Рысюхин и пятнадцать бочек джина

Глава 13

Знамя представляло собой полотнище в цветах государственного флага, что само по себе большая честь, в центре — два скрещённых меча, точнее — полуторник, как у меня, и драгунский палаш. На них — гербовый щит, характерной именно для Великого княжества формы[1] с моим родовым гербом. Вокруг герба с мечами — девиз: «Во славу свою и Империи».

Боевое знамя — это не то, что можно распаковать и отдать Ивану Антоновичу, мол, повесьте где-нибудь. Вручение боевого знамени части — это ритуал! И подготовка его проведения заняла ещё две недели, поскольку требовалось и сценарий составить, и отрепетировать, и знамённую группу выделить, и место для хранения знамени, и гостей пригласить, и ещё список дел на трёх листах. И вот четвёртого февраля — ещё одно торжественное построение, на этот раз — в стенах форта, во внутреннем дворе на «нулевой» Изнанке.

Приглашения разослали всем обладателям титулов и вассальным родам, которых у меня ровно один. Простым дворянам (забавно звучит, правда?) владение дружиной не по чину, а потому и приглашать их «очень не обязательно». Кроме того — районному начальству и военным комендантам Смолевич и Червеня. Те явно доложились по команде и, к некоторому моему удивлению, с официальными поздравлениями прибыли ещё и трое представителей штаба войск Минского гарнизона.

Если бы это было вручение знамени армейской воинской части — то обязательным было бы присутствие кого-то из правящей семьи, не обязательно жён или детей монарха, возможны и племянники с племянницами или, например, двоюродная сестра тётушки (но это уже признание части третьеразрядной). Этот представитель рода правителей должен был бы вбить первый серебряный гвоздик, крепящий полотнище к флагштоку и стать шефом новообразованной воинской части. Ну, а поскольку часть у нас частная, простите за каламбур, то честь стать её шефом выпала, разумеется, мне. Потом было вручение знамени Старокомельскому, который на удивление расторгался, даже слезу пустил, передача его знамённой группе, что тренировалась последние десять дней с голым флагштоком, их торжественное прохождение по периметру построения. Ну, и речи — начиная от зачитывания Указа Его Императорского Величества о вручении знамени и заканчивая поздравлениями от всех собравшихся.

Ну, а потом — банкет, разумеется. Для жителей Рысюхино, Дубового Лога и окрестностей, кто прознал о празднике — полевые кухни с горячим чаем, для гвардейцев — праздничный обед в расположении с винной порцией, и в этот день она будет теперь выдаваться ежегодно. Вообще, бойцам этой зимой официальная выпивка частенько перепадала, к их полному удовольствию. Кстати говоря, на день рождения шефа части тоже винная порция положена — это, получается, в мой день рождения тоже своим гвардейцам наливать надо будет? Нужно при случае обсудить этот вопрос с тем же Старокомельским. Хотя, чего тянуть? Вон, штабных трое, и два гарнизонных командира, на банкете вполне можно улучить момент и подбросить после очередного тоста тему для обсуждения.

Разумеется, для семьи и гостей организовали застолье в банкетном зале имения. Тут уже кашей с мясом и рыбой пряного посола под отварную картошку не отделаешься. Кстати, этот вот второй вариант угощения, впервые опробованный на прошлом гулянии, обозвали «прямая провокация». Мол, картошечка, да селёдочка, да с лучком — это всё вместе взятое без рюмочки «беленькой» есть просто грешно. Я бы заменил солёную рыбу на отварную, но лёд на Умбре ещё не встал, несмотря на начало декабря на Изнанке, дневная температура там продолжала держаться около нуля. По ночам подмораживало, днём часть льда просто смывалась течением, так что пока имелись только закраины шириной не больше метра, и рыбаки сидели на берегу, занимаясь ремонтом и обслуживанием снастей и своих корабликов. Так что свежей рыбы, увы, не было. Своей, я имею в виду, а покупать её — уж не помню, когда так последний раз делали.

