Русь. Строительство империи 4

Глава 2

Я отбросил топор в сторону, и он с глухим стуком упал на камни, покрытые пятнами крови и грязи. Рукоять была скользкой от пота и чужой крови. Я вытер лицо тыльной стороной ладони — кровь размазалась по коже, оставляя липкий след, и сплюнул на землю. Войско Великого князя — или то, что от него осталось после смерти Игоря, — наконец отхлынуло от западной стены Переяславца. Они наступали яростно, как волны в бурю, лезли по шатким деревянным лестницам, цеплялись за бревна, кричали и падали под нашими ударами. Их было много — черные тени внизу, блестящие наконечники копий, хриплые голоса, отдающие команды. Но мы с Добрыней и дружиной стояли крепко.

Битва длилась с рассвета, когда первые лучи солнца осветили реку и лагерь врага. Я тогда стоял на стене, щурясь от света, и смотрел, как они готовятся — тысячи воинов, выстроенных в неровные ряды, их шлемы блестели, как рыбья чешуя. Они ударили внезапно: рога протрубили, и лестницы с треском ударились о стены. Первые из нападавших полезли вверх, цепляясь за перекладины, их лица — перекошенные от ярости или страха — мелькали передо мной, пока я рубил. Топор в моих руках пел свою песню: тяжелый, уверенный, он рассекал плоть и кости, оставляя за собой красные брызги. Кровь текла ручьями. Я видел, как один из врагов, молодой парень с редкой бородкой, попытался замахнуться мечом, но мой удар пришелся ему в плечо — он закричал, хватаясь за воздух, и рухнул вниз, в ров под стенами. Так я потерял свой топор. Тела падали с глухим стуком, нанизывались на колья, что мы заранее врыли в землю, и крики их заглушались шумом боя.

Добрыня был рядом с мечом в руках. Он и передал мне свой топор, который висел на поясе. Добрыня двигался быстро, точно, будто не человек, а волк. Один из врагов попытался пробиться к нему с копьем, но Добрыня увернулся, схватил древко и дернул на себя. Воин потерял равновесие, и меч моего соратника вонзился ему в грудь. Кровь хлынула на камни, а Добрыня уже повернулся к следующему. Меч ему дал я. Это тот самый меч, который я обнаружил в тайнике у харчевни. Я так и не научился им пользоваться. А Добрыня все время на него поглядывал. Вот и передал своему тысяцкому.

Мы держали стену вместе, плечом к плечу, и я чувствовал, как его присутствие придает мне сил. Дружина тоже не отставала — топоры и мечи мелькали в воздухе, щиты трещали под ударами, а крики наших людей смешивались с воплями врагов. Мы рубили их безжалостно, как лесорубы рубят сухостой, и все же их было слишком много.

Но вот рога врага протрубили отступление — низкий, протяжный звук разнесся над полем, и напор ослаб. Я выдохнул, опершись на стену, и посмотрел вниз. Они отходили — медленно, неохотно, но отходили. Лестницы остались лежать у стены, некоторые сломанные, другие обагренные кровью. Внизу, у подножия, валялись тела — десятки, может, сотни, я не считал. Но что-то в их отступлении насторожило меня. Эти ублюдки не выглядели разбитыми. Они не бежали в панике, не бросали оружие, не кричали от ужаса. Они отходили спокойно, будто выполнили задуманное, будто просто размялись перед настоящим делом.

Это была не атака, а разведка боем.

Я проследил за ними взглядом. Внизу, у реки, они уже начали разбивать лагерь. Воины тащили бревна, вбивали колья, натягивали шатры из грубой ткани. Костры вспыхивали один за другим, дым поднимался к небу, а ряды копий выстраивались вдоль периметра. Их движения были слаженными — не похоже на разбитую армию, что зализывает раны. Это была сила, которая готовилась к новому удару.

Они не уйдут просто так, не после того, как потеряли столько людей. Кто-то там, внизу, среди шатров и костров, отдавал приказы, и я почти мог представить его — высокого, уверенного, с холодным взглядом. Возможно, это был тот, кто убил Игоря. Возможно, это был сам Сфендослав, хотя я пока не видел его лица.

