Рысюхин и пятнадцать бочек джина

Глава 16

К будущему мосту съездили. Лопухин впечатлился масштабами работ и размером будущего моста. Правда, ответить на его вопрос о том, зачем мне здесь ТАКОЙ мостище, который по пропускной способности как минимум не уступает тому, что в Борисове через Березину переброшен, я не смог. Объективно говоря, на сегодняшний день имеющегося «технологического» было бы более чем достаточно. Разве что более тонкие опоры могло бы снести во время весеннего паводка, а на мощных столбах класть маленький мостик? Но вот «нутром чую», что пригодится. Чую, но ни доказать, ни просто объяснить не могу, да и «обитатель нутра», я деда имею в виду, тоже молчит старательно.

Я даже сам заинтересовался вопросом: что может оправдать постройку моста, рассчитанного на регулярное движение тяжёлых грузовиков, причём колоннами? Нет, у меня давно лапы чешутся посмотреть, что там в верховьях Самоцветной. Но, судя по жеодам и прочим камушкам — там если и есть скальный выход, точнее, он там точно есть, то сформирован осадочными породами, тем же известняком. А в осадочных породах, по нашему с дедом дилетантскому мнению, никаких рудных тел быть не может, разве что болотная руда вкраплениями. Ведь руды — это метаморфические породы, да? Ну, а если известняк не переплавился в то, во что он превращается — мрамор, что ли — то и ага. Меловой карьер строить? А смысл?

«Ну, в моём мире меловые карьеры в Беларуси были. Здоровенные предприятия строились, к ним даже дороги специально прокладывали, в том числе и железные. Потом там озёра получились с очень красивой водой».

«Что-то я слышал, под Берестьем, вроде, было что-то. Но сомневаюсь я, что оно окупится…»

«А зря. Известняк — это сырьё для цемента. Плюс куча других вариантов использования. У мела ещё больше применений, тут тебе и флюс в металлургии, и в школы нужен».

«Не знаю, не знаю… Не знаю, что меня может заставить известняковый или меловой карьер на изнанке строить и возиться со всей бюрократией. Я как песчаный карьер вспомню, так до сих пор вздрагиваю».

«Юрочка, зайка ты мой… Какая ещё бюрократия на ТВОЕЙ изнанке⁈ Разве что договор с арендаторами заключить. Думаю, тот же Суслятин всеми четырьмя в идею вцепится, если тебе самому лень».

«Дед, что-то нас не туда унесло куда-то! Сначала надо выяснить, есть ли там что-то вообще, и, отдельно — в пригодных для промышленной добычи форме и объёмах».

На этом внутреннее обсуждение темы моста пока свернули. Я с некоторым содроганием спросил о когда-то созданной автомобильной колонне для геологов. Содрогался при мысли, что наведу на идею срочно сделать десяток образцов до начала сезона. Но — пронесло.

— Знаете, идея понравилась многим, не могла не понравится. Но не все смогли и продумать, и реализовать как следует. Несколько лет уже ездим, как цивилизованные люди, все смотрят, завидуют, даже пытаются подражать, но…

Лопухин развёл руками, при этом выглядел странно довольным.

— Всего сейчас по Империи ездят, насколько я знаю, восемь колонн, которые пытаются именно комплексно закрыть все потребности, плюс куча организаций, где механизировали только некоторые задачи. Но наша колонна — самая лучшая по сей день! И по составу техники, и по качеству, и по удобству пользования! А такой кухни, как у нас была, и близко ни у кого нет.

— Что значит, «была»? С ней что-то случилось⁈

— В каком-то смысле. Повар наш выкупил, кредит в банке взял под это дело. Мы-то думали, что новую такую же сделаем, что там сложного, в кухне-то? Но — не смогли. Нет, так-то сделали, и оно работает, но — не тот класс, что-то вы такого накрутили, что мы не осилили. Те же стеклянные поверхности, что разделочные, что варочные. И маги тверди свои есть, и, вроде, понятно, что сделать надо, а получается хоть чуть-чуть, но не то. Или это просто ностальгия по первому человеческому сезону заставляет приукрашивать воспоминания?