Да, насчёт банкета в имении. Тут стол разнообразнее был, чем на улице. И, кстати, свежая рыба была, причём изнаночная: за отдельную плату отрядили «экспедицию» в Самоцветный острог, благо, технологический мостик через Умбру был вполне проходим. И там, на одноимённой речке, на перекатах удалось наловить при помощи усовершенствованной дедом верши, которую он называл «паук» и придуманного им же «подъёмника» почти центнер местной белой форели. Вообще интересное дело: рыба, внешне похожая на омуля (отдалённо, если честно) и на форель (а эта почти неразличима) есть, но мясо у всех видов белое. Красная рыба или не водится вообще, или водится не в этих краях, или просто не попадалась пока, что маловероятно. Ничего, похожего на осетровых, тоже не попадалось, кстати говоря.

Так вот, форель эту самую приняли весьма благосклонно, а вот свои «стратегические запасы» шипастого судака я бессовестным образом «зажал». Их и осталось-то после Нового года всего ничего: четыре рыбки килограмма по полтора в стазисе и около двадцати кило замороженного, для застолья маловато. А вообще, забавно было наблюдать различия в отношении к тем или иным блюдам у условно местных и гостей из Минска. Например, черепаховый суп из «панцирного хватателя», простите боги за название, обитатели окрестностей уже и за праздничное блюдо-то не считали, в отличие от минчан. И то сказать: мои трактиры предлагали его в меню где-то три дня в неделю, вполне буднично, тот же грибной суп и то реже варили, особенно не в сезон. Зато поданное на десерт мороженое, специально привезённое из Минска же, для «провинциалов» сошло за праздничное лакомство, а представители штаба оценили только поданные к нему пряную заправку и фирменные ликёры, часть которых в продажу ещё не поступала, а некоторые и не поступят: очень уж много морок оказалось с их приготовлением, за ту цену, что оправдала бы возню, никто их не купит, а вот для себя или в подарок малой партией можно и изготовить.

Старокомельский оказался приглашён и в имение, и на празднование в гарнизоне. Более того, это последнее он должен был возглавить, так что после трёх обязательных тостов откланялся и был отпущен с полным пониманием. Вот тут я и задал каверзный вопрос насчёт того, могу ли считаться шефом собственной гвардии и положена ли в мой день рождения винная порция дружинникам, которые сейчас уже официально стали гвардейцами. Тема неожиданно захватила не только военных, но и всю мужскую часть застолья, затянувшись минимум на три тоста и одну перемену блюд, при том, что и споров-то особых не было. Приговорили «по аналогии» и единогласно, что если это моя собственная гвардия, то я у них в любом случае и командование, и шеф. Так что чарка в мой день рождения обязательна. Дольше спорили о том, одна или две, но не всерьёз, а так, в качестве гимнастики для ума. А я из этой «гимнастики» почерпнул кое-какие неписанные нюансы армейского этикета, так что и пользу получил от разговора.

Когда все разъехались, а жизнь вернулась в повседневную колею, я вернулся к подбору материалов для пластинки.

Третьей песней стала ещё одна, которую я уже пел, но в очень узком кругу, а именно — в поезде. Да, ещё одна колыбельная, что и вызвало наибольшие сомнения — не слишком ли «сонная» получится пластинка? Но всё же общим голосованием семейства единогласно решили — «Спать пора[2]» на диске будет.

Четвёртую подкинул дед. Он сделал над собой усилие и смог вспомнить почти весь текст песни «Красавчик[3]», а забытые куски строчек мы с ним сочинили заново. Девочки послушали, немножко настучали по рёбрам, но признали, что песня хорошая. Вот только мне не очень подходит, поскольку по смыслу исполнитель вроде бы часто выступает со сцены, в отличие от меня. Зато мысль предложить её профессору Лебединскому восприняли «на ура», заявив, что к нему на самом деле дамы всех возрастов липли всегда и сильно, а уж после такого признания во взаимности…

Получилась одна лирическая медленная песня, одна бодрая танцевальная и две колыбельных. Однозначно и единогласно решили, что нужно ещё что-то «для бодрости» и, пока девочки занимались оформлением этих четырёх и записью инструментальных партий в домашней студии, я был отправлен «придумывать что-то ещё».

