Шайтан Иван 6

Глава 7

Дождавшись письма от военно-судебного установления с предписанием явиться в Главный военный суд Петербурга не позднее пятого декабря для окончательного рассмотрения моего дела, я попрощался с Лукьяновым и Куликовым и покинул Тифлис. Решил пренебречь указанным в письме сроком. Слишком много неотложных дел требовало моего внимания, и главнейшим из них был мирный договор с Хайбулой. Этот договор станет моей надежной защитой от любых нападок и провокаций. Необходимо было также во что бы то ни стало разобраться с подлогом.документов и хищением денег из моего фонда. Похищенная сумма была столь велика, что наносила серьезный удар по моему авторитету, создавая отличный предлог прижать меня и окончательно испортить мне жизнь.

После отъезда графа Иванова полковник Лукьянов навестил Куликова в квартире, которую тот снимал.

— Жан Иванович, не расскажете, что же произошло в кабинете Велибина во время допроса Иванова? Он так кричал, что мне казалось — здание вот-вот рухнет!

Куликов, верный своей привычке обдумывать ответ, взял продолжительную паузу.

— Лев Юрьевич, у меня нет однозначного объяснения поведению Петра Алексеевича во время допроса. Его пояснения оставляют слишком много недосказанного. Одно несомненно: он знает куда больше нас и абсолютно уверен в своей правоте. Да и наличие именного жетона о многом говорит. Насколько мне известно, его жетон предоставляет ему куда больше прав, чем ваш?

— Действительно, Жан Иванович, его жетон весомее моего. Людей с такими жетонами в нашем ведомстве — по пальцам перечесть. Они выдаются лишь с ведома Императора. Это не просто ведомственная награда, это знак высочайшего доверия Его Величества.

— Вот я о том же. Почему же Петр Алексеевич не предъявил его сразу?

— Знаете, Жан Иванович, — Лукьянов задумчиво покачал головой, — при всей своей молодости, Пётр Алексеевич полон неожиданностей. Его кажущаяся простота и прямолинейность многих вводят в заблуждение. Я, признаться, был искренне поражён картиной в городской тюрьме. Его поместили в ту камеру намеренно. Арестанты там — люди с тяжёлым прошлым, и к дворянам они теплых чувств не питают. Особенно некий Крох. По сведениям следствия, на его совести жестокая расправа над несколькими помещичьими семьями. Правда, многое доказать не удалось, в вину вменить — тоже. Хитёр и осторожен. Но уважение, которое он выказал графу, — я видел своими глазами — было искренним.

— Да уж, — протянул Куликов, — толковый молодой человек. Далеко пойдёт.

— Почему «пойдёт», Жан Иванович? — возразил Лукьянов. — В его то годы подняться так высоко не каждому по силам. Далеко не каждому.

— Так что же такое сказал Иванов, что Велибина так взбесило? — не унимался Куликов.

— Вы знаете, Лев Юрьевич, — Куликов понизил голос, — слова сами по себе были в рамках приличий… но поданы в такой унизительной форме и с такой язвительной интонацией, что я и вправду испугался — как бы Велибина удар не хватил.

— Судя по тому, как к Петру Алексеевичу относится высшее начальство, — продолжал Лукьянов, — можно с уверенностью сказать: на него возлагают большие виды. Прошу учесть и особое расположение к нему цесаревича Александра. Я не сомневаюсь, что цесаревич, пользуясь своей милостью, добьётся включения графа в свой ближний круг.

— Вы имеете в виду его спасение графом Ивановым? — уточнил Куликов.

— Нет, Жан Иванович. Участие графа в предотвращении покушения стало лишь веским подтверждением правоты первоначального решения цесаревича приблизить графа к себе.

— Лев Юрьевич, — Куликов покачал головой, — у вас сложилось, пожалуй, несколько предвзятое мнение о его превосходительстве Велибине. Несмотря на все его… э… издержки характера, он искренне не переносит на дух казнокрадов и взяточников. Просто натура уж слишком пылкая и неукротимая. Его Императорское Величество, направляя его на Кавказ, был уверен: ни один изрядный мошенник не избежит возмездия. Поверьте, так оно и случится. Хотя, надо признать, нрав у него злопамятный. И уверяю вас, он не простит Петру Алексеевичу того унижения при свидетелях. И это — отнюдь не пустая угроза. С точки зрения такта, это был весьма опрометчивый шаг со стороны графа.

