Наступил четверг — день обещанного смотра отряда ССО под началом ротмистра Малышева. Базу развернули в небольшом заброшенном имении. Дома и хозяйственные постройки восстановили, переоборудовали под учебные классы, тренировочные залы и даже выстроили небольшой, но аккуратный тир.
Малышев действительно отличился: спланировал и осуществил обустройство образцово. Комиссия подъехала представительная. Мы с Андреем, немного задержались, пока петляли по проселочным дорогам в поисках нужного поворота. На месте застали Бенкендорфа, Дубельта и цесаревича с братом, уже внимательно осматривавших территорию под неторопливые пояснения ротмистра.
Затем отряд выстроили на плацу. Вышел вперёд Бенкендорф и торжественно объявил благодарность личному составу за блестяще проведённую операцию по ликвидации особо опасной банды в Москве, а также о денежном премировании всех участников. О моём участии — ни полслова. Что ж, я не в обиде: поощрений не жаждал, да и наша «доля» с бандитского схрона нас изрядно пополнила. Историю с купеческим складом я благоразумно обходил стороной и даже не интересовался ею. Это уже дела и ответственность Малышева.
Ознакомившись с бытом и условиями службы, комиссия перешла к главному — демонстрации мастерства. Тут-то Малышев и показал всё, на что способны его люди. Учитывая жёсткий отбор личного состава, за пять месяцев обучения бойцы достигли поистине впечатляющих результатов. Отличная физическая подготовка, выдающаяся стрельба, отточенный рукопашный бой и владение прочими прикладными дисциплинами. Отработанные тактические приёмы: штурм разнотипных объектов в различных сценариях. После плотного обеда приступили к осмотру вооружения и снаряжения отряда. И вот здесь комиссию ждали настоящие сюрпризы.
Особый ажиотаж вызвали новинки. Александр и Павел буквально засыпали вопросами, разглядывая многозарядные пистолеты и бронежилеты, сработанные по моим чертежам в количестве двадцати штук. Справедливости ради: жандармы действительно не скупились, щедро финансируя оснащение отряда. Я не упустил шанс: часть этих средств позволила воплотить в жизнь несколько моих давних задумок.
Бронежилет: пять слоёв плотного шёлка грубой выделки, тонкая войлочная прокладка и ещё два слоя шёлка. Всё упаковано в чехлы из ткани парусины. Прикрывают грудь, спину и верхнюю треть бедра. Плечевые крепления защищают и крепят переднюю и заднюю части. Тихон и Илья провели сотни экспериментов и остановились на таком сочетании. Бронежилет спокойно держит пистолетную пулю с десяти шагов, ружейную — с тридцати, гладко ствол; ближе — держит, но ударная сила может нанести тяжёлые травмы. Против холодного оружия почти все виды ударов удерживает; единственно, удар штыка при правильном нанесении может пробить, но рана получится неглубокая.
Многозарядные пистолеты и короткоствольные многозарядные ружья очень заинтересовали комиссию. Братья настояли на личном испытании пистолетов и ружей. Бенкендорф и Дубельт стали расспрашивать по поводу бронежилетов.
— Скажите, ротмистр, вы пробовали, насколько бронежилет защищает… на себе? — спросил Бенкендорф.
— Да, ваше превосходительство, лично пробовал, но с дополнительной защитой в виде ещё одного слоя войлока. Пробития нет, правда, сила удара ружейной пули чувствуется сильно.
Цесаревич с Павлом увлеклись стрельбой, громко споря о чём-то — от грохота выстрелов они порядком оглохли.
— Пётр Алексеевич, а бронежилеты в вашем батальоне применяете? — поинтересовался Дубельт.
— Нет, ваше превосходительство, — ответил я. — Бронежилеты созданы специально для штурмовиков отряда. Для пластуна слишком громоздки; даже облегчённый вариант неудобен. А штурмовику — в самый раз, особенно тому, кто первым идёт в колонне. Пистолеты — на пять зарядов. Первый вариант был тяжелее и мощнее нынешнего. Но и у второго убойная сила достаточная: на тридцать шагов валит гарантированно, если попасть.
Не удержавшись, Бенкендорф и Дубельт присоединились к оживлённой беседе цесаревича и Павла.
— Наш шеф и Дубельт под сильным впечатлением, — тихо сказал подошедший ко мне Лукьянов. — Так что опыт удался. Благодарю вас, Пётр Алексеевич, за помощь. Без вас у нас такого отряда не было бы. В Москве все были поражены его действиями и эффективностью.