Дед, надо сказать, накидал немало вариантов, но в большинстве были «неустранимые дефекты» в виде не только анахронизмов, но и явно неподобающего поведения персонажей. Которое, к тому же, никак не осуждалось в тексте. А от одной песни, того же исполнителя, что и у «Красавчика», потому выдержанной в том же стиле, дед и вовсе помнил только припев. Перешерстив свои воспоминания по принципу «где я мог её слышать» и вспоминая фон события смог восстановить почти полностью первый куплет, половину последнего и о чём вообще пелось во втором. Пришлось садиться и честно сочинять недостающее, потом «подгонять молотком, дорабатывать напильником и долго полировать». Зато в итоге смог почти честно сказать, что песня про оранжевый галстук[4] — моя, выстраданная! Особенно когда дед вспомнил, что в оригинале вообще-то было два куплета, содержание второго он взял из воспоминаний о совсем другой песне, зараза эдакая!

Ну, а утащив сразу две песни у одного исполнителя оказалось сложно остановиться, и третья выскочила из памяти у деда сама. И мне, так сказать, заскочила, причём запомнилась вся и сразу. Более того: очень захотелось вытащит свой дельталёт и подняться в небо, но — не сезон, так сказать. Осталось только петь песню, которая, кстати сказать, навязла в зубах у всех домашних и несколько дней кряду от неё не могли избавиться, пока не стали писать на диск — вот тут, после упорной работы над нею, отпустило. Но фраза «Ветер знает, где меня искать[5]» осталась в семейном обиходе.

Проблема была в том, что три «бодрые» песни хорошо сочетались между собой, но плохо — с тремя другими. С другой стороны, кто сказал, что вся пластинка должна быть одинаковой? И, опять же, можно просто записать их с другой стороны, хе-хе. О, ещё идея: на одной стороне записать все три песни женским голосом, а на второй — мужским.

Февраль потратили на то, чтобы адаптировать исходные мелодии к современным для моего мира реалиям. Никакого «рок-н-ролла» у нас пока ещё не возникло, или до нас он просто не дошёл, так что пришлось сменить аранжировку в стилистике классического джаза. Точнее, сочетания джаза с чем-то танцевальным. Может, когда-то кто-то даже назовёт это новым видом джаза, а то и вовсе новым жанром в музыке. Кроме смены аранжировки занимались ещё записью дисков, их пробной версии.

В конце первой недели марта я поехал в Могилёв. Нет, я за зиму ездил туда не раз, но исключительно по службе, в лабораторию. Работу в ней подгонял к расписанию поездов, так что с профессором общался только по мобилету, и, хоть обещал «к весне кое-что новенькое», но без подробностей. И вот настало время показать наработки человеку, мнение которого для меня в вопросах музыки было во многом решающим. Сейчас как разнесёт всю мою подборку, обозвав, например, пошлостью.

Правда, возникла проблема с проникновением на изнаночную сторону МХАТ, в кабинет профессора. Я в своё время примелькался, и знакомые охранники пропускали меня, даже не спрашивая документы. Но сейчас оказалось, что вся смена охранников сменилась, опять же — простите, но не могу так сразу найти выражение получше. И пропускать меня к профессору категорически отказывались, даже с сопровождением, несмотря на то, что Валериан Елизарьевич уверял, что предупредит о моём приходе и закажет разовый пропуск. Пришлось звонить на мобилет преподавателю и рассказывать о сложившейся ситуации. Тот тихо, но отчётливо выругался и пообещал в кратчайшие сроки прислать студента с запиской. Но даже после этого «вратарь» продолжал демонстрировать какую=то патологическую бдительность. Глядя на это, студент вздохнул и произнёс, максимально нейтральным тоном:

— Профессор просил передать, что если ему придётся ОПЯТЬ лично идти через всю изнанку за своим гостем, он ОБЯЗАТЕЛЬНО проследит за тем, чтобы караул снова поменялся.