— А с оригинальной кухней и поваром что, не знаете?

— Знаем. Он вашу же идею, мимоходом озвученную, использовал. Заказал на остатки денег прицеп, загрузил туда и на крышу лёгкую мебель, так называемую садовую, зонтики складные и устроил передвижное кафе. Поехал летом к морю, и за сезон отбил все расходы! Нанял сперва двух помощников, потом ещё одного повара, двух посудомоек и двух официантов, но это из местных. Умно, кстати, поступил: до этого его три раза побить пытались так называемые конкуренты, и сжечь угрожали, а взял на работу молодёжь из «уважаемых» семей — и как отрезало.

— Почему «так называемых»?

— Так у них, если речь не о постоянном заведении в своём здании, а у разносчиков, максимум — это разной степени свежести и теплоты выпечка или тот же плов сомнительного состава и возраста. А у бывшего нашего — и столики со стульями, и приборы, не надо пальцами или свёрнутыми из картона кульками мучиться, и меню как в настоящем кафе: и первое, и второе, и салаты. Причём окна широкие открыты — видно, кто, что и как готовит.

Лопухин усмехнулся.

— Он даже экскурсии внутрь водил! До начала работы, или после, причём не бесплатно. Народ в восторге был — настоящая кухня будущего! Спрашивали, где такое купить, на что он с загадочным видом отвечал, что это уникальная вещь — мол, один аристократ на спор сделал, спор выиграл, но повторять не собирается.

— Почти и не соврал, поросёнок! Разве что не на спор, и я потом несколько раз повторил, только в стационарном варианте. В своих домах в Могилёве, в Смолевичах, здесь, в имении. Плюс соседям-баронам, пока им жёны обструкцию не устроили. А ещё дружинникам своим, точнее — уже гвардейцам, кухню оборудовал, но там всё попроще в плане оформления, зато рассчитано на совсем другие объёмы. Ах, да — ещё в трактирах своих, в ходе модернизации и переоборудования. То есть — немало, на самом деле, сам не ожидал и не заметил даже, когда успел.

— Может, и нам ещё одну?

— Ага, а вы её опять продадите. Давайте я вам лучше свою полевую кухню новую покажу? Правда, от тех стай мошки, что вы описывали, на неё защиты нет, но не везде же насекомые так зверствуют⁈

Показал кухню на четыре котла, понравилась. Обещал рассказать коллегам с предсказанием, что штуки три наверняка закажут уже этой весной, а, может, и больше. Пригласил Кирилла Анатольевича и на ужин с предложением заночевать в гостевых комнатах имения. Ромка, когда вышел к столу со своей питомицей, по началу напугал гостя, которого забыли предупредить, так уже привыкли к Мурыське. Но тот быстро пришёл в себя и за ужином развлекал моих домашних разного рода байками из своей практики и из того, что случалось (или якобы случалось) с его знакомыми. Видно было, что ему это не в первой: и привычно рассказывал, и сами истории были явно заранее приглажены, избавлены от «лишних» подробностей, в том числе и от лишних за столом.

Наутро провожал на поезд и Лопухина, и своих жён: они всё же собрались в Могилёв, на прослушивание. Перед отъездом Маша, как бы невзначай, шепнула мне:

— Юра, а я, кажется, опять…

— Что именно «опять»?

— У Ромки будет новый братик. Или сестричка.

— Да ты что⁈ И когда?

— Ну, точно пока не скажу, где-то между двадцатым октября и десятым ноября, но может ещё на недельку туда-сюда срок сдвинется. К маме заеду в гости, она поможет уточнить.

И уехала, оставив меня с такой новостью. И с Ромкой. И с Катей. Правда, Катя пока ещё только ползала, иногда делая первые попытки встать на четвереньки, и какая-нибудь игрушка, которую можно засунуть в рот и хорошенько обмусолить, интересовала её куда больше, чем какой-то там папа. Так что она осталась в основном на няньку с кормилицей, хоть и я не забывал дочку. Зато с Ромой стал проводить очень много времени. При том, что всю зиму старался заниматься с ним минимум часа по два в день, но сейчас по половине дня были вдвоём. Парню осталось чуть меньше четырёх месяцев до трёх лет, по уверению деда — начинался самый интересный возраст.