Тем временем Андрей с интересом знакомился с бытом подразделения. Все новинки мы с ним уже обсудили на базе, прикидывая, как их можно применить нашими пластунами. Увы, снаряжение вышло слишком узкоспециальным.
Сопровождение Бенкендорфа и Александра, несмотря на их стремление к минимализму, было приличным — набралось больше десятка человек. Мои ухорезы и пятеро бойцов Малышева тихо растворились из виду гостей, готовясь к «театральному представлению». Ещё на базе, в Пластуновке, Малышев расспрашивал меня о правилах и способах охраны важных персон. Я, никогда не служивший в подобной службе, описал ему всё по своим представлениям и смутным воспоминаниям. Мы перепробовали несколько вариантов и схем ближней охраны первого лица. Лукьянов и Малышев буквально упросили меня разыграть сцену нападения на цесаревича и его защиты. Атаковать должны были мои ухорезы и трое бойцов Малышева. Четверо других незаметно, ненавязчиво вели охрану Александра, мелькая среди адъютантов, помощников и казаков охранной сотни. Нападение было назначено на конец смотра.
Толпа комиссии направилась к каретам. Когда процессия поравнялась со строениями, неожиданно раздался дикий вопль: «Ложись!» — и несколько выстрелов хлестнули в воздух. Из-за угла вылетели нападающие. Естественно, все растерялись. Кто-то в ужасе упал на землю. Группа охраны и сам Малышев мигом сомкнулись вокруг Александра, буквально пригнув его к земле. Два казака, выхватив шашки, бросились навстречу атакующим, но мои бойцы быстро и четко «нейтрализовали» их. Бойцы охраны открыли частый — и, разумеется, меткий — огонь. Через мгновение все нападающие были «убиты», застыв в неестественных позах. Бенкендорф и Дубельт, до этого стоявшие как вкопанные и лишь хлопавшие глазами от неожиданности, засуетились.
— Спокойно, господа, спокойно! — поспешил я успокоить их. — Это всего лишь демонстрация возможного нападения на первое лицо!
Ещё не до конца осознав произошедшее, все разом заголосили. Кто-то громко возмущался бестолковостью и опасностью устроенного спектакля. Александр и Павел, смертельно бледные, стояли в плотном кольце охраны и Малышева. Мой взгляд скользнул по лицу Бенкендорфа — и ледяное понимание вонзилось в сердце: мы с Лукьяновым вляпались в историю по самую макушку. Я никогда не видел шефа жандармов в такой ярости. Хладнокровный и сдержанный человек, он теперь орал, не кричал — именно орал, теряя самообладание:
— Вы что, с ума посходили⁈ — его голос сорвался на визгливую ноту. — О чём вы думали, устраивая подобное безобразие⁈ Я вас спрашиваю⁈ Неужели вы не могли представить, чем могла закончиться эта безумная авантюра⁈
— Ваше высокопревосходительство, мы хотели лишь… — начал было оправдываться Лукьянов.
— МОЛЧАТЬ!!! — лицо Бенкендорфа покрылось багровыми пятнами. — Не сомневаюсь, что это ваша затея! Ни один вменяемый человек не додумался бы до такого сумасбродства! Подвергнуть риску цесаревича! — Его взгляд, полный ярости, уперся в меня. — Отчего молчите, граф⁈ Или вам нечего сказать⁈
Я вытянулся в струнку. — Вы приказали молчать, ваше высокопревосходительство, — ответил я с подчеркнутой почтительностью, глядя ему прямо в глаза.
— Ваше высокопревосходительство! Клянусь честью, это целиком моя затея! От начала и до конца! — решительно вступился за меня Лукьянов.
— Значит, это дурное влияние графа на вас, полковник! — мгновенно парировал Бенкендорф, изящно переложив всю вину на мои плечи.
— Это надо же! Додуматься до подобного — уму непостижимо! — яростно отряхивая пыль с мундира, возмущался какой-то свитский офицер, его лицо побагровело.
— Форменное безобразие! — поддержал его капитан, которого всё ещё трясло мелкой дрожью. Весь в пышных аксельбантах с толстыми золотыми шнурами, он выглядел помятым и обмякшим, словно из него выпустили воздух. — Надеюсь, виновные понесут самое строгое наказание, ваше высокопревосходительство? — едва сдерживая дрожь в голосе, добавил он, обращаясь к Бенкендорфу.
