За ужином Мурыська как ни в чём не бывало сидела на своём привычном, да, уже привычном, месте. Разве что с опаской косилась на Ульяну, а та демонстративно не смотрела на пушистую. Собственно, ничего больше она с нахальной зверюгой сделать и не могла, разве что отругать ещё раз, но её это как об стенку горох. Нет, в самом деле: причинить какой-то вред воплощению тотема рода на родовых землях, более того — в маноре рода⁈ Попытка подобного была бы очень, мягко говоря, опрометчивым поступком. Очень. Так что убегала рысь не то по привычке, не то из врождённой интеллигентности, чтобы не злить своим присутствием ещё больше, не то просто шума не любит. А для неё любые попытки достучаться до её совести — просто шум, не более того. Хоть часто кажется, что она вообще всё понимает, но только не признаётся. И именно для того, чтобы не нести ответственность за свои поступки.
Третье и четвёртое апреля я провёл дома, большую часть времени — с семьёй. Но и в Академии я не врал, было у меня немало дел, благо, большая часть поддавалась решению по телефону. Самое главное — сформировали весенний караван в Ригу. Как-то в этом году припозднился наш шведский партнёр с заказом, к двенадцатому может не успеть. С другой стороны — он же не норвежец, у него могут быть другие временные привязки. На сей раз объём поставок вырос, отправляли два трёхосных грузовика, один из которых на две трети заполнялся на новом заводе в Рысюхино — джин хорошо зашёл на преимущественно шведский и датский рынок, правда, по чуть меньшей цене, чем акавита. Ну, так у него и технологический цикл производства короче. И гнать его мы тут можем в буквальном смысле тоннами. Состав «делегации» уже даже спрашивать не надо было, успела сложится постоянная «рижская бригада» во главе с бывшим норвежцем Климом Беляковым, так что оставалось только пожелать им удачи.
Ещё я пожелал удачи, снова провожая в Могилёв своих жён, которые третьего апреля ехали делать чистовую запись диска. Поскольку они немало репетировали дома, в нашей собственной студии, то запись по расчётам должна была занять не больше трёх дней, плюс два дня на дорогу туда и назад. Немного тревожило во всём этом то, что в четверг дети останутся вообще без присмотра родственников, но, думаю, нянька с малолетними помощниками и Мурыська справятся. А плюс к тому — кормилица, но она будет приходить к назначенному времени, и целый штат слуг, точного количества которых я уже, пожалуй, и не знаю! И не сказать, что все они на самом деле так уж жизненно необходимы, но — положение обязывает, как содержать дом «на уровне», так и трудоустраивать жителей своих деревень.
В четверг, пятого апреля, с самого утра на безоблачном небе ярко сияло Солнце, ветерок дул лёгкий, воздух тоже прогрелся — не сказать, что по-летнему, но на середину мая было похоже. Даже возник соблазн полететь на дельталёте, но я его подавил: болтаться по городу на извозчике со здоровенной связкой «жутко секретных» учебников мне совсем не хотелось, а ездить с аэродрома (на юго-западной окраине города) в академию, что находится на восточной окраине, потом обратно, затем в лабораторию, что почти в центре города… Эта затея запросто съест всё время, сэкономленное за счёт полёта. Так что седлаю «Жабыча» — и вперёд, за знаниями!
Парадный мундир я надевать не стал — день не праздничный, и других уставных оснований для такого наряда тоже нет, но на повседневный мундир вместо миниатюр надел полноразмерные награды, правда, казённые. Просто не хотел откручивать ювелирные дубликаты с парадного кителя, но и так смотрелся вполне солидно. Может быть, даже слишком солидно для того, чтобы самому садиться за руль, но те два шофёра, которые верили, что автомобиль может ехать быстрее двадцати пяти вёрст в час, отправились в Ригу, а телепаться до академии в Минске три часа на пассажирском кресле я был морально не готов. Как раз, когда садился в кабину, вспомнил слова графа, что аристократы — это те люди, которые создают правила, как для себя, так и для окружающих, и подумал: какого демона⁈ Ни один устав не запрещает офицерам любого чина самостоятельно управлять автомобилем, гражданские законы я тоже не нарушаю, общественную мораль цинично не попираю, значит, что? Значит, делаю, как мне удобнее!
