Рысюхин и пятнадцать бочек джина

Глава 4

Прорыв прошёл как по учебнику — а почему бы и нет, если в ответ никто не стреляет, а все ориентиры пристреляны ещё накануне? Попотеть заряжающим и подносчикам пришлось от души, максимальный темп огня просто так не даётся. К счастью, двойного заряжания можно было не опасаться: предохранитель до гениального простой, если видишь готовым, но попробуй додумайся до него! Если бы дед не подсказал и идею, и воплощение — не знаю, когда бы додумался и додумался ли бы вообще.

Шесть миномётов, десять-двенадцать выстрелов в минуту каждый — получается при стрельбе очередями, а при ведении огня «по готовности» залпы быстро превращаются в хаотичную пальбу, разрывы чаще, чем каждую секунду. Уже через пять минут над передней линией окопов повисла сплошная туча земли и дыма, в которой продолжало бухать. Нюськин ещё добавил «от щедрот» фугасами по заграждениям перед окопами, красиво получилось, только доски брызнули.

Единственно что не получилось устроить наступление за огневым валом — оказалось, что этот тактический приём совершенно никому не известен, кроме деда, от него — меня и моей дружины. То-то офицеры мои так на меня смотрели, когда я рассказывал концепцию и как её отрабатывать. Оказывается, новинка в военном деле, ну да ладно. Будем работать «по старинке»: перенос огня на вторую линию на сближении пехоты, потом и вовсе на третью, в промежутке миномёты передвигались вперёд повзводно, по две штуки на полкилометра за раз. Точнее, первая пара метров на триста-четыреста, остальные на пятьсот-восемьсот, на присмотренные разведчиками в РДА площадки.

После «прорыва обороны» пришёл приказ — сопровождать вводимые в прорыв «свежие части», что вылилось фактически в совместный с пехотой марш на тридцать километров до станции, не той, где мины получали. «Свежими частями» были пехотинцы и полковые тылы, что накануне пришли в качестве подкрепления, что логично, а старые остались закапывать то, что сами и выкопали, не без нашей помощи.

Что могу сказать про этот совместный марш, он же «ввод войск в прорыв»? Как в том анекдоте[1]: если без мата — то ни слова. Пехота выдвигалась пешим, мать его, порядком, тылы частью на гужевых повозках, частью — на грузовиках с двигателями внутреннего сгорания. А ещё я видел локомобиль. К счастью, это оказался паровой бульдозер, прибывший окопы закапывать, и с нами не поехал, а то у меня уже глаз дёргаться начал при воспоминании, как тащили самоходную лесопилку из Осипович в Викентьевку. Но и без него мои дружинники хлебнули «все тридцать три удовольствия»! Ежу, контуженному миномётным обстрелом, было понятно: стоит моим миномётчикам уехать вперёд — и посредники сразу «спишут» их в результате «контрудара противника». Делать последнюю задачу первой проваленной не хотелось совсем, так что пришлось изгаляться, для чего мои офицеры пригласили пехотных к себе в гости и в кондиционированном воздухе КША выработали общий порядок движения. Один РДА ушёл вперёд в качестве передового дозора. Проезжал пару километров, занимал удобную для наблюдения позицию и стоял там, контролируя окрестности, заодно присматривая следующую позицию. Стояли, пока их не догоняла головная походная застава, состоящая из броневика с «недопулемётом» и трёх освободившихся из-под мин грузовиков, в кузова которых загрузили по два отделения пехоты.

Такой же состав был у тылового охранения и дозора, только что броневик нёс на крыше «Крону». Третий броневик «охранял» оба штабных автомобиля, а последний РДА изображал посыльный автомобиль и, при возможности, фланговый дозор.

Но всех пехотинцев усадить на грузовики не получалось — много их, а нас мало. Так что механизированная часть колонны уезжала со скоростью около десяти километров в час немного вперёд, становилась в удобном месте на обочине и пропускала вперёд себя пехоту, потом — снова-заново.

