Русь. Строительство империи 4

Глава 23

Утро под Новгородом выдалось сырым и холодным. Туман стелился по земле, цеплялся за частокол, будто паутина, а я стоял у шатра, щурясь на серую мглу. Руки сами тянулись к топору — точить его, что ли, от безделья? В лагере было шумно: ополченцы копошились у костров, варяги Такшоня чистили оружие, а где-то вдали фыркали лошади, перебирая копытами мокрую траву. Две недели осады вымотали всех, но я знал: Сфендослав не сдастся, пока его башка на плечах. Этот гад хитер, как лис, и зубаст, как волк. Ночью его выродки опять не сунулись — видать, почуяли, что мы теперь не просто добыча, а зверь с когтями. Частоколы, рвы, самострелы наготове — я превратил лагерь в крепость. Но все равно нервы звенели.

Из тумана вынырнули двое. Я напрягся, пальцы сжали рукоять топора, но тут же разглядел: Веслава, вся в дорожной грязи, шагала впереди, а за ней плелся какой-то тощий пацаненок с посохом в руке. Она подошла, глянула на меня своими глазищами и кивнула, дело есть. Пацан остановился поодаль, пялился в землю, будто там золото зарыто. Я выдохнул, отпустил топор и шагнул к ней.

— Ну что, Веслава? — буркнул я, голос еще хриплый со сна. — Бояре ноют, что Сфендослав им пятки щекотать будет?

Она ухмыльнулась.

— Не ноют, княже. Торгуются. Говорят, скинут Сфендослава с трона и тебе Новгород на блюде поднесут. Но хотят пять лет без дани и оброков. Чисто жить, как князья, пока ты там Русь под себя гнешь.

Я присвистнул, скрестил руки на груди. Пять лет без податей? Это ж не просто наглость, это мордой в грязь меня ткнуть решили. Новгород — жирный кусок, богатый, с купцами да мехами, а они хотят на халяву под моим крылом греться? Нет, братцы, так не пойдет. Я прищурился, глядя на Веславу, а в голове уже крутились мысли, как их прижать.

— Пять лет без дани и оброков? — переспросил я, растягивая слова, будто пробуя их на вкус. — Это они что, с головой посорились? Я им город от Сфендослава отобью, а они мне кукиш вместо серебра? Не-е, так дело не пойдет. Пусть подумают еще разок.

Она пожала плечами, будто ей все равно, но я видел, как уголок губ дрогнул.

— Они говорят, без этого не рискнут. Сфендослав их в узде держит, а ты пока только обещаешь.

— Обещаю? — я фыркнул. — Я не обещаю, я делаю. Полоцк взял, Переяславец взял, Киев под носом у Ярополка держу. А они мне тут торг устраивают, как на базаре? Ладно, вот мое слово: даю им пять лет, но подати и десятинный сбор не убираю, а режу вдвое. И то, смотри, какая щедрость — я ж не купец, чтоб милостыню раздавать.

Веслава кивнула, задумалась на миг, а потом повернулась к пацану, что топтался сзади.

— Слышал, малец? Скачи обратно, передай боярам: князь Антон дает пять лет с податями и десятиной пополам. Пусть решают быстро, а то князь ждать не любит.

Мальчишка дернулся, будто его пчела ужалила, кивнул и рванул в туман, только посох в руках мелькнул. Я проводил его взглядом, пока он не растворился в серости, и повернулся к Веславе. Она стояла, скрестив руки и смотрела на меня с каким-то странным прищуром — то ли одобряет, то ли выжидает, что дальше скажу. А я молчал, прикидывая в уме: если бояре клюнут, Новгород мой, а если нет — придется стены ломать. Но ломать их с Сфендославом внутри — это как медведя в берлоге голыми руками брать. Хитрость нужна, а не только топор.

— Думаешь, согласятся? — спросил я, наконец, глядя ей в глаза.

— Может, и да, — отозвалась она. — Они Сфендослава до дрожи боятся, а ты им хоть какой-то шанс даешь. Но торг этот — проверка. Хотят понять, гнешься ты или нет.

— Гнусь? — я усмехнулся, хлопнул себя по груди. — Это я-то? Да я скорее дуб сломаю, чем перед ними на колени встану. Пусть знают: князь Антон не кланяется, он берет. А они пусть решают, на чьей стороне им теплее будет.

Она хмыкнула, чуть улыбнулась, видать ей мой настрой по душе. Весава — она такая, любит, когда железо в голосе звенит. А смотрел, как редеет туман и чувствовал, как внутри что-то шевелится — предчувствие, что ли? Бояре, Сфендослав, Новгород — все это как котел кипящий, и мне туда руку сунуть надо, чтоб свой кусок вытащить. Но пока я ждал, как пацан до города доскачет, пока бояре там бороды свои чешут, решая, продать мне Сфендослава или самим с ним гореть. Время тянулось медленно.