Сын уже активно болтал, правда, не всегда разборчиво. С другой стороны — странные слова ушли в небытие, причём некоторые так и остались не расшифрованными, а дефекты дикции — дело временное. Но была одна странность: эти самые дефекты у Ромки периодически менялись! То он картавит нещадно, через неделю уже рычит, как его рысь, зато возникают проблемы с шипящими, и так далее. Маша даже злилась, порой очень сильно:

— Слушай, мне иногда кажется, что он просто издевается над нами!

— В каком смысле, радость моя?

— В таком, что кривляется, будто бы не может говорить нормально! Но иногда забывает, как именно он кривлялся вчера, например! Или развлекается.

— Вряд ли, киса моя, он ещё слишком мелкий, чтобы строить такие длительные и многоходовые планы, а тем более — их реализовывать.

Кроме разговоров, а у Ромки на всё были свои взгляды, порой уморительные, мы с ним ещё и играли. Ну, а что ещё делать? Учить его чему-то всерьёз пока рано, даже дед, который хвалится, что умел читать в четыре года, этот свой подвиг совершать начал на год позже. Физическую нагрузку тоже нельзя давать — косточки тонкие и мягкие, можно инвалидом оставить на всю жизнь. Байки про «в три года сел на коня, в четыре шашку в руки взял» оставим любителям таких баек, главное, чтобы они только к настоящим, живым детям это всё применять не пробовали. Дед уверяет, что в профессиональном спорте занятия на самом деле начинают лет в пять, например, в гимнастике. Но он же и согласен, что здоровья это в конечном итоге тем детям не добавляет. Многие в двадцать-двадцать пять уже инвалиды, и это явно последствия в том числе и слишком раннего начала тренировок, и их количества.

Так вот, возвращаясь к Ромке. Магия ему тоже ещё долго будет недоступна. В четырнадцать, когда я, по традиции, надену ему на палец кольцо наследника, может проявиться личный дар, которым можно будет заняться, а если его не будет — то тогда уж только после пробуждения Дара в восемнадцать. И остаются, как уже говорил, только игры. Но они тоже могут быть разными — в памяти у деда оказалось множество развивающих игр: и на мелкую моторику, и на чувствительность пальчиков, и даже на логическое и пространственное мышление!

К примеру, кубики, которые дед именовал «бессмертной классикой» были дополнены брусками разной формы и размера, что внесло удивительно много разнообразия в игры. Настолько, что и дети нашей няньки играли в них вместе с Ромкой с большим удовольствием. Мне только и оставалось следить, чтобы не подрались за какой-нибудь «редкий» элемент, одновременно понадобившийся минимум двоим сразу, а то и всем одновременно. И это даже не те сборные деревянные модели, которые я пару лет назад для публики сильно постарше делал. А у деда в планах ещё планки с уступами, а отдельно — то, что он называет «прото-лего»: бруски с пупырышками на одной стороне и отверстиями на другой. Я сделал пробный набор из двух дюжин деталей разного размера, от «два на два» до «два на десять», и согласен, что с этим и взрослые играть могут. Но — сложновато в изготовлении, да и при сборке-разборке нередко заклинивает, так, что ребёнок не факт, что разберёт. А если сделать отверстия чуть больше — конструкция начинает болтаться.

Ещё Ромке понравилось собирать картинку, разрезанную на несколько кусков неправильной формы. Это, опять же, и детям постарше оказалось интересно, но быстро надоедало: слишком мало деталей, слишком просто. Нужно будет сделать наборы из девяти, а потом двенадцати кубиков с шестью сборными картинками на них. Чтобы восстановить рисунок, нужно не только расставить кубики в правильном порядке, но и развернуть их нужной гранью вверх. Пока что Ромка для такого слишком мал, на моё взгляд.

