Рёв пламени. Академия.

Глава 8

Татьяна Агатова заметила неладное почти сразу. Николая скрутило так резко, что он упал на колени, вцепившись руками в грудь. Он орал, а песок под ним начал дрожать. Это был не обычный срыв новичка — в этом крике было нечто другое. Она мгновенно уловила усиливающиеся волны магии, исходящие от парня: мощные, жаркие, дикие.

Прорыв. Чистый, неконтролируемый прорыв.

— ЖИВО ВСЕ СВАЛИЛИ С АРЕНЫ! — рявкнула она, моментально активируя личную защиту.

На её коже тонким слоем легла серебристая плёнка щита, а в следующий миг она уже выстраивала перед собой дополнительную преграду — стихийный щит. Второй щит она метнула к Николаю, оборачивая его куполом: попыталась купировать выбивающуюся из него силу, чтобы сдержать взрыв. Но магия огня, что клокотала в его теле, не желала подчиняться.

Щит вокруг него сгорел за секунды, даже не затормозив вспышку.

Татьяна стиснула зубы. Крапивин был слишком силен, ее ранга едва хватало, что бы сдержать вспышку.

Парня снова скрутило, сильнее прежнего. Из его тела во все стороны брызнули алые искры, а вокруг уже чувствовалось удушающее тепло. Песок под ним начал оплавляться. И в следующее мгновение всё взорвалось: не огнём — импульсом чистой силы. Песок и пыль взметнулись в воздух, как от взрывной волны, пол арены углубился, будто под ним разорвали бомбу.

Татьяну отбросило назад, но благодаря защитным щитам она удержалась на ногах, проскользив по песку несколько метров. Пламя не коснулось её — только воздух вокруг был таким горячим, что каждый вдох жёг лёгкие.

Когда дым и пыль начали оседать, арена казалась выжженной. Песок под ногами почернел, в воздухе висел густой запах гари и расплавленного камня. Из потрескавшейся земли вяло поднимались тонкие струйки горячего пара.

В самом центре образовавшейся воронки лежал Николай Крапивин. Его одежда была разорвана и обуглена, кожа покрыта следами копоти, но он, к счастью, был жив — его грудная клетка едва заметно поднималась.

Татьяна уже стояла наготове: личная защита вспыхнула, вырастая невидимой сферой вокруг неё. Она наложила вокруг парня дополнительные щиты, локализуя остаточные волны магии. Воздух всё ещё искрил, словно сама реальность пыталась прийти в себя после выброса.

Он прорвался.

Крапивин пересёк грань — поднялся на шестую ступень.

А вспышка была такой силы, что на миг Татьяне показалось — он мог дотянуться и до седьмой.

Она осторожно подошла ближе, контролируя пространство вокруг, чувствуя, как в каждом её движении сквозит напряжение. Чуть что — ещё один неконтролируемый выброс, и он утащит половину стадиона к чёртовой матери.

Татьяна тяжело выдохнула, стараясь не показать дрожь в руках. Больше всего в такие моменты хотелось заорать: «Какого хрена этот пацан вообще ещё жив?!» — но она только потянулась к рации.

— Медпункт! Срочно на седьмую арену! Состояние тяжёлое, одарённый без сознания, признаки пробоя на высшую ступень!

Ответа не пришлось долго ждать — через несколько секунд динамик рации треснул резким сигналом подтверждения. Служба уже выехала.

Татьяна же опустилась на одно колено рядом с Крапивиным, продолжая держать защиту. Сквозь шум в ушах и звон остаточной магии ей чудилось, будто сам воздух вокруг Николая плавится, мерцая бледными отсветами. Это были остатки новой силы, только-только пробудившейся. Она посмотрела на его лицо — даже сквозь сажу оно выглядело почти мирным.

— Чёрт тебя дери, пацан… — подумала она, не без странной смеси раздражения, уважения и… страха. — Если ты выживешь в этом гадюшнике, даже боюсь представить в какого монстра ты превратишься.

Сознание возвращалось рывками, словно я всплывал со дна ледяного озера. Сперва были только обрывки звуков: чей-то голос над ухом, шорох шагов, приглушённые команды. Потом пришли ощущения — боль в каждой клетке тела, тяжесть в груди и мерзкий привкус гари во рту. Я попытался открыть глаза. Сверху надо мной нависало лицо мужчины в белом халате, слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Рядом суетился кто-то ещё, перебрасывался короткими фразами, а над всей этой суетой нависал знакомы потолок арены.

Где-то сбоку, на грани слуха, прорезался голос Агатовой. Громкий. И очень, очень злой.