— Добрыня, — прохрипел я, повернувшись к нему. Голос мой сел от криков и пыли, что забивала горло с самого утра. — Держи здесь. Я на восток.

Он кивнул, не теряя времени на лишние слова. Его меч был все еще в крови, и он вытер его о плащ одного из убитых врагов — грубая шерсть впитала алую влагу, оставив темные разводы. Потом он коротко бросил:

— Не задерживайся, княже. Они еще вернутся.

Я махнул рукой, показывая, что услышал, и побежал. Ноги сами несли меня вперед, не разбирая дороги. Камни под сапогами были скользкими от крови и грязи. Западная часть города осталась позади, шум боя стихал, и я слышал только свое тяжелое дыхание да стук сердца в ушах. Река блестела под утренним солнцем, ее воды текли спокойно, будто не замечая войны вокруг. Впереди маячил мост из ладей — хитрое сооружение, что варяги Сфендослава соорудили, соединяя две половины Переяславца. Варяги знали свое дело — мост был крепким, но узким, и я понимал, что он станет ключом в этой войне.

Когда я перебрался на восточную стену, то остановился, хватая ртом воздух. Грудь ходила ходуном, пот стекал по вискам, смешиваясь с грязью и кровью. Восточная стена встретила меня шумом и суетой — крики воинов, скрип телег, звон металла.

Я вытер рукавом лицо, пытаясь разглядеть, что творится внизу. Варяги Сфендослава не наступали, но они основательно окапывались. Их лагерь раскинулся у реки — два укрепленных стана, шатры выстроены в аккуратные ряды, вокруг торчали копья, а между ними виднелись странные деревянные конструкции, похожие на «ежей». Я прищурился, вглядываясь в них. Это были не просто заграждения — слишком уж хитро сделаны, с шипами, направленными во все стороны. Против танков, что ли, воевать собрался? Я фыркнул, но смех застрял в горле. Это не просто варяги. Это продвинутый пользователь Вежи. Сфендослав, князь Новгорода, судя по всему, знает, как выжать из системы больше, чем я успел освоить за эти проклятые дни.

Я стиснул зубы, чувствуя, как злость кипит внутри. Он был там, внизу, среди своих воинов, и я почти ощущал его присутствие. Это была не просто война за Переяславец. Это была игра, где ставкой были три города и титул Великого князя.

Мои люди уже собрались у края стены, готовые к тому, что будет дальше. Ратибор стоял ближе всех к обрыву, его высокая фигура четко вырисовывалась на фоне утреннего неба. Он смотрел вниз, на лагерь варягов, и лицо его было каменным, словно вырезанным из дуба. Веслава стояла рядом, натягивая тетиву лука с привычной ловкостью. Алеша переминался с ноги на ногу, сжимая копье так крепко, что дерево скрипело в его руках. Они обернулись, едва завидев меня — грязного, в крови, с топором, что все еще висел на поясе, оттягивая ремень своим весом.

— Княже! — Веслава улыбнулась, и в ее голосе мелькнула тень облегчения. — Жив! Запад отбился?

— Отбился, — буркнул я, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Кожа горела от соли и грязи, что въелись в нее за утро. — Но они не сдаются. Лагерь строят. А здесь что?

— Сфендослав, — коротко ответил Ратибор, кивнув на север, туда, где река изгибалась, скрывая часть вражеского стана. — Окапывается. Два лагеря, укрепления. Не торопится, но готовится.

Я прищурился, пытаясь разглядеть его среди фигур внизу. И вот он — Сфендослав, князь Новгорода, стоял в центре лагеря, окруженный своими варягами. Его доспехи — богатые, с пластинами, что блестели на солнце, — выделяли его среди прочих. Длинный плащ развевался за спиной, а голос доносился даже сюда, до стены. Он отдавал приказы, указывая рукой то на мост, то на укрепления. Воины вокруг него двигались быстро, без суеты, выполняя команды с точностью, какой я не видел у войска Игоря. Это была не просто армия — это была машина, слаженная и готовая к бою.

— Он наверняка убил Игоря, — сказал я вслух, больше для себя, чем для них. Голос мой прозвучал хрипло, но твердо.