Охранник скорчил одновременно мрачную и обиженную морду, после чего вынул из ящика стола заранее, внезапно, заготовленный гостевой пропуск на моё имя — видимо, как раз тот, что был выписан по запросу профессора, но ещё минут пять инструктировал моего сопровождающего о том, как правильно сопровождать постороннего. После выхода из караулки, студент с очередным вздохом обернулся ко мне:

— Простите, ваша милость. Этот идиот уже всем надоел! К сожалению, за последние пару лет сменилась почти четверть охранников, и некоторые смены стали невыносимы, но вот этот — стоит всех остальных, вместе взятых. При том, что он здесь в десять раз боле посторонний, чем вы.

За тот почти год, что мы не виделись лично, профессор, казалось вообще не изменился. Ну, или просто я не в состоянии различить на глаз разницу в один-два года для людей такого возраста. После короткого, минут на пять-семь, светского разговора мы оба сочли, что приличия соблюдены и перешли к вопросам, которые нас обоих на самом деле интересовали. Рассказав вкратце о новых песнях и передав материалы профессору, сам взял газету, чтобы не висеть над душой. Минут через сорок Лебединский прокашлялся, привлекая моё внимание.

— Ну, что вам сказать, мой друг. Есть очень достойные вещи, есть вполне проходные — но в том числе и в том смысле, что пройдут отбор для записи, даже довольно придирчивый. В целом — крепкий профессиональный уровень. Вам нужна рецензия, или?..

— Или, дядя Валера, или. На Новогоднем балу в Зимнем Её Высочество Анна Петровна высказала желание в ближайшее время получить мою новую пластинку, а её старшие родственники данное желание никак не ограничили, скажем так. Вот, пришлось побороть лень и подготовить материал. Но, как вы сами понимаете, это даже не половина работы.

— Только с вашей точки зрения. Да, возни много, но работа в основном чисто техническая.

— Ну, подбор исполнителей — это задача, требующая и творческих способностей тоже или, как минимум, слуха. Поиск репетиционной базы, сами репетиции, подготовка к записи, переговоры со звукозаписывающей конторой…

— И всё это могут сделать буквально сотни человек в городе. Имею в виду — хорошо сделать. А вот сочинить эти песни — тут уже счёт идёт на единицы. И как бы не половина этих единиц сидит сейчас здесь.

— Тем не менее, для меня, пожалуй, проще сочинить песню, чем вот это вот всё. Так что я хотел бы вас попросить, если это не будет наглостью с моей стороны и слишком обременительно для вас, о двух вещах.

— Об одной догадываюсь, о второй придётся спросить.

— Во-первых, я бы хотел просить вас заняться организацией работы над диском — не просто так, разумеется. А во-вторых, хотел вас попросить, если сочтёте приемлемым, исполнить для диска песню «Красавчик».

— Вы шутите так⁈

[1] Несколько лет назад энтузиасты провели большую работу: на карту Восточной Европы, включая территории современных Польши, Беларуси, Прибалтики, западной части России и севера Украины наложили гербы городов и дворянских/аристократических родов на местах, где были их родовые имения (маноры). И по форме щитов исторические границы Польши, ВКЛ и России нарисовались так чётко, что даже линии проводить не надо. Только гербы 19 века и некоторые родовые имения вылезали этакими «анклавами».

Также видны бывшие шведские и орденские земли, а вот никаких гербовых особенностей, позволяющих локализовать Украину, на карте не просматривается вообще почему-то…

[2] Она же «Песенка вагонного» из фильма «Чародеи».

[3] «Я не красавчик, чтоб все с ума сходили…» Стихи М. Танича, музыка В. Сюткина.

[4] «Стильный оранжевый галстук», группа «Браво», музыка Е. Хавтан, В. Сюткин, 1993

[5] Группа «Браво», 1996 год. Автор текста — Василий Шугалей, композитор — Евгений Хавтан. Исполнитель — Роберт Ленц, так что дед с Юрой не совсем точны, скажем так, в утверждении, что все три песни из одного источника.