Предосторожности оказались не совсем напрасными: один раз дозор обнаружил подобие баррикады, которую, когда подошла «застава», просто снесли огнём, не останавливаясь, поскольку было именно что подобие. Как позже саркастично прошёлся по ней Вишенков:

— Порой в деревнях дети перед свадьбой загородки серьёзнее ставят, было бы ради чего миномёт задействовать!

Это, разумеется, преувеличение, и довольно сильное, но факт остаётся фактом: выпустили на сближении пару очередей из картечницы по баррикаде, в это же время РДА из «Кроны» накидала туда фугасных гранат, а остатки раздвинули ударным бампером броневика. Ещё «для порядка» прошлись осколочными гранатами и стрелковым огнём из бойниц по обочинам. Нарубили хвороста, надо сказать, пропустили вперёд РДА и больше сюрпризов не было, кроме большого привала, на который встала пехота «по регламенту». В итоге хоть войска и двигались «в прорыв» так называемым ускоренным маршем, но — скорость колонны определяется самым хромым пехотинцем. Так что — шесть с половиной часов от момента выхода головного дозора с захваченных вражеских позиций до его же входа на территорию станции. Если считать от выхода первого до прибытия последнего — почти восемь часов! Да, отставших, захромавших, поломавшихся и заблудившихся списали в условные потери, но это не повод на самом деле бросать их. Как говорит дед — «ужостев каких-то!»

Из приятного — на станции нас ждала вся наша внештатная техника и остававшиеся в их охране дружинники. Соскучились и не только: полевую кухню мы увезли, она тоже проходила испытания, так что «сторожам» пришлось питаться от щедрот принимающей стороны, а заодно и сухой паёк подъедать: отвыкли мои бойцы от завтрака в формате «кружка кипятка и сухарь». Причём, что характерно, приучаться обратно не хотели ни под каким видом. Как сказал бы виконт Орловский — «разбаловались», ага.

Из неприятного — дальше предстояло двигаться по железной дороге. То есть — полностью зависеть от того, кто, как и куда пошлёт очередной эшелон. И, надо сказать, изумительные вещи начались почти сразу. Дело даже не в том, что дружинникам под погрузку дали товарные вагоны, они же теплушки, это для перевозки войск в пределах нормы. По дурости или из каких-то неведомых соображений негуманоидной логики придумали отправить одним эшелоном личный состав и часть имущества, а после этого ещё двумя составами — оставшуюся технику. Как-то меня всё это достало и сделало совершенно недипломатичным, так что ругаться с инопланетянином-комендантом начал прилюдно, прямо на перроне:

— Я понимаю, что вам в глубочайшей степени плевать на сохранность чужого, то есть — моего, имущества, которое предлагаете бросить без присмотра на территории станции. Но скажите на милость, кто будет это всё грузить? После того, как бойцы уедут? Может, господин подполковник будет ящики таскать? — Указал я на удачно подвернувшегося под руку Орловского.

Виконта передёрнуло. Но, как ни странно, до чиновника от перевозок никак не доходило, что не так — он даже грузчиков предложил своих выделить, четыре человека. Угу, и им я должен доверить загонять на платформы те же РДА, с возможностью всласть полазить по салону! Пришлось пригрозить, что поеду домой своим ходим, и плевать на весь придуманный для меня регламент. Как ни странно, даже часть офицеров не понимали, что мне не нравится.

— Господа, вы серьёзно⁈ Отправить два эшелона ценного имущества, преимущественно — дорого выглядящих автомобилей, путешествовать неделю без охраны⁈

— Ну, почему же — составы охраняются.

— Ага, два придурка с одним дробовиком на обоих, что сидят на тендере паровоза? Толку от них ноль, в лучшем случае — заметят кражу почти сразу. Нет, если бы имущество было чужим, я бы тоже, возможно, не переживал.