Лагерь вокруг оживал. Ополченцы таскали дрова, кто-то точил болты, где-то Добрыня орал на какого-то растяпу, который болт не туда зарядил. Такшонь прошел мимо, глянул на меня, скалясь, как волк, но ничего не сказал — видать, по моей физиономии видно, что я не в настроении. А я все стоял, смотрел в сторону Новгорода, где стены едва проступали сквозь мглу. Сфендославу долго на троне не сидеть. Я должен это ему обеспечить.

Туман к полудню разошелся и Новгород проступил вдали — каменные стены и угрюмые башни.

Весава наконец отлепилась от частокола, шагнула ко мне.

— Есть у меня новости из города, не для чужих ушей.

Я кивнул, сунул топор за пояс и махнул ей в сторону шатра.

— Пошли, расскажешь. А то тут Такшонь пялится, будто я ему добычу должен с рук скормить.

Мы зашли внутрь, полог за нами упал, отрезав шум лагеря. В шатре было тепло — угли в очаге тлели, бросая красные отблески на стены. Я плюхнулся на скамью, Весава осталась стоять, скрестив руки. Она молчала с минуту, будто слова подбирала, а потом заговорила, без лишней воды.

— В Новгороде неспокойно, Антон. Сфендослава хотят скинуть, и не просто хотят — зубы об него точат. Бояре, купцы, даже часть дружины шепчутся, что он им горло пережал. Но вот беда: каждый раз, как заговор зреет, он его в корне рубит. Зачинщиков находят мертвыми — то в реке всплывут, то в тереме с ножом в спине. И никто понять не может, как он их вычисляет. Будто духи ему шепчут.

Я хмыкнул, почесал бороду. Духи? Нет, не духи. Это Вежа, система, которая и у меня в голове сидит. Сфендослав — носитель, как я, и, видать, не жалеет очков влияния, чтобы шпионов да предателей выкупать у нее. Умный гад, ничего не скажешь. Я глянул на Веславу, прищурился.

— Духи. Ну-ну, — протянул я, усмехнувшись. — А я-то знаю, откуда у него такие уши. Он не колдун, Веслава, он просто знает, где вести брать. И платит за это щедро, видать.

Она нахмурилась, шагнула ближе, голос ее стал резче.

— Ты про что, Антон? Думаешь, он может все занть? Как волхвы?

— Не думаю, знаю. Он знает, где нож точат, кто шепчется. Потому и жив до сих пор, что заговорщиков раньше времени вырезает. Умен, собака, и хитер.

Веслава замолчала, уставилась на меня. А я смотрел в угли. Сфендослав с Вежей — это не просто князь с дружиной, это зверь с двумя головами. Одну рубишь — вторая кусает. И если он так шустро заговоры давит, то бояре ему не просто не доверяют — они его до смерти боятся. А страх — штука скользкая: толкает и к бунту, и к покорности. Я глянул на Веславу, кивнул ей.

— Дальше. Что бояре думают? Почему мне Новгород сдают, если он их так прижал?

Она выдохнула, присела на край скамьи, пальцы ее забегали по колену — нервничала, хотя и не показывала.

— Они сдают, потому что надежды нет, — начала она тихо. — Сфендослав их душит: подати поднял, купцов обирает, дружину свою над ними поставил, как псов. Говорят, он недавно двоих бояр на пиру зарубил — прямо за столом, за то, что косо глянули. А потом их семьи в поруб кинул, чтоб другим неповадно было. Народ шепчется, но молчит — боится. А бояре… они верят, что ты их вытащишь. Но не верят, что заговор удастся. Слишком часто он их ловил.

Я кивнул, потер виски. Картина ясная: Сфендослав правит страхом, а страх — это цепи крепкие, но ржавеют они быстро, если хозяин зазевался. Бояре хотят бунта, но дрожат, что он их опять переиграет. И переиграет ведь — с Вежей-то в башке он как сокол над полем, видит все сверху. Я хмыкнул, представив, как он сидит в своем тереме, а система ему имена предателей на блюде подносит. Удобно, ничего не скажешь. Только вот я тоже не с пустыми руками — у меня своя Вежа, очки влияния, свои люди. И топор, который буйную головушку любому снесет, если до шеи добраться.

— Значит, не верят в успех, — протянул я, глядя на Веславу. — А мне его под нос суют. Чего ждут? Что я за них Сфендослава голыми руками удавлю?

— Ждут чуда, Антон, — она пожала плечами, голос стал суше. — Ты для них — чужак, но с силой. Полоцк взял, Переяславец держишь, Киев, Смоленск. Они думают, что ты сможешь то, чего они не могут. Но без толчка не рискнут. Слишком много голов на кольях видели.

