Я стоял у костра, глядя, как языки пламени лижут сырые поленья, шипят и плюются искрами в холодный воздух. Два дня. Два проклятых дня из пяти, что «Вежа» мне отвела, прошли, а Новгород все еще торчал предо мной, как заноза в пальце. Ветер с Волхова нес клубы дыма. Все это было привычным, как мозоль на ладони от топора. Время текло, как песок сквозь пальцы. Надо бить сейчас, пока Сфендослав не перехитрил меня.
Я пнул сапогом ком земли, тот разлетелся в пыль. И тут из темноты вынырнула Веслава. Она шагнула к костру и сбросила капюшон, тряхнула волосами.
Я кивнул ей и она зашептала, будто боялась, что ветер унесет слова к врагу:
— Все готово, княже. Кувшины с горючей смесью на месте. Люди на месте. Терем Сфендослава — тот, что у северной стены, с резными ставнями — я выследила. Можем поджечь его этой ночью. Воинов с самострелами я уже провела в город, они будут ждать сигнала. Скажи слово — и мы его выжжем.
Мой план, выточенный в шатре с «Вежей», оживал. Два дня я гонял дружину, пока горло не охрипло, и вот оно — время пришло. Веслава смотрела на меня и ждала.
— Хорошо, — буркнул я, потирая подбородок. Щетина колола пальцы, а в голове уже крутились мысли: как, где, когда. Главное, я знаю слабое место, где можно заложить заряд. — Ночь — наша. Поджигай терем, как договорились. Больше всего кувшинов положи у крайнего окошка, выглядывающего на восток. Арбалетчики пусть бьют по тем, кто выскочит. Но смотри в оба, Веслава. Если Сфендослав учует — нам конец.
Она удивленно приподняла брови, потом усмехнулась.
— Учуять он может, княже, но не уйти. Я его терем в угли превращу, а там — плевое дело добить.
Я фыркнул, отводя взгляд к костру. Веслава была права: если все пойдет как надо, Сфендослав сгорит, как сухая трава, а Новгород падет к утру. Я махнул рукой:
— Иди. Готовь своих. Я с Добрыней поговорю.
Она кивнула, натянула капюшон и растворилась в темноте. Я проводил ее взглядом, а потом пошел к шатру, в котором находился Добрыня. Он сидел у входа. Я хлопнул его по плечу, он поднял глаза.
— Добрыня, — улыбнулся я, присаживаясь рядом. — Начинаем наш штурм. Ночь будет жаркой. Веслава подожжет терем Сфендослава. Арбалетчики добьют его людей. А ты с дружиной будь готов — если что пойдет не так, штурмуем стены.
Он хмыкнул, провел пальцем по лезвию, проверяя остроту, и кивнул:
— Штурмовать — это мы завсегда. Тогда готовлю людей. К утру либо Новгород будет наш, либо нас в Волхове рыбы жрать будут.
Я кивнул, глядя, как он уходит к дружине.
В голове крутился томный голос Вежи, с легкой насмешкой, обещавший мне победу и новый ранг. «Захвати Новгород за пять дней».
А вдруг у него тоже «Вежа» шепчет, как меня обойти?
Через час все было готово. Веслава ждала меня у шатра, тень ее плаща сливалась с темнотой. Рядом стоял молчаливый Ратибор. Я махнул им рукой и мы двинулись к краю лагеря, где Веслава нашла слабое место — дальнюю башню, которая стояла чуть в стороне с ленивой охраной. Она шепнула мне об этом еще днем, когда вернулась из разведки и я сразу ухватился за это.
— Башня та, что у рва, — сказала она, шагая рядом. — Двое часовых, оба сонные. Стена там старая, щели такие, что руку просунуть можно. Пройдем, княже, если тихо.
Я кивнул. Тихо — это было главное. Если нас заметят раньше времени, Сфендослав успеет удрать, как тогда в Переяславце, когда он бросил своих варягов и сбежал, будто крыса с горящего корабля. Я сжал топор покрепче и буркнул:
— Веди.
Ратибор хмыкнул, поправляя нож за поясом, и пошел следом. Мы скользнули вдоль частокола, мимо спящих дружинников, мимо телег с самострелами. Лагерь остался позади, а впереди замаячил ров — черная полоса воды, вонявшая тиной и гнилью. Веслава указала на приземистую, кривую башню, которая торчала из стены. Я прищурился, разглядывая часовых — двое, в шлемах, лениво перекидывались словами, опираясь на копья. Сонные, как она и сказала.
Мы легли на брюхо, поползли ко рву, прячась в высокой траве. Холод пробирал до костей, грязь липла к рукам. Я слышал, как рядом шуршат Веслава с Ратибором. У самого края рва Веслава достала веревку с крюком, зацепила его за камень на том берегу и бросила мне конец. Я поймал, натянул — крепко. Стража даже не пошевелилась.