— Всякое может статься, Жан Иванович, — задумчиво произнёс Лукьянов. — Время покажет.

На базе третьей сотни мы неожиданно встретились с Андреем. Он, в сопровождении Саввы и Эркена, как раз двигался в Тифлис — встречать меня, как и договаривались.

— Пётр Алексеевич, слава Богу, ты на свободе! — воскликнул Андрей, едва завидев меня, выходящего из кареты. Не успел я спуститься на землю, как он крепко обнял меня.

— Андрей, ты чего? — искренне удивился я столь бурному проявлению чувств от обычно сдержанного Андрея.

— Да признаться, я уже стал опасаться за тебя! — горячо проговорил он, не отпуская. — Прошли слухи о твоём аресте и обвинении в государственной измене!

— И ты этому поверил, Андрей? — спросил я, слегка отстраняясь.

— Дело не в том, Пётр, поверил я или нет! — отчеканил он. — Столь серьёзное обвинение само по себе чревато тяжкими последствиями! И самое скверное, что я никак не могу ничем помочь тебе!

— Всё в порядке, Андрюха, — успокоил я его, похлопав по плечу. — Как видишь, я на свободе. Лишь одна неприятность: к пятому декабря мне непременно надо быть в Петербурге. Но сроки — дело второстепенное. Главное — то, что мне сейчас необходимо сделать здесь и сейчас.

— Значит, дело не кончилось? — в голосе Андрея вновь зазвучала тревога.

— Андрей, еще раз: сначала — дела, — твердо и чуть сухо ответил я. — Остальное — разберём потом. Уверен, всё решится в мою пользу.

— Так что дальше? — спросил он, немного успокоившись.

— Завтра едем к Хайбуле, — коротко бросил я.

К Хайбуле поехал один со своим сопровождением. Ехали в открытую, скрывать наши союзнические отношения не было смысла. Нас встретил патруль из трёх воинов Хайбулы. Судя по серьёзности несения службы Хайбула старался ввести армейскую дисциплину в своём создаваемом подразделении. На сегодня у него было не менее двух сотен конных воинов. Его усадьба выглядела хорошо защищённой, с крепкими воротами и невысокой сторожевой вышкой. Из дома вышли Хайбула, Гасан и Малик.

— Ассаламу алейкум, Пётр, рад тебя видеть.

Мы обнялись с Хайбулой.

— Вуалейкум ассалам, Хайбула.

Серьёзный Гасан и улыбающийся Малик обнялись со мной. Традиция так здороваться с друзьями. После краткого застолья мы остались с Хайбулой одни.

— С семьёй все хорошо.— Хайбула улыбнулся и слегка кивнул. — Кратко расскажи мне, что у тебя произошло после боя. — попросил я.

— Победа над Султаном значительно усилила моё влияние, уже десять селений признали меня ханом, Дасенруховцы подтвердили наш договор об их нейтралитете и невмешательстве в дела. Малик делает всё, чтобы мы еще договорились о взаимной помощи при необходимости. Население Картаха растёт. Хочу построить Базар как у тебя. Хунзахские беки молчат. Приезжал человек Хамида и сказал. В походе, от карахцев, участвовало тридцать два человека. Вернулось девять, остальные, во главе с Хамидом отказались от набега. Он заверил меня, что Карахцы не будут нападать на меня. Старейшины ждут, что я буду делать дальше. На днях была попытка нападения на меня, но всё обошлось, стрелявший из пистолета промахнулся. Так что опасность пока серьёзная. Знаешь, Пётр, я подумал и решил согласиться на переезд семьи к тебе, в Россию. Так будет надёжнее. Если ты не передумал конечно. — Он напряжённо смотрел на меня и ожидал ответа.

— Нет, я сдержу своё обещание. Я в конце октября поеду в Петербург — возьму их с собой.

До отъезда мы должны заключить мирный договор. Ты готов, Хайбула.