— Не беспокойтесь, понесут! — сдавленно прошипел Бенкендорф, его челюсти были стиснуты.
— А мне, напротив, понравилось, — неожиданно, с лёгкой улыбкой, раздался голос великого князя Павла. — Вышло всё весьма реалистично. Я, признаться, даже по-настоящему испугался от неожиданности, — искренне признался он, и в его глазах мелькнул одобрительный блеск.
— С какой целью всё это затеяно? — спросил Александр, его голос был спокоен, но в глазах ещё читалась тень недавнего испуга.
— Цель — проверка и наглядный урок, ваше императорское высочество, — чётко ответил я. — Для всех служб, причастных к вашей охране.
— И что вы думаете, граф? — его взгляд стал пристальным.
— Думать тут нечего, ваше императорское высочество, — отрезал я. — Прошло достаточно времени с последнего покушения на вас, а выводы? Нулевые. Охрана по-прежнему дырявая, её нет, как таковой. Это очевидно не только мне, но и любому здравомыслящему человеку. Углубляться в детали не стану. Приношу извинения за причинённые неудобства, — я слегка склонил голову. — Но предупреди мы вас — и не увидели бы истинного лица охраны. Не поняли бы, кто чего стоит. — Я намеренно перевёл взгляд на капитана, требовавшего наказания. — Единственный, кто инстинктивно бросился вас прикрыть телом, был ваш адъютант, поручик Якушин. Остальные? Охрана, казаки… Да и те действовали не по уму. — Я тяжело вздохнул, глядя прямо на Александра.
— Проверка была затеяна вовсе не для вашего увеселения. Признаюсь, что не стоило скрывать о предстоящем от его высокопревосходительства. Искренне прощу у вас прощения, Александр Христофорович. Готов понести наказание в полной мере. И, да, вы правы, это моё дурное влияние на полковника Лукьянова. Уверен, до знакомства со мной, он никогда бы не позволил себе подобного.
— Так мы и поверили в твоё раскаяние, Пётр Алексеевич. — Рассмеялся Павел. — Напугал императорских отпрысков и около них толкающихся, порадовал свою душеньку и хочешь отделаться лёгким испугом. Ну уж нет, с тебя хороший стол и будешь весь вечер петь и танцевать. Попробуй только увильнуть, вот тогда наказание будет страшным.
— Довольно господа, нам пора. Вам, граф, Павел сообщит позже какое наказание вас ждёт. Александр Христофорович, прошу вас проявить милость и снисхождение к вашим подчинённым.
— Слушаюсь, ваше императорское высочество — поклонился Бенкендорф.
Цесаревич с братом и свитой уехали. Бенкендорф уже остывший и успокоившийся сказал севшим голосом.— От вас подобного не ожидал, господа! И не думайте, что просьба цесаревича что-то изменит. Каждый получит по заслугам. В целом, я доволен подготовкой отряда, ротмистр Малышев, объявляю вам и всему личному составу благодарность. — Он и Дубельт сели в карету. Их сопровождали два конных жандарма.
— Александр Христофорович, по поводу отряда Малышева, надо признаться не ожидал столь высокого уровня и столь разносторонней подготовки. Со слов полковника Лукьянова это полностью заслуга графа Иванова. Он лично обучал отряд. Вы заметили с каким уважением относится Малышев, остальные офицеры и нижние чины к Иванову. Операция проведённая отрядом в Москве показала его высокую эффективность. Так же Лукьянов отмечает, что проведение операции стало возможным только благодаря графу. Хотя его участие не отраженно ни в одном докладе или рапорте.
Бенкендорф молчал и рассеянно смотрел в пространство перед собой.
— Из доклада и рапорта вице-губернатора Москвы следует, что подготовка и проведение успешной операции полностью его заслуга, а вмешательство полковника графа Иванова–Васильева чуть не погубило все его труды. Он требует сурово наказать оного возмутителя порядка по всей строгости и ещё добавить, чтобы другим неповадно было. И кому верить? — Усмехнулся Бенкендорф.
— Да уж, нечего возразить. Не испытывает граф пиетета ни перед кем из чиновничьей братии. — Дубельт поморщился.
— А насчёт отряда ССО согласен, отменный инструмент появился у нас. Цесаревич наверняка расскажет его императорскому величеству.