Только после того, как походная колонная за границами станции была уже наполовину сформирована, и все осознали, что ещё чуть-чуть и мы на самом деле двинемся просёлками в направлении Рязани, добился того, чтобы эшелоны переформировали. Причём начальник станции — или комендант, не знаю, как именно его должность называется, изображал такие страдания, будто эти составы были уже собраны не на бумаге, а физически, и ему придётся лично вручную перекатывать вагоны. Нет, в чём-то я его понимаю: он собирался включить в эшелон три теплушки для солдат, вместимостью сто двадцать человек, и один вагон второго класса для офицеров, унтеров и специалистов. Я же, тыкая пальцем в устав, требовал, чтобы в каждом эшелоне был старший в офицерском звании. Цеплять к трём поездам три классных вагона, в каждом из которых будет ехать по пять-шесть человек комендант не хотел. Когда же я предложил взять почтовый вагон, как раз на пятерых, плюс туда же можно, например, пайки сложить — меня чуть не побили, фигурально выражаясь. Оказалось — больная тема: все почтовые вагоны находились в ведении министерства почт и телеграфов, и ни железнодорожники, ни военные, ни военные железнодорожники в своём распоряжении таковых не имеют, хоть и хотели бы. Но — монополия.

В итоге пинаемый не только мною, но и прочей комиссией, комендант нашёл три вагона, обозначенных как «купейный вагон третьего класса» на сорок восемь мест, который дед обозвал плацкартом. В итоге и все поместились, и бойцы поедут в более приличных условиях, и вагонов будет задействовано на один меньше.

Повезло ещё, что литерный поезд, в котором будет и вагон-штаб, и в который пригласили меня, не ушёл со станции первым. Более того, его отправление по новому графику запланировали в последнюю очередь, а то уехал бы, а потом искал, куда что уехало. Но, опять же, была и плохая сторона в этом изменении: пришлось ждать пока придут «конкуренты», добиравшиеся до станции двое суток, но это время как раз ушло на ругань с комендантом, а потом пока все погрузятся и уедут.

И в салон-вагоне литерного поезда, он же штабной вагон, и в купе разных классов одной из главных тем для обсуждения были итоги манёвров. Точнее — промежуточные, не обработанные ещё, результаты. И было, что обсуждать! Наши не то напарники, не то конкуренты, например, откровенно провалили проверку. Они и до места добирались больше трёх часов, плюс долго занимали позиции, плюс с корректировкой огня возникли проблемы… В общем, только за первый день батарея была дважды «условно уничтожена» противником, после чего «воскрешалась» для дальнейших испытаний. Да и в дальнейшем тоже как-то они не блистали. Настолько, что если бы в манёврах участвовали только они, то вердиктом стал бы вывод о полной несостоятельности миномётных батарей в качестве усиления пехотных подразделений!

И совсем другая картина в исполнении моих дружинников, которых нередко именовали «родовой гвардией». В целом разница в результатах оказалась настолько разительной, что кое-кто стал с подозрением посматривать в мою сторону, мол, явно что-то нечисто, но уличить ни в чём не получается. Пришлось, посоветовавшись с дедом и офицерами дружины, выступить с небольшой речью, суть которой сводилась к тому, что, если выставить на беговую дорожку двух спортсменов, одного — подготовленного, бодрого и здорового, а второго — голодного и со связанными ногами, то они покажут разный результат.

— Мои бойцы тренируются с этим оружием уже не один год, участвовали в реальном бою, постоянно ездят на свой собственный полигон. А эта, обрезанная под самый корешок и ещё чуть-чуть, батарея сформирована меньше, чем за месяц до учений, вооружение вообще за две недели до выезда получили. И сделали аж по три выстрела из каждого миномёта в качестве пристрелки. Плюс разница в экипировке: удобная униформа с защитными элементами сильно облегчает боевую работу. Плюс отсутствие самого необходимого, от шанцевого инструмента до боевого охранения. Когда вымотанные долгой поездкой в не оборудованных для этого грузовиках номера расчётов вынуждены и орудия разворачивать, и позиции оборудовать, и охранение обеспечивать — это тот самый бегун со связанными ногами.

— Предполагалось, что вспомогательные функции возьмут на себя соответствующие службы полка.

— Какого, простите, полка?

— Пехотного, которому будет придана батарея.

— Господа, вас название оружия «батальонный миномёт калибра сто миллиметров» ни на какие мысли не наводит? Ба-таль-он-ный! Батарея придаётся пехотному батальону, у которого своих тылов нет никаких в принципе — они все на полковом уровне. А как показала практика, возможно такое, что нуждающийся в огневой поддержке батальон — вот он, а полк со всеми его службами — где-то там.