Я усмехнулся, откинулся на скамье. Ну, чудо я им устрою, только не такое, как они думают. Сфендослав с Вежей силен, но и я не вчера из Берёзовки вылез. Он заговоры давит? Пусть попробует мой топор подавить, когда я до него доберусь. Я глянул на Веславу, кивнул.

— Ладно, понял. Они его боятся, он их режет, а я должен за всех отдуваться. Ну, ничего, я не гордый, повоюю. Только вот бояре эти — как змеи: шипят, а кусать не решаются. Надо их подтолкнуть, Веслава. И не просто подтолкнуть — в спину пнуть так, чтоб полетели.

Она кивнула, глаза ее блеснули. Сфендослав, гад, играет грязно, но я тоже не святой. Если он Вежу как сеть паучью раскинул, то я эту сеть порву. Осталось только придумать, как до него добраться, пока он меня не опередил.

В шатре было тихо. Угли в очаге догорали, бросая слабые отблески на стены шатра,

Я потер виски. Сдаваться я не привык, а Сфендослав, хоть и носитель системы, не бог, чтоб мне шею гнуть. Веслава молчала, ждала, пока я заговорю. Я выдохнул, хлопнув ладонью по скамье.

— Ладно, Веслава, слушай. Надо достать его. Пора кончать этого пса, пока он нас не перегрыз.

Она прищурилась.

— Достать Сфендослава? — спросила она. — Это как же? Через стены не перелезешь, мне чудом удалось. А в терем не вломишься — он там как в крепости сидит, с дружиной своей.

— Не вломимся, — я ухмыльнулся. — Мы его выжжем. Есть у нас кувшины с горючкой — те, что для катапульт. Несколько штук в город протащишь, тихо, с лазутчиками своими. Подберешься к нему поближе — в терем, на площадь, куда угодно, где он нос свой высовывает. Подожжешь, и пусть горит, как солома сухая. А потом отряд арбалетчиков — десяток, не больше — добьет всех, кто рядом окажется. Чтобы ни один гад не ушел. А чтобы все получилось, мы будем ежедневно устраивать ночные атаки на город, будет полыхать знатно. Как вытащит на стены горожан — прекратим. Пусть сами люди тоже думают о том, как на вилы взять негодяя. А ты попробуй с противоположной стороны города пробраться.

Веслава замолчала, уставилась на меня, будто я ей не план предложил, а медведя голыми руками завалить велел. Кувшины с горючей смесью — штука подлая, огонь от них рвется, как зверь из клетки, а самострелы потом довершат дело. Я знал, что Сфендослав хитер, но против огня и болтов в спину не каждый выкрутится, даже с Вежей. Девушка медленно кивнула, будто пробуя идею на вкус.

— Жестко, княже, — тихо произнесла она. — Выгорит — его конец. Только как я кувшины пронесу? Его люди каждый угол стерегут, а он сам чует, где беда близко.

— Чует, потому что ему шепчут на ухо, — я фыркнул. — Лазутчики твои — ребята шустрые, найдут щель. Ты ж сама их учила, Веслава, придумаешь. Главное — тихо, чтоб он не всполошился раньше времени.

Она хмыкнула, уголок губ дернулся — то ли улыбнулась, то ли сомнение прогнала. Я видел, что ей нравится замысел, хотя и риск в нем был. Но Веслава не из тех, кто от шороха в кустах шарахается — она из тех, кто туда с топором полезет. Я кивнул ей, решайся. А она вдруг голову склонила, задумалась.

— Допустим, сделаю, — начала она. — Огонь его возьмет, арбалеты добьют. А что народ скажет? Сфендослава ненавидят, но он их князь. Убить его так, подло, в огне да под стрелами — не взбунтуются ли? Новгородцы гордые, Антон, не любят, когда их вождя в грязи топчут.

Я прищурился. Народ, значит, беспокоит ее? Да плевать мне на их гордость, если честно. Но Веслава права — Новгородцы упрямые, как быки, и за своего, даже за такого гада, как Сфендослав, могут зубами вцепиться. Только вот я не собирался им песни петь про честь и поединки. Это война, а на войне топор не спрашивает, кто прав.

— А что народ говорил, когда Сфендослав их баб да детей на стены живым щитом гнал? Когда он деревни окрестные жег, чтобы нас голодом взять? Это не подлость, Веслава, это его игра. Он первый грязь развел, а я ее огнем выжгу. Пусть знают: кто мечом живет, тот от меча и сгинет. Или от болта в спину, мне без разницы.

Она замолчала, посмотрела на меня долгим взглядом, будто взвешивала каждое слово. А я знал, что прав. Сфендослав не князь, а зверь, что Русь грызет, и если его не прикончить, он до меня доберется. Веслава наконец кивнула.