Я заметил, как он, почти незаметно, облегчённо выдохнул.

— Да, Пётр, я готов!

Теперь облегчённо вздохнул я.

— Почему важно заключить мирный договор сейчас, Хайбула? Я точно буду на приёме у царя и смогу через многие ступени донести договор сразу к нему. После его подписи уже никто из военной администрации и чиновников не сможет препятствовать его исполнению. Ты понимаешь значение подписи государя? После тебе перешлют договор подписанный царём и скреплённый печатью. Готовься мы поедем в Пятигорск, подготовим и подпишем договор. Сначала генерал-лейтенант Мазуров, его положения начнут действовать. Потом я всё сделаю как обещал.

— Благодарю тебя Пётр, я готов. — Хайбула встал, лицо его было решительным.

Следующим днём мы отправились в Пятигорск. Хайбула и Гасан в сопровождение трёх воинов. По прибытию в город разместил их в гостинице. Вызвал Армена и заказал всем новые костюмы. Чёрные черкески с белым бешметом со строгим украшением. Пока Хайбула обживался в номере я прямиком отправился к генералу Мазурову.

— Здравия желаю, ваше превосходительство!

— Батюшки! Пётр Алексеевич! — генерал искренне обрадовался. — Рад видеть вас на свободе. А то, знаете ли, ходили тут… не самые приятные слухи после вашего ареста.

— Сущие мелочи, Станислав Леонтьевич, по сравнению с тем, ради чего я к вам явился, — отмахнулся я.

— Вы меня заинтриговали, полковник. Не томите! — усмехнулся Мазуров, жестом приглашая садиться.

— Со мной в город прибыл Хайбула. Аварский хан. Для заключения мирного договора с Империей.

В кабинете повисла гулкая тишина. Сперва на лице генерала отразилось полное непонимание, затем — медленное осознание.

— Вы… что сказали? — он привстал. — Хайбула… Договор? — Озарение смешалось с изумлением. — Хайбула сам является для заключения мира⁈

Лихорадочное возбуждение охватило генерала. Он вскочил из-за стола и зашагал по кабинету, потирая руки.

— Мирный договор… Конец крупным стычкам в его землях… М-да… Весьма, весьма интересно! — Он резко обернулся. — Какую территорию он контролирует фактически?

— Десять селений уже признали его ханом.

— Десять… Так… Так… — генерал кивал, прикидывая масштабы. — И какие условия он предлагает?

— Это как раз предмет переговоров, ваше превосходительство. Замечу, — я сделал паузу для весомости, — я предоставляю вам честь быть первым подписантом под этим документом. Сами понимаете значение: первый мирный договор с аварцами — самым воинственным народом Дагестана!

Мазуров резко остановился, оторвавшись от своих расчетов. Его взгляд стал пристальным и холодным.

— Вы полагаете, полковник, я не осознаю исторической важности сего акта?

— Отнюдь, Станислав Леонтьевич, — спокойно парировал я. — Я лишь хотел бы, чтобы среди подписантов значились также атаман Колосов, а проект договора составил подполковник Шувалов. Естественно, право первой подписи — исключительно за вами.

Холодный, всепонимающий взгляд генерала впился в меня.

— А вы, Пётр Алексеевич, — медленно проговорил он, — не желаете оставить свой автограф на этом… историческом свитке?

— Нет, Станислав Леонтьевич, — ответил я ровно. — Не желаю. Объяснять причины не буду.

— Хм. Ладно, — Мазуров махнул рукой, принимая правила игры. — На подготовку проекта — двое суток. Предупредите Хайбулу: при представлении договора Государю Императору возможны редакторские правки перед высочайшей ратификацией.

— Непременно предупрежу, ваше превосходительство. Я остановился в «Астории», там же размещен Хайбула со свитой.

— Ваши издержки будут компенсированы из казны, — кивнул генерал, уже мысленно прикидывая следующий шаг. — Прошу вас немедленно переговорить с начальником моего штаба и Шуваловым. Выработайте проект. Итак, полковник, за дело! — В глазах Мазурова вспыхнул знакомый огонек азарта и честолюбия.