— Можно и из состава батальона выделить солдат.

— Если речь о батальоне, противостоящем превосходящим силам противника, да во время боя… Одно дело, если батарея своя, штатная, тогда и взвод помощников к ней приписан, и друге дело — пришлая…

— Но и так раздувать штаты, как у вас — это, простите, перебор!

— Разве в ходе манёвров были выявлены лишние службы или специалисты? Кто-то сидел без дела или выполнял не свои функции?

— Ремонтники ваши явно какими-то посторонними делами занимались!

— Не «посторонними», а «в интересах пехоты». Ремонтники нужнее всех: технических поломок, особенно на марше, столько, что их впору считать не аварийной ситуацией, а ежедневной рутиной. Проводить же ремонт в грязном окопе при помощи молотка, зубила и какой-то матери, или в пусть скромной, но оборудованной всем необходимым мастерской — это два очень разных ремонта. И по трудоёмкости, и по срокам, и по качеству.

Много, в общем, спорили, до самого Питера. Да-да, дружина поехала домой, а я — по флигель-адъютантским обязанностям в столицу. В Зимний дворец, поскольку осенний бал благополучно прошёл за время манёвров.

И в столице продолжали спорить, изучать бумаги и наставления, материалы тех самых манёвров. В итоге за две недели создали проекты трёх штатных расписаний различных частей и подразделений.

Во-первых, новый штат пехотного (в скобках — стрелкового) батальона с миномётной батареей. Разница между пехотными и стрелковыми полками была в основном в их происхождении: был то бывший стрелецкий, или бывший фузилерный, или бывший гренадёрский. Новые полки, как правило, формировались как стрелковые, но могли быть и пехотными, логику я так и не уловил. В батальон вводился дополнительный стрелковый взвод в качестве охранения миномётчиков, походная мастерская на одном двухосном грузовике, командно-наблюдательный пункт и два РДА. Плюс три грузовика для перевозки боеприпасов и два — для прочего имущества. Палатки предполагалось как-то упихивать внутрь автомобилей-тягачей или увязывать на крыши. Ну, и пятая полевая кухня добавилась, кормить всю эту братию.

Вторым «методическим продуктом» как это обозвал дед, а я неосторожно запустил очередного бюрократического монстра в обращение, стал штат отдельного миномётного дивизиона. В него включили не три, а четыре батареи, в составе каждой оставили взвод охраны на обычных грузовиках, те же два РДА и один ПКНП, а вот ПАРМ убрали. Зато уже на уровне дивизиона была и мастерская на двух грузовиках (двухосном с прицепом и трёхосном), и медицинская служба, и сапёры, и взвод разведки, и комендантский взвод на броневиках.

Ну, и штат отдельной гвардейской миномётной батареи. Да, простую отдельную батарею «зарезали», другое дело — для нужд гвардии. Этот был очень похож на то, что я создал у себя в дружине, только миномётов сделали всё же восемь: две полубатареи по два огневых взвода в каждой. И командно-штабной автомобиль для командира дивизиона, и даже передвижные казармы утвердили! Причём отдельно проработали несколько вариантов планировки: для расчёта, на семь человек, с выгороженным закутком для командира расчёта, для стрелкового отделения, для офицеров, для унтер-офицеров… В общем, уделили этому почти столько времени, сколько всему остальному — дорвались господа штаб-офицеры до развлечения.

Единственно, что не удалось провести ни в один штат воздушную разведку: просто не выдалось случая показать её в деле на манёврах, в первую очередь из-за того, что пилот (то есть — я) был выведен за штат. Это же и служило главным аргументом «против»: мол, раз на манёврах не понадобилось, то и вообще не нужно. Но мне в штат моей родовой гвардии включить хоть десяток летательных аппаратов никто не запретит.

В итоге домой я приехал только в середине октября…

[1]Анекдот, если кто вдруг не знает:

— Что сказал гаишник, которому ты при сдаче экзамена на ногу наехала?

— Мат опустить?

— Конечно!

— Ты знаешь — ни слова…