Ратибор кивнул, не отводя глаз от лагеря. Его молчание было красноречивее слов — он думал то же самое. Два носителя против одного. Весело. Хотя нет, не одного — Ратибор тоже был со мной, тоже носитель системы, и это уравнивало шансы. Два на два. Но Сфендослав явно знал, как использовать Вежу лучше нас обоих.

— Княже, — Веслава шагнула ко мне, ее лук качнулся на плече. — Если он так окапывается, значит, не будет спешить. Ждет чего-то?

— Ждет, пока мы ослабнем, — ответил я, глядя на лагерь. — Или пока запад снова ударят. Они там тоже лагерь ставят, отдыхают. Это не отступление, а передышка.

Алеша подался вперед, сжимая копье сильнее.

— Так что делать? — спросил он. — Сидеть и ждать, пока они нас с двух сторон сомнут?

— Нет, — отрезал я. — Ждать — значит проиграть. Надо бить первыми, если будет шанс.

Я задумался, прикидывая, что у нас есть. Запад отбился, но там стены потрепаны, людей мало, а катапульт нет. Восток крепче, но если Сфендослав решит ударить через мост, нам придется держать его всеми силами. И тут мой взгляд упал на восточную часть стены, чуть дальше вдоль реки. Силуэты. Высокие, угловатые, знакомые. Катапульты. Они стояли в ряд, их деревянные рамы блестели в утреннем свете, еще влажные от росы. Рядом мелькали фигуры людей — Степа, Илья, Милава. Я замер, чувствуя, как внутри что-то щелкнуло.

Умница Степа, сообразил! Он не просто держал восток — он подготовил наш козырь.

— Смотрите, — я кивнул в сторону катапульт, и Веслава проследила за моим взглядом.

— Катапульты! — выдохнула она, и ее глаза загорелись. — Степа их притащил.

— Восток лучше укреплен, — сказал я. — Я хотел перетащить часть на запад, но не успел.

Ратибор шагнул ближе. Его взгляд скользил по деревянным рычагам, канатам, корзинам для снарядов.

— Если Сфендослав полезет, их можно разнести в щепки, — сказал он тихо.

— Именно, — я хлопнул его по плечу, и звук удара глухо разнесся в воздухе. — Степа знает, как их использовать. Он сам с кузнецами и плотниками их налаживал.

— Княже, — Веслава тронула меня за локоть. — Что дальше?

— Держим, — ответил я, глядя на лагерь варягов. — Запад отбился. Сфендослав ждет. Мы бьем первыми, если он шевельнется. Катапульты — наш ключ.

Она кивнула. Я повернулся к западу, где лагерь войска Игоря уже вырос — шатры, костры, тени воинов. Они не расстроились, не побежали. Размялись. А теперь готовились по-настоящему.

И тот, второй носитель, на западе, тоже не просто так. Два фронта, две угрозы. Но у меня были катапульты и люди, готовые драться. Я усмехнулся, глядя на силуэты машин. Умница Степа. Может, мы еще повоюем.

Я направился в свою ставку, чувствуя, как усталость наваливается на плечи, словно тяжелый плащ после дождя. Ноги сами несли меня, мимо стен, где воины таскали бревна и точили оружие, мимо раненых, что стонали у костров. Камни под сапогами были холодными, скользкими от утренней росы и крови. Ветер дул с реки, принося запах сырости и дыма от вражеских лагерей. Ставка моя была в тени старого заброшенного храма — места, что я выбрал за его стены и тишину. Когда-то здесь молились Перуну и Велесу, прося удачи перед битвами, но теперь крыша обрушилась, а боги молчали. Сквозь дыры в потолке виднелось серое небо — тяжелое, низкое, будто давило на нас сверху, как мои собственные мысли.

Я толкнул дверь — старая древесина скрипнула, пропуская меня внутрь. В храме было мрачно: алтарь зарос мхом, резные лики Перуна и Велеса на столбах выцвели, но все еще смотрели на меня сурово, будто спрашивали: «Как ты до такого дошел, княже?» Я хмыкнул, оглядывая свое прибежище.