Веслава первая перебралась, скользнула через воду, как выдра, и махнула нам. Я пошел следом, цепляясь за веревку и чувствуя, как холодная жижа хлюпает в обуви. Ратибор замыкал.
На том берегу мы, мокрые, прижались к стене башни. Веслава ткнула пальцем вверх — там, на высоте двух саженей, темнела широкая щель. Я подставил плечо, она ловко вскарабкалась, как белка, и исчезла внутри. Через миг ее рука высунулась, махнула — лезьте. Ратибор подтолкнул меня, я ухватился за край щели, подтянулся, чувствуя, как камень крошится под пальцами. Внутри башни пахло старым деревом. Я помог Ратибору влезть, и мы замерли. Снаружи часовые бубнили что-то про мед и девок, не чуя нас.
Веслава шепнула:
— Дальше по лестнице вниз. Выход в улочку, он к терему ведет. Кувшины подожжем, как прикажешь.
Я кивнул, в горле пересохло. Мы спустились по шаткой лестнице. Внизу был узкий ход, заваленный хламом. Мы пробрались, вышли в кривую, темную улочку с домами, жавшихся друг к другу. Впереди маячил терем Сфендослава. Здание было высоким, с резными ставнями, как Вежа и показывала. Я остановился, глядя на него.
— Готов? — шепнула Веслава, доставая кувшин. Глиняный, тяжелый, он пах смолой и маслом. Я кивнул, и она сунула мне еще один. Ратибор взял третий, молча, только глаза его блеснули — то ли от «духов», то ли от предвкушения.
— Идем, — буркнул я, шагая к терему. Ночь укрывала нас, но внутри города мы — чужие. Один звук, один неверный шаг — и все рухнет. Мы подкрались к задней стене терема, где ставни были закрыты, а свет не горел.
В проулке напротив крыльца я заметил арбалетчиков.
Веслава указала на кучу соломы у стены — сухая, как трут. Я кивнул, и она откупорила кувшин и плеснула смесь из нее. Ратибор чиркнул кремнем, искры полетели, и солома занялась — тихо, но жадно. Чуть отойдя в сторону, мы закинули кувшин в стены. Сосуды разбились, разбрызгивая огненную смесь. Тут же еще несколько сосудов с разных сторон полетели — это арбалетчики страховали. Но главную скрипку сыграл Алеша, который возглавлял арбалетчиков. Он закинул в нужное окно подожженный фитиль кувшина. Сразу три снаряда, один за другим полетели во второй этаж. Пламя жадно схватилось.
Конечно, все это видели стражники и они кинулись на нас. Но Веслава и это предусмотрела. Арбалетчики мигом покрошили сопротивление.
Огонь пополз вверх, лизнул стену, и мы отступили. Веслава шепнула:
— Надо ждать. Как хорошо полыхнеит — побежит к ставням. Арбалетчики увидят, добьют тех, кто выскочит.
Я кивнул, но меня что-то смущало. Что-то было не так. Слишком тихо. Слишком легко. Я оглянулся на Ратибора. Он стоял, щурясь в темноту, и вдруг буркнул:
— Духи молчат, княже. Не нравится мне это.
Я стиснул зубы. Огонь уже лизал ставни, трещал, бросал отблески на улочку, но из терема — ни звука. Ни криков, ни топота. Я шагнул ближе, прищурился, глядя на окна. Пусто. И тут вдали, у стен, загудели рога — Добрыня начал штурм, как договаривались. Я выдохнул, думая, что это отвлечет противника.
— Веслава, — шепнул я. — Проверь вход. Если он там, то должен выскочить.
Она кивнула, скользнула вбок, а я остался с Ратибором, глядя, как огонь пожирает стену. Ставни треснули, пламя рванулось внутрь, терем начал пылать, как факел. Но никто не выбегал. Ни Сфендослав, ни его варяги. Я стиснул топор, пот катился по спине. Где он? Веслава вернулась, лицо ее было белым, как снег.
— Пусто, княже, — выдохнула она. — Дверь нараспашку, внутри — никого. Дальше не пошла — пламя.
Я тихо выругался. Пусто. Сфендослав ушел. Или не был там вовсе. Огонь ревел, пожирая терем, но добычи в нем не было. Я повернулся к Ратибору, хотел что-то сказать, но он вдруг вскинул руку, указывая в темноту улочки.
— Там, — буркнул он. — Шаги.
Я прислушался. Топот. И тут из-за угла, где тени сгущались, как смола, вынырнули фигуры — варяги, с мечами и щитами, молча, без криков. Они шли на нас. Я вскинул топор, шагнул вперед, но Веслава схватила меня за рукав.