— …И что, блядь, вы хотите мне сказать?! Что я должна была сама догадаться, что у него вот-вот прорыв случится, а?! — она практически рычала в трубку, явно не заботясь о том, кто её слышит. — Вы там совсем уже в край охуели? Или вам, мразям, жить надоело?! Почему я только сейчас узнаю, что он был на блядских девяносто шести процентах!?

Голос того, кто был на другом конце провода, я не слышал, да и вряд ли бы что-то понял — в ушах звенело так, будто рядом взорвалась граната. Я попытался шевельнуться — зря. Боль сразу же прострелила всё тело, и я только тихо застонал. Лекари тут же среагировали, один из них аккуратно придержал меня за плечо.

— Спокойно, Крапивин, не рыпайся. Всё нормально. Ты жив. — Голос был спокойный, уверенный. — Сейчас мы тебя стабилизируем.

Жив… — Я моргнул, не до конца веря в это. Чёрт возьми, если это называлось "жив", то я очень хотел бы уточнить, на каких именно условиях.

Словно почувствовав моё состояние, Татьяна обернулась. Лицо у неё было каменным, но в глазах вспыхнула странная смесь эмоций — злость, облегчение… и ещё что-то, чего я тогда не понял.

Она резко и зло замахнулась телефоном, будто хотела его швырнуть, но потом передумала и просто убрала его в карман.

— Ну что, герой, — хрипло сказала она, присаживаясь рядом. — Чуть весь стадион не спалил и всех нас не угробил, но зато прорвался. Поздравляю, ты теперь шестёрка.

Я хотел что-то ответить. Шутку, или хотя бы глупое "спасибо". Но язык будто прирос к нёбу.

А может, оно и к лучшему. Иногда молчание — единственное разумное решение. Татьяна, всё ещё сидя рядом, склонилась чуть ближе и, понизив голос до почти ласкового, прошипела:

— Но учти, Крапивин… За то, что ты не посчитал нужным мне сообщить про свои девяносто шесть процентов, я тебе ещё такую весёлую жизнь устрою — будешь на коленях просить вернуться обратно к старым добрым медитациям на песочке.

Она усмехнулась, похлопала меня по щеке — не больно, но очень выразительно — и резко поднялась на ноги, отдавая какие-то команды медикам.

Меня аккуратно перекатили на носилки и куда-то повезли, а сознание снова поплыло.

Пришел в себя я не сразу, будто сам процесс возвращения в реальность был слишком тяжелым. Боль всё ещё терзала, но уже не так сильно, как прежде. В голове было мутно, как в полусне, когда я оказался в пустом пространстве — темном и холодном, как те моменты, когда вечерняя тьма начинает сгущаться за окном.

Здесь не было ничего, кроме черных теней и ощущения холодного ветра, который будто тянул меня в пустоту. Плавно падая в бездну, где не было ни земли, ни какой либо привязки, я заметил силуэт который резко приблизился ко мне.

— Огонь… Огонь ведь не только сжигает, мальчик. Он ещё и очищает.

Я замер. Глаза старика снова впивались в меня, такие же черные и бездонные, как в тот день в тамбуре. Он схватил меня за руку, но его прикосновение ощущалось, как ледяной холод.

— Запомни это. Запомни! — его хриплый голос эхом раздавался в моей голове, проникая в самую душу.

Затем он рассмеялся, смех был низким, зловещим, а старик… исчез. Ветер унес его, и пустота снова поглотила меня, однако хриплый, каркающий смех старика все так же эхом звучал у меня в голове.

Я резко открыл глаза, с трудом отдышался, и вдруг ощутил тепло внутри себя, несмотря на всю боль, которая по-прежнему не отступала. Огонь. Он всё также был во мне, и теперь казался сильнее, чем когда-либо. Это ощущение пламени было не просто физическим — оно касалось каждого уголка моего тела, каждой клетки. Я вдруг осознал, что теперь я полностью контролирую его. Огонь больше не был чем-то диким и неуправляемым. Это была моя сила. Я позволил себе немного насладиться этим.

С любопытством, как экспериментатор, я начал играть с ним. Сначала зажег его в одной ладони, затем в другой. Почувствовал, как тепло расползается по коже, но не причиняет боли, дарует только чувство спокойствия. Потом пробовал зажечь его на каждом пальце по очереди, и наконец на всех сразу. Вся эта игра с огнем давалась мне так легко, что мне хотелось смеяться от радости. Я мог чувствовать, как каждое движение становится всё более уверенным, как сила пламени полностью подчиняется мне.

Но вдруг меня осенило — я даже не знал, где нахожусь. Реальность вернулась с неожиданной силой, и я резко огляделся вокруг. Просторная белая палата, стерильная и тихая. Вокруг стояли медицинские приборы — капельницы, мониторы, от которых исходит ровный писк. А ещё я лежал в кровати, совсем не в том месте, где ожидал оказаться. Внезапное осознание того, что я не помню, как сюда попал, заставило меня слегка паниковать.