Пока ехал и любовался давно уже знакомыми пейзажами, размышлял о всяком разном, в том, что через месяц, не более, на Изнанке начнётся ледоход, за которым последует сезон нереста зеркальных щук и заготовки икры, а затем и весь годовой цикл закрутится заново. Разве что часть ягод будет взята уже с плантации, но в первый год она может дать меньший урожай, чем дикий ягодник той же площади, так что придётся увеличивать территорию для сбора, но это ещё не скоро, изнаночный июль — наш сентябрь. А вот устроить дальнюю экспедицию как в низовья Умбры в поисках её устья, так и в верховья Самоцветной очень хочется. И выяснить, наконец, на острове мы или нет? Ведь даже та «змея», которую поймали во время первой экспедиции в лес[1] оказалась при ближайшем рассмотрении, по мнению учёных, безногой ящерицей. Причём довольно редкой, грибники таких всего три штуки поймали. Или просто перестали ловить, после того, как специалисты Гильдии не нашли в ней ничего особо интересного, кроме довольно вкусного, но всё же не деликатесного, мяса. И провести нормальную геологоразведку нужно. Опять, что ли, Лопухина пригласить? Или спросить у него совета — благо, и мимо университетской изнанки проезжать буду, и здание кафедры геммологии буквально «за углом» от квартала, занимаемого Отдельным корпусом жандармов. Подумаю ещё об этом. Ведь самыми интересными на мой, дилетантский, взгляд выглядят верховья Самоцветной, которые для начала в принципе исследовать нужно, чтобы хоть примерно рассказать геологам, куда именно они едут.
Ещё пришла пора подумать и о том, что нужно, наконец, что-то делать на первом уровне Изнанки, а не только время от времени отстреливать излишне расплодившихся змееруков, они же — змеелапы. До тех же слив добраться, например, и выяснить, есть ли другая живность кроме двух известных, в буквальном смысле слова бросающихся в глаза видов.
Однако это всё дела пусть и ближнего, но будущего, сейчас на «нулевой» изнанке стоит начало февраля, пусть мягкого и почти Средиземноморского, но тем не менее, зима. Да и насчёт Средиземноморья, это тоже весьма грубая аналогия. Я, например, не помню, чтобы Тибр в Риме замерзал зимой, а на Умбре лёд такой, что вполне позволяет выходить на него рыбакам. Правда, если начистоту, не везде: на стрежне река, как правило, не замерзает вообще, да и в местах со спокойным течением тоже нередки промоины или места с тонким ледком, так что рыбаки ходят с опаской, по неоднократно проверенным местам и с обязательной перепроверкой каждый раз, как выходят на реку. И то пару раз проваливались, благо — в артели людей много и все знают, что делать в такой ситуации. Тем не менее, температура воздуха зимой редко когда бывает ниже минус пяти, однако снег лежит и путешествовать мешает, да и рельеф местности скрывает.
Приближение к большому городу выбило из головы все размышления и построения планов. Наглые извозчики, невесть откуда вылезающая на дорогу живность, от курей до коров, и пока ещё редкие «бессмертные» пешеходы заставили уделять всё внимание дороге. О, вот и поворот к проходной военной академии. Вот тоже, кстати, интересный момент, который подтверждает реальность задуманной с Шипуновым затеи: вход на Лице мира отстоит от университетского метров на восемьсот, по прямой, а на Изнанке расстояние между выходами километров десять. Как у моей «родной» академии и магуча речников почти, там тоже патруль между куполами почти полтора часа шёл. А мы хотим наоборот сделать, вёрст пятнадцать по Изнанке и километра два по Лицу.
Встал поближе к проходу, чтобы книги меньше нести было, мимоходом пожалев, что не узнал, где тут грузовой въезд и не добыл пропуска на автомобиль. На проходной меня ожидаемо не узнали: и видели всего один раз, и мундир сильно меняет человека. Особенно в глазах тех, кто привык сначала смотреть на погоны и прочие знаки различия, а потом уже, если времени хватит, на лицо. Так что заново представился совсем иначе держащимся охранникам и, вызвав явное удивление в глазах знакомого, а лучше сказать — незабываемого квадратного прапорщика попросил отвести меня к Запуночкину. Потому как решил, что вопрос оформления допуска в любом случае вне компетенции простого преподавателя, и даже старшего.