— Много их, княже, — шепнула она. — Надо уходить. Самострелами прикроют наш отход.
Я мотнул головой. Уходить? Нет. Я пришел за Сфендославом и не уйду с пустыми руками. Да и окружили нас уже.
Огонь терема освещал улочку. Я видел их — десяток, два, не больше. Они шли молча, и это напрягало. Ратибор встал рядом, Веслава достала свой нож. За спиной выстроились арбалетчики. Мы отступили, чтобы не находиться на линии огня. Я стиснул зубы.
— Держитесь, — буркнул я. — Прорвемся.
Н где Сфендослав? И как он нас переиграл?
Я стоял перед горящим теремом, пока варяги Сфендослава выныривали из теней, как черти из болота.
Я вскинул топор.
Арбалетчики выкосили всю первую линию. Пока они перезаряжали самострелы, мы с Ратибором и Веславой кинулись вперед.
Первый варяг шагнул ко мне, замахнулся мечом. Я ушел в сторону, мой топор рванулся вперед, врезался в его щит, и дерево треснуло с хрустом. Он пошатнулся, но не упал, а второй уже лез с копьем, целя мне в грудь. Я отбил древко рукоятью, крутнулся, рубанул — кровь брызнула, варяг свалился.
Рядом Веслава танцевала между двумя врагами, ее клинок мелькал, как молния, — один схватился за горло, второй отскочил, но она догнала, всадила нож под ребра. Ратибор бился молча, его тощая фигура мельтешила, один варяг упал, схватившись за живот. Мы держались, рубили, но их было слишком много. Арбалетчики одиночными выстрелами нам помогали. Огонь терема освещал улочку.
Кажется, нас загоняют. Они не просто бились — они теснили нас к горящему дому, где отступать некуда.
Я выругался, сплюнул кровью — чья-то рукоять саданула мне по губе. Добрыня где-то там, у стен, штурмовал, как я велел, но сюда его топоры не дойдут.
Мой план трещал по швам. Я рубанул еще одного варяга — топор вошел в плечо, хрустнул костью, и он заорал, падая. Но на его место встал другой. Его я пнул, одновременно высвобождая топор.
— Веслава! — рявкнул я, отбивая очередной удар. — Где Сфендослав⁈
Она крутнулась, уходя от меча, и крикнула, задыхаясь:
— Не знаю, княже! Видать, ушел, гад!
Я рубанул еще одного, топор застрял в щите, я рванул его обратно, но тут Веслава вскрикнула от злости:
— Они знали, княже! Знали заранее!
Да это уже и так понятно. Тут другой вопрос. Как? Откуда? Предатель? Случайность? Или Вежа Сфендослава просчитала ему мои шаги? Я мотнул головой, прогоняя бред. Нет времени думать. Варяги теснили, их клинки мелькали все ближе.
Надо прорываться, иначе нас тут положат, как свиней на бойне.
— Ратибор, Веслава, за мной! — рявкнул я, шагая к краю улочки, где тени были гуще. Арбалетчики потянулись следом. Кто-то из них схватился за топор, помогая нам в ближнем бою. Я рубанул направо, налево, пробивая дорогу, а топор аж тяжелеет от крови. Мы пробились к углу, где улочка сворачивала к стене, но варяги не отставали.
Я остановился, обернулся, сжимая топор. Огонь терема уже лизал крышу, дым валил в небо.
Сфендослав переиграл меня.
— Княже, бежать надо! — крикнула Веслава, хватая меня за плечо. Ее лицо было в саже, глаза горели. Ратибор стоял рядом, тяжело дышал, нож в его руке был красным до рукояти. Перед нами выстроилась стена наших арбалетчиков, которые дали нам передохнуть, а сами врубились в ближний бой.
— Куда бежать, Веслава? — я сплюнул, глядя на варягов, которые выстраивались полукругом, отрезая нас от улочки. — Они нас окружают.
Она стиснула губы, но промолчала. Ратибор буркнул:
— Духи молчат, княже. Плохо дело.
Я фыркнул. Плохо? Да, плохо.
И тут вдали, у стен, рога Добрыни замолчали. Штурм стих. Я выругался вновь, понимая, что он вязнет там, у ворот, а я тут, в ловушке.
План провалился. Добрыня далеко.
Я стоял в узкой улочке, сжимая топор, пока варяги Сфендослава сжимали кольцо вокруг нас. В какой-то момент они перестали нас давить, остановились. Я приказал арбалетчикам зарядить самострелы и приготовиться.
Варяги замерли, глядя на нас. Они ждали не меня. Из тени, где дым сгущался, шагнул Сфендослав.