Но особенно Ромке нравились совместные поездки! Первый раз я взял его с собой в Алёшкино с некоторым трепетом: не был уверен, что сын усидит на своём месте и не попытается по пути влезть в какое-нибудь приключение. Дед рассказал про детское кресло, но нам его не к чему крепить, даже если прямо сейчас изготовить. Надо переделывать полностью конструкцию основных сидений, чтобы эти самые места для крепления появились. Правда, дед тут же рассказал и о том, что в его детстве «такого не было» и он успешно откатался и на легковых автомобилях, и на грузовиках, и даже на мотоциклах — то только пассажиром безо всяких специальных защитных средств. Но немедленно заявил, что брать с этого пример не стоит — мол, получится классическая «ошибка выжившего».

Заинтересовало меня это выражение, нашли в памяти деда происхождение выражения. Забавная и поучительная история, надо сказать, а идея бронировать те места, где меньше всего отверстий вообще оригинальная. Хотя потом, когда знаешь, в чём дело, и разберёшься в деле кажется единственно логичной и правильной[1].

Так вот, загрузил его на заднее сиденье вместе с его фамильяром и поехал, одним глазом глядя на дорогу, а вторым — в зеркало. Но мальчишка всю дорогу сидел, прилипнув носом к стеклу, и проблем не создавал. А вот в месте назначения… Ну, как же — вокруг столько нового! Неизвестного! Незнакомого! И наверняка интересного! Только ранняя весна с её ручьями и грязными сугробами не давала ему с подружкой рвануть в совершенно произвольном направлении. Ну, и немножко — замершие в оцепенении при виде рыси люди. Нет, про Ромкиного фамильяра в округе знали, но в теории и, похоже, не все. А тут — вот она, живая, пушистая, клыкастая, зевает демонстративно… И, главное, бежать никуда не торопится, умничка. В общем, когда все отмерли, удалось словить Ромку за руку и уже так пойти в контору. Потом пришлось обойти весь бровар и корчму в придачу, показать и рассказать, что и где. Вряд ли сын многое запомнит, но впечатлений получил массу! У одного только пресса, который делал таблетки из пивных дрожжей — а мы уже продавали ВСЕ лишние дрожжи что могли выделить из сусла, кстати говоря, что давало немалую такую прибавку к прибыли — он застыл минут на двадцать. Я даже успел обновить все конструкты на оборудовании в соседнем помещении, те самые, что изучил в академии, а он всё смотрел заворожённо за тем, как выпадают в коробку таблетки и как другая работница фасует их в стеклянные флаконы по шестьдесят штук — пять дюжин, или на месяц по две штуки в день.

Эмоций было столько, что он, не выдержав их количества, на обратном пути уснул, и не проснулся даже когда я нёс его на руках в комнату. А вечером, проснувшись, стал делиться новыми знаниями и эмоциями со всеми окружающими. Правда, не зная, о чём он говорит — я бы не смог расшифровать тему рассказа, но вот дети его на удивление хорошо понимали и даже, кажется, немного завидовали. Ну, а когда после ужина перешли к десерту Ромка, задумавшись на несколько секунд, протянул мне вазочку с конфетами.

— Папа, хочешь конфетку?

Я, помня из наставлений и деда, и жены, что отказываться нельзя, чтобы ребёнок не рос жадиной, ответил:

— Конечно.

— Тогда бери. Сколько хочешь бери! Хоть даже две!

Вы не представляете, как трудно было не рассмеяться в голос! Аттракцион невиданной щедрости, иначе и не скажешь! Не вспоминая о том, что это, вообще-то, мои конфеты — такие тонкости в Ромкином возрасте непонятны, это вот его «хоть ДАЖЕ две» — убило! Пришлось брать одну, а потом обещать, обязательно взять с собой в следующую поездку. Это, конечно, добавляет забот и резко снижает время, которое могу посвятить поездке, потому что малыш рано или поздно устанет и заскучает, но, если ему на самом деле интересно — почему бы и нет. Зато потом, когда подрастёт, сможет рассказывать знакомым, что начал вникать в детали семейного дела в двухлетнем возрасте.

[1] История Абрахама Вальда на самом деле интересна и поучительна.