Когда я вошёл в кабинет заместителя декана и поздоровался с ним, реакция чиновника меня удивила. Прервав приветствие, он внезапно спросил:
— Вы в каком виде⁈
Осмотрел себя, насколько смог. Ни пятен, и дырок не обнаружил, а то уж грешным делом решил, что зацепился где-то, пуговицы тоже все застёгнуты, причём в правильные петли. Награды висят ровно и в уставном порядке.
— В нормальном виде. Вам что-то в нём не нравится?
— Так, — зам декана потёр пальцами виски. — Посидите здесь, и, всех богов ради, никуда не выходите!
С этими словами хозяин кабинета выскочил в коридор и запер дверь на замок. Это он машинально, или чтобы подкрепить свою просьбу не выходить? Ладно, вернётся — узнаю, если не лень будет. Подошёл к зеркалу, осмотрел себя внимательно и, насколько это удалось, со всех сторон. Нормально всё в моём внешнем виде, что он так возбудился⁈
Вернулся хозяин кабинета минут через двадцать в компании какого-то подполковника, которому сразу же и обратился со словами:
— Вот, полюбуйтесь! Господин Рысюхин во всей красе!
Я же без спешки, но и не медля, встал и в свою очередь обратился к новому лицу:
— Здравия желаю, господин полковник!
— Здравствуйте, ваша милость! Вольно, не тянитесь, мы не на плацу и в равных чинах. — ответил тот и повернулся уже к Запуночкину: — Если вы хотели познакомить меня с господином бароном, то можно было сделать это менее драматично.
— Вы что, не видите, в каком он виде⁈
Подполковник повторил мои действия по внимательному осмотру формы и ответил моими же словами:
— В нормальном виде. Мундир сидит как положено, обмят и подогнан правильно, чистый и целый. Что вам не нравится настолько, что аж ко мне прибежали⁈
— Но знаки различия!..
— Так, я вижу, кто-то опять поленился прочитать подготовленные моими людьми документы.
— У меня, извините, своих бумаг хватает!
— Извините, господин барон, у нас тут намечается небольшое производственное совещание. Ещё раз прошу прощения, пройдите, пожалуйста, в учебный класс, там знакомый уже вам поручик Миногин ждёт вас со всеми нужными инструкциями.
— Слушаюсь, господин полковник!
Закрывая за собой дверь, я успел услышать уже не такой вежливый голос подполковника:
— Достаточно было просто открыть укладку!..
Уже в коридоре все странности внезапно сложились в моей голове с единую картину, от которой у меня буквально дыхание перехватило!
«Он что, обвинил меня в самозванстве⁈»
«Скорее, заподозрил, обвинений вслух он не высказывал, иначе подполковник его бы ещё там построил».
«Всё равно, это оскорбление! Я сейчас!..»
«Ты сейчас прекратишь истерику, успокоишься, и пойдёшь туда, куда послали!»
«Но оскорбление!..»
«Не было высказано вслух, значит — не существует. Мало ли, кто что хотел — пока не начал действовать или высказывать свои планы при свидетелях, мысли и желания неподсудны. Подполковник специально тебя отправил, не только для того, чтобы подчинённого не ругать при посторонних, но и чтобы он не успел что-то ляпнуть и дать формальный повод».
Не сразу, но смог взять себя в руки и послушать голос разума, вместе с голосом деда, который долго ещё удивлялся тому, как меня, по его выражению, «накрыло». Я же, в свою очередь, удивлялся тому, как можно удивляться желанию защитить свою честь, дворянскую и офицерскую.
Вообще сегодня, похоже, международный праздник — Всемирный День удивления. Вот и очередь знакомого поручика пришла, хе-хе. Но он, к его чести, напавший было ступор преодолел очень быстро и вытянулся во фрунт:
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
— Здравствуйте, господин преподаватель. Давайте без чинов, тем более, что я вроде как в запасе числюсь. По большей части, м-да.
