчик, помехи, их надо гнать из головы прочь, выметать беспощадно, как мусор. Если ты не в состоянии удержать такую пустяковую фразу, что же говорить о серьезном? Ну-ка, постарайся еще три разика, только, пожалуйста, без помех. Я понимаю, слово «удивительно» тебя волнует, но ты не волнуйся, а удивись. Удивись!

Я удивился.

— Нет, ты не удивился: ты вытаращил глаза, глупо скривил рот, как младенец на горшочке, да еще пожал при этом плечами, чего младенцы не делают. Не гримасничай, дорогой, я в кино тебе сниматься не предлагаю. Ведь это действительно достойно удивления: человек занимался математикой два часа — и какие два часа! — но при этом совершенно не устал. Странно и удивительно: совершенно не устал.

Я как раз устал, и даже очень, фраза не лезла мне в голову.

— Ну да, ну да, — закивал толстяк, — математика утомляет, потому и удивительно. Ну-ка, повтори еще три раза.

"Удивительное дело, — подумал я небрежно. — Я совершенно не чувствую себя усталым. Странно, я совсем не устал. А ведь действительно…"

И тут произошло первое чудо: звон в моих ушах затих, цифры перестали прыгать перед глазами. Я сидел спокойный, легкий, довольный и удивлялся самому себе. Только рука затекла: я держал карандашик без нужды слишком крепко.

— Да, рука, ручоночка, — озабоченно проговорил Петров. — Мы писали, мы писали, наши пальчики устали… Которая? Разумеется, правая. Положи ее на стол и подумай: "Моя рука лежит на столе".

Я подумал.

— Превосходно! — возликовал Петров. — Как мы чисто, как аккуратно мы думаем! И, что важно, никаких агрессивных импульсов, никаких девичьих прелестей, никакой биологии. Просто стол и рука. Стол жесткий, холодный и гладкий, а рука теплая и мягкая. Руке нравится отдыхать на столе. И столу тоже нравится, когда на нем лежит твоя рука. Ведь она намного мягче пластмассы, не правда ли?

Я кивнул.

— "Моя рука намного мягче самой мягкой пластмассы". Подумай так. Хорошо. "Она теплая и мягкая".

Наверно, я заулыбался от уха до уха: пальцы расслабились и благодарно зашевелились.

— Вот видишь, — с удовлетворением сказал Петров. — И это сделал ты сам. Одной своей мыслью и ничем больше.

"Ну прямо мыслью! — подумал я. — Обыкновенный гипноз".

— Ах, Алёша, Алёша… — укоризненно произнес Петров. — Разве я похож на гипнотизера? Это очень простое упражнение. Надо только подумать. Но подумать без помех. Настойчиво подумать, сосредоточенно. Нет, нет, не так, зачем ты бычишься и пыжишься? Сосредоточенно — вовсе не значит упрямо. Вот учитель тебе говорит: сосредоточься. Ты сделал озабоченное лицо, глаза твои опустели. В голове — салат из картинок, слов и даже отдельных звуков. А почему? Да потому, что нельзя сосредоточиться вообще. Можно сосредоточиться на чем-то, заставить себя думать в данный момент об одном, запретить себе думать о постороннем. А как?

Действительно, как?

— Дело вот в чем, Алексей. У каждого человека есть свое… назовем его так: "запретительное слово". С помощью этого слова, мысленно его произнося, человек гонит от себя ненужные, недостойные, постыдные мысли. У тебя тоже есть такое слово. Я его знаю, но необходимо, чтобы ты осознал его сам. Вот ты уже десять раз мысленно произнес одну неприятную для тебя фразу и всякий раз выключал ее одним и тем же словом.

"Какую еще фразу? — подумал я. — Что он мелет? Какой же я тупица! Ай, ладно…"

Петров быстро поднял указательный палец.

— Вот, вот.

Я понял.

— Проверь себя: всегда ли ты пользуешься этим словом? Подумай о неприятном.

"Не так он со мной занимается, — подумал я. — Как с дурачком, по облегченной программе. Ай, ладно…"

— Теперь так, — продолжал Петров. — Этим ключом ты можешь пользоваться для самоконтроля. Допустим, тебе надо ответить на вопрос…

Довольно быстро я понял, как надо обращаться с ключом, как прерывать себя в уме, как возвращаться к тому, что подумал раньше.

Мы поиграли в забавную игру: "А собственно, с чего это пришло мне в голову?"

Всё это было легко, я бы сказал — слишком легко. Может, только для начала?

— Именно для начала, — успокоил меня Петров. — Завтра я научу тебя, как избавиться от этого слова. А не то в голове будут сплошные ладушки: «ладно» да «ладно». Ну, утомился? А теперь повтори: "Удивительное дело, я совершенно не устал".

"Удивительное дело… ай, ладно!.. я совершенно не устал!" — подумал я.

Это было несложно, но до полетов под куполом еще ой как далеко!