— Хорошо, Антон. Сделаю. Кувшины протащу, огонь пущу, арбалетчиков поставлю. Только ты потом с народом сам разбирайся, если что.

— Разберусь, — я усмехнулся. — Не впервой. Главное — Сфендослава в могилу свести, а там хоть трава не расти. Иди, готовь своих, Весава. Время не ждет.

Она встала, кивнула еще раз и шагнула к выходу. Полог шатра качнулся, впустив холодный ветер. План был рисковый, но я чувствовал, что он сработает. Сфендослав думает, что он всех переиграл, но я ему покажу, что огонь горячее стали, а болт быстрее шепота системы.

Угли в очаге тлели, бросая слабый свет на стены. Лагерь снаружи гудел. Я потер руки, ощущая, как тепло в пальцы впивается, и ухмыльнулся сам себе. План с кувшинами и арбалетами был хорош. Но стоило Весаве скрыться в темноте, как в голове зашевелились неспокойные мысли.

Я откинулся на скамью, вытянул ноги к очагу и уставился в потолок шатра. Сфендослав с его Вежей — это беда. Слишком уж он ловко все крутит: заговоры давит, живым щитом стены прикрывает, деревни жжет, чтоб нас голодом взять. В раннем Средневековье так не воюют, это я точно знал. Здесь топором да мечом решают, в честном бою или в набеге быстром, а не выдумывают подлости, будто шахматы на доске двигают. Я хмыкнул, почесал бороду. Откуда у него такие замашки? Два варианта в голове крутились, и оба мне не нравились.

Первое — он попаданец, как я. Из будущего, где войны — это не просто рубка, а целая наука с подставами, осадами да хитростями. Может, он тоже с какого-нибудь корпоратива в 968-й год провалился, с системой в голове? Я фыркнул, представив его в офисе с кофе в руках, а потом с топором на троне. Нет, не верю. Что-то внутри подсказывало, что он не наш, не из моего времени. Слишком уж он в эту Русь вписался, слишком ловко княжит, будто тут родился. Да и Вежа у него работает иначе — я чую, он с ней не спорит, как я, а командует, будто пса на цепи держит. У меня такого нет.

Второе — он местный, но Вежа ему помогает так, что я рядом не стоял. Может, ранг у него выше? Я ведь только до «Эдила» добрался, а сколько он очков влияния вбухал, чтоб до какого-нибудь «Рива» или дальше доползти? Я прищурился, вспоминая, как система мне новые вкладки открывала, как голос ее звенел. А что у него? Может, он уже до «Князя» дошел или еще выше, где «Вежа» не просто подсказывает, а будущее предсказывает? От этой мысли мороз по коже прошел. Если так, то он не просто враг — он зверь, которого топором не взять. Огонь и арбалеты его достанут, но что, если он заранее чует, где я ударю?

Сфендослав с высоким рангом — это плохо. Очень плохо. Я ведь сам знаю, как Вежа меня выручала: то тоннель под Полоцком подсказала, очки влияния за победы кидала. А он? Если он заговоры видит, как я карты на столе, то Веславу с ее кувшинами он тоже вычислит? Я стиснул зубы, в груди заворочалось что-то темное, злое. Нет, не вычислит. Она шустрая, лазутчики ее — как тени, а я ей верю, как себе. Но все равно тревога грызла.

Я встал, прошелся по шатру, хрустя по соломе на полу. Надо было проверить, все ли верно я Весаве сказал. Кувшины, огонь, арбалеты — это подло, да, но он первый начал. Живой щит из баб и детей — это что, по-княжески? Деревни жечь, чтоб нас в грязи утопить — это честно? Нет, Сфендослав сам себе могилу роет, а я ему только лопату дам. Пусть Вежа ему хоть звезды с неба снимает — против пламени она бессильна, а болт в в глаз и вовсе разговор короткий.

А если он не просто носитель? Если он с Вежей так сросся, что она ему как вторая кожа? У меня-то система — помощник, иногда вредный, иногда полезный, но я ей не раб. А он? Может, он ей душу продал, как в сказках про волхвов? Я фыркнул, отгоняя дурацкие мысли. Нет, не продал. Просто знает, как ее юзать, лучше меня. И это бесило. Я ведь тоже носитель, тоже с очками влияния, а чувствую себя, будто мальчишка против богатыря.

Я вернулся к скамье, сел, вытянул ноги. Надо было с «Вежей» своей поговорить, вытрясти из нее что-нибудь про Сфендослава. Сколько у него очков? Какой ранг? Может, она знает, но молчит, пока я не спрошу? Я закрыл глаза, сосредоточился, пытаясь ее вызвать…