Мы с поручиком перешли к столу с учебниками, но он всё косился на мои «регалии», пришлось прерваться для пояснений:
— Всё настоящее, и звание, и вензеля на погонах, и награды. «Шуйца» — за то, что моя дружина вместе с полусотней из Червеньского гарнизона остановила Волну. Остальные награды — в основном за разработки, частично засекреченные.
Вместо того, чтобы успокоиться, поручик ещё эмоциональнее стал:
— Та Волна, что была недавно в нашей губернии? Черновицкое поле? Вы там были⁈ Мы на тактике тот бой изучаем!
Вот и реализована угроза Государя Императора насчёт учебников. Жаль, я надеялся, что это или забудется, или затянется на больший срок.
«Юра, ты меня опять удивляешь! Наверное, на самом деле день такой».
«Чем именно?»
«Предположением, что кто-то может забыть высказанное вслух при свидетелях пожелание императора. Или не попытается реализовать его как можно быстрее, пока царь не забыл, а то можно и без награды остаться».
«Да. точно, что это я. Просто, как ты сам говоришь — Надька[2] зараза живучая, хоть и лживая».
«Главное, чтобы тебя не попытались привлечь к чтению лекций на соответствующую тему, так что давай, меняй тему быстрее».
Вот умеет же напугать и мотивировать! В результате за четверть часа закончили с поручиком все свои дела, даже упаковали книги и брошюры в мешки, до боли напоминающие тару, в которой поставляются макры. Миногин ушёл, чтобы найти пару крепких курсантов для переноски этого богатства, а вскоре заглянул Запуночкин, весь какой-то пятнистый с лица. Убедившись, что у нас всё хорошо и вопросов нет, он тут же тихо исчез. Хм, мог бы и извиниться за свои подозрения! Внутри опять стал подниматься гнев, который пришлось гасить при помощи неглубокой медитации. А то, вон, уже на окне стекло стало в иголки собираться, чтобы позже вылететь в виде атаки «рой игл». Успокоился сам, «успокоил» окно, а там как раз и Миногин с курсантами подошёл, так что ещё через четверть часа мы уже прощались около «Жабыча», получив напоследок визитку с телефонным номером преподавателя, для решения текущих вопросов.
Тему очных занятий, консультаций, семинаров и прочего отложили на потом. Просто по той очевидной причине, что сейчас курсанты выпускного курса готовятся к защите своих дипломов, потом начнётся подготовка к сессии у всех остальных, потом сама сессия — в общем, ближайшие два с половиной месяца всем будет совсем не до того. Угу, а потом у меня начнётся полька-галоп, причём сразу же в комплекте с мазуркой и бегом с барьерами: куча дел запланировано и в Викентьевке, и в Рысюхино, и на обеих Изнанках. Помимо ранее перечисленного, нужно будет спланировать, привязать к местности и построить прямую дорогу от Рысюхино к границе владений Шипуново и оттуда, уже в складчину с соседом — к будущему порталу. А также вторую продольную улицу в Рысюхино и отдельный выезд для деревенских на тракт, по южному краю моих земель, чтобы не лазили со своими подводами через имение и мимо форта: тут у нас движение с Изнанки, на Изнанку, к представительству Гильдии и арендованным ею складам, и гвардейцы мои по делам снуют, из к песчаному карьеру дорога совсем не простаивает. Да и Ульяна в Викентьевке, я уверен, минимум три проекта по развитию поселения затеет.
И, почти не сомневаюсь, Его Величество тоже подкинет что-нибудь, «чтобы не скучал». И когда, простите, расти над собой? Повышать культурный и образовательный уровень отечественного баронства?
Эк меня понесло-то, а⁈ Достал из ящичка между сиденьями бутылку с холодным чаем, с лимончиком, сделал пару глотков, посидел ещё пару минут и неспешно поехал к лаборатории. Тут главное на Захарьевскую выехать, не задавив ни мещанскую курицу, ни мечтательную студентку, а там всё время прямо, аж пока не сворачивать. Надеюсь, там меня сегодня никто удивлять не станет, а если и удивит, то только приятно.
[1] Конец 7-го тома, если кто-то решит вспомнить, о чём речь.
[2] Надежда, которая умирает последней