Славянский дух витал тут повсюду — в запахе дубовых бревен, что потрескивали от сырости, в треске очага, в вышитых узорах на лавках, что чудом уцелели под слоем пыли. Но этот дух был пропитан войной — запахом крови, что тянулся за мной, и гулом голосов, что доносились снаружи. Храм стал моим укрытием, но он же напоминал, что я в осаде, что враги сжимают кольцо вокруг Переяславца.

Добрыня подошел ко мне и буркнул:

— Ночь длинная будет.

Я кивнул. В очаге трещали поленья, бросая отблески на стены, и тени плясали по выцветшим ликам богов. Веслава сидела у огня, чистила стрелы — ее пальцы двигались ловко, смахивая грязь с древков, а длинная коса лежала на плече, как темная змея. Алеша возился с копьем, точил наконечник точильным камнем — звук скрежета металла резал уши, но был успокаивающе знакомым. Ратибор стоял у входа, глядя в щель между досками, его силуэт казался неподвижным, как один из резных столбов. Моя команда — верные, готовые драться, но нас было мало против двух армий, что сжимали город с востока и запада.

— Надо придумать, как дать отпор, — сказал я, ставя кувшин на алтарь. Глина стукнула о камень, и звук эхом разнесся по храму. — Сидеть и ждать, пока они нас сомнут, — не выход.

Добрыня сел на лавку, опершись локтями на колени. Его меч лежал рядом, все еще в пятнах крови, что он не успел стереть.

— Запад держится, — ответил он, глядя в огонь. — Но без катапульт тяжко. Если б мы их туда перетащили…

— Не успели, — оборвал я, чувствуя, как раздражение колет внутри. — Они на востоке, у Степана. Он их пустит в дело, если Сфендослав полезет через мост.

Ратибор повернулся ко мне, и его глаза блеснули в полумраке, отражая свет очага.

— А если оба ударят разом? — спросил он тихо. — С запада и с востока?

Он был прав, и это знание давило сильнее, чем серое небо над головой. Два носителя, два фронта. Западная часть слабее — стены там потрепаны, лестницы врага почти доломали частокол, а людей не хватает, чтобы держать оборону долго. Восток крепче: там Степан, Илья и Милава, там катапульты, что могут разнести мост в щепки. Но я здесь, в центре, и мне надо что-то придумать, чтобы не дать Сфендославу и второму врагу раздавить нас, как орех в кулаке.

— Самострелы, — сказал я вдруг, вспомнив чертежи, что отдал в кузню еще неделю назад. Все обернулись ко мне. — Кузнецы уже делают их. Если наладим производство здесь, то врагу несдобровать.

Добрыня поднял бровь, Веслава отложила стрелы и посмотрела на меня с интересом.

— Самострелы? — переспросила она. — Это те, что сами стреляют?

— Почти, — хмыкнул я, чувствуя, как уголок губ дернулся в улыбке. — Арбалеты. Быстрее лука, пробивают доспехи. На востоке чертежи есть, Степан с кузнецами их освоил. Надо передать сюда.

— Как? — Алеша поднял голову от копья, и его руки замерли. — Река между нами, мост под варягами.

— Через лаз, — ответил я, вспоминая потайной ход под стеной, когда сбежали из лагеря Игоря. — Он выходит к реке. По лодке, ночью, переправим чертежи и пару мастеров.

Ратибор кивнул, шагнув ближе ко мне.

— Рискованно, — сказал он. — Но возможно. Если варяги не заметят.

— Не заметят, — отрезал я. — Ночь темная, облака густые. Мы пойдем тихо.

Я подошел к очагу, подбросил полено — искры взлетели вверх, осветив выцветшие лики богов. Огонь затрещал громче, и тепло коснулось лица, прогоняя холод, что пробирал до костей.

— Княже, — Веслава встала, подошла ко мне. — Ты думаешь, это сработает?

— Должно, — ответил я, глядя в огонь.

Мы в осаде, но не в могиле. Сфендослав продвинутый, но я тоже не пальцем делан.

Я невесело улыбнулся и она кивнула. Я повернулся к остальным.

— Готовьте людей, — сказал я. — Ночь — наше время. Переправим чертежи и мастеров. Если Сфендослав или западные ударят, мы должны быть готовы.

Добрыня встал, подхватив меч.

— Сделаем, княже, — буркнул он. — Лаз проверим, лодку найдем.