Я узнал его сразу. Плечистый, высокий, в богатых доспехах, которые блестели, будто чешуя змеи. Шлем с крыльями, меч на поясе. Он медленно вышел, будто хозяин на торгу и остановился в пяти шагах, скрестив руки на груди. Варяги расступились, пропуская его. Он был тут. Все время был тут и смотрел, как я лезу в его ловушку.
— Антон, князь Березовки. Ты думал, я в тереме сплю, пока ты огонь подносишь? Думал, я дурак, как те мужики, что ты в Киеве пожег?
Он знал все. Я шагнул к нему сжимая топор, но он поднял ладонь, останавливая меня.
— Не спеши, — усмехнулся он. — Я тебя ждал. Знал, что полезешь. Ты ж упрямый. Это я в тебе уважаю. Но глупый. Твой огонь терем спалил, а меня там не было. И не будет.
Я тихо выругался. Передо мной стоял живой, насмехающийся Сфендослав и он не просто сбежал. Он заманил меня сюда. Терем пустой, варяги готовы.
— Откуда знал? — вырвалось у меня хрипло. — Кто тебе шепнул?
Он хмыкнул, шагнул ближе, и я заметил, как варяги за его спиной сдвинулись.
— Знал, потому что ты предсказуем, Антон, — сказал он, глядя мне в глаза. — Ты бьешь, рубишь, жжешь — как мужик с топором, что лес валит. А я думаю. Я вижу. Ты пришел за мной, а я тебя ждал. И вот ты тут, в моей улочке, с двумя дружками и горсткой дружинников, а вокруг — мои люди.
Я прищурился. Предсказуем? Не думаю. Скорее всего, кто-то, не буду тыкать пальцем в эту наглую самодовольную рожу, тупо купил сведения у Вежи. Все просто.
Я вспомнил Переяславец, как он сбежал, оставив варягов, вспомнил Киев, как он ускользнул из огня. Он видел меня насквозь из-за системы. Но я фыркнул и буркнул:
— Думаешь, окружил — и все? Я тебя и тут зарублю, Сфендослав. Прямо перед твоими псами.
Он коротко засмеялся. Варяги зашевелились, но он махнул рукой и они замерли. Огонь терема уже лизал крышу, дым валил в небо, ел глаза, но я не сводил взгляда с него. Он наклонился чуть ближе, и я почуял запах кожи и железа от его доспехов.
— А ты шутник. Зарубить меня? — насмешливо протянул новгородец. — Попробуй, княже. Но сначала подумай: где твой Добрыня? Штурм твой стих, огонь твой горит впустую, а ты — тут. Один. Со мной.
Почему он спрашивает про Добрыню? Он и его в западню заманил?
— Ты хитрый, гад, — буркнул я, стиснув топор. — Но я еще жив. И топор мой при мне. Давай, попробуй взять меня.
Он хмыкнул, кивнул, будто соглашаясь, и шагнул назад. Варяги двинулись ближе, их клинки блеснули в свете огня.
Вот тварь. он не будет биться сам. Он отдаст меня своим псам, а сам будет смотреть.
Я оглянулся на Веславу и на Ратибора. Мы были в ловушке.
— Веслава, Ратибор, — шепнул я, не сводя глаз с варягов. — Если биться — то до конца. Пусть знают, что князь Березовки просто так не сдается.
Веслава кивнула, ее клинок сверкнул, Ратибор буркнул:
— Духи любят храбрых, княже. Я с тобой.
Я фыркнул, злость сменяется холодным азартом. Сфендослав стоял в пяти шагах.
Я кивнул арбалетчикам. Они дали залп. Сфендослав трусливо спрятался за спинами своих солдат.
Я шагнул вперед, вскинул топор, готовый рубить. А варяги рванули ко мне.
Первый полетел на меня с мечом, я ушел в сторону, рубанул — топор врезался в щит, щепки брызнули, он пошатнулся. Топор застрял в щите. Второй лез с копьем, я отбил древко руками, крутнулся, но третий уже был рядом, и клинок его чиркнул по моему плечу — не глубоко, но больно. Я зарычал, перехватил руку с мечом и на изломе выхватил меч из ослабевших рук. После, я рубанул снова, и этот противник упал, схватившись за грудь. Веслава билась рядом, а Ратибор хрипел, отмахиваясь от двоих. Мы держались.
Я рубанул еще одного, но тут меня ударили в спину — не клинком, рукоятью. Я упал на одно колено, задыхаясь.
Меня отрезали от моих людей. Веслава валялась в пыли. Ранена или убита. Ратибора только что на моих глазах проткнули копьем.
Я поднял голову, чувствуя, как пот и кровь мешаются на лице. Варяги стояли вокруг, их клинки были у моего горла, а Сфендослав шагнул ко мне, глядя сверху вниз. Усмешка его не исчезла.
Он наклонился:
— Ты храбрый, Антон. Но игра кончилась.