Кое-как оглянувшись, я заметил, что на соседнем столике стоит чашка с холодным чаем, несколько предметов медицинского оборудования, а на стенах висели плакаты с инструкциями по экстренной помощи. Всё вокруг было стерильно, идеально чисто, как в любой уважающей себя больнице. Зачем меня сюда привезли? Что со мной случилось?

С трудом оперся на одну руку, я попытался встать и проверить, как себя чувствует тело. Каждый сантиметр движения отдавался неприятной болью, но постепенно мышцы начали расслабляться. Я медленно осмотрел палату, уже осознавая, что, похоже, все пережитое — боль и эта жгучая сила, что бушевала внутри меня — было не просто сонным бредом.

Я вспомнил… огонь. Он был со мной, продолжал гореть, и я контролировал его, ощущал его в каждой клетке. Но как я оказался здесь? В медпункте? В голове кружились вопросы, а память с каждым моментом только ускользала, а я отчаянно пытался ухватиться хоть за что-то в отсутствующих воспоминаниях.

Едва я смог вычленить из головы хоть что-то, как память вернулась рывком. Арена. Боль. Слова Татьяны о прорыве. Мелькнули лица медиков, их светящиеся мягким зеленым цветом руки. Я был в сознании, но не мог контролировать себя, было больно, гораздо больнее чем сейчас. Потом пустота, и вот я здесь, в этой палате.

Прорыв. Я прорвался на новый ранг, вот что это было. Теперь я маг шестого ранга. Быстро, чертовски быстро. Что-то мне подсказывает, что так быть не должно.

Дверь в палату тихо скрипнула, и внутрь вошёл человек в белом халате — средних лет, аккуратный, с усталым, но внимательным взглядом. Только взглянув на него, даже без халата, я бы понял, что он — врач, не знаю почему, было в нем что-то такое — лекарское. От него веяло спокойствием и той особой уверенностью, что бывает только у людей, которые точно знают, что делают.

Увидев меня сидящим на кровати, врач вскинул брови в изумлении и тут же нахмурился.

— Так, это что ещё такое? — сурово произнёс он. — Вам кто разрешал вставать, Крапивин? Ну-ка, живо легли обратно.

Он быстро подошёл ко мне и, не терпя возражений, мягко, но настойчиво надавил ладонью мне на плечо, укладывая обратно на кровать.

— У вас был стихийный прорыв, — продолжил он уже спокойнее, проверяя капельницу. — Минимум до завтра — никаких лишних телодвижений. Постельный режим, ясно?

Я сдался и, тяжело вздохнув, улёгся обратно на кровать. Однако через пару секунд меня начал грызть куда более прозаичный вопрос.

— Скажите… а в туалет-то как? — осторожно спросил я, чувствуя, как уши предательски налились жаром.

Врач с самым серьёзным лицом ответил:

— Всё просто. Зовёте медсестру, она принесёт вам утку.

Я чуть не задохнулся от ужаса, представив себе весь процесс, но тут он усмехнулся и, махнув рукой, добавил:

— Шучу. Вставать вам пока нельзя, без сопровождения, так что просто позовёте — медсестра поможет вам дойти до места назначения и заодно проследит за вами, а то вы бойкий, с кровати сами встали, вдруг захотите сбежать?

Он добродушно усмехнулся и поправил на мне одеяло, будто маленькому ребенку.

— Ладно, не переживайте так, Крапивин, — врач улыбнулся, тепло и по-доброму. — Меня зовут Сапфирский Антон Борисович. И вы в моих владениях. А теперь, давайте-ка посмотрим, что у нас тут с вами происходит.

Он отступил на шаг и, потерев ладони друг о друга, вытянул их вперёд. Его руки засветились мягким зеленым светом — даже я, далекий от магии исцеления и слышавший про лекарей только то, что прием у такого мага стоит примерно как Румыния, понял, что передо мной настоящее лечебное искусство. Антон Борисович провёл ладонями вдоль моего тела, не касаясь, но словно ощупывая невидимые слои. В груди стало тепло и щекотно, но никаких неприятных ощущений не было.

Сапфирский несколько минут водил руками, сосредоточенно хмурясь, затем кивнул себе под нос и что-то быстро настрочил в планшете.

— В общем, всё в пределах нормы. Никаких осложнений. Но отлежаться нужно обязательно, организм после прорыва сильно ослаблен. Постельный режим минимум до завтра, понял? — Сказал он, строго глянув на меня поверх очков.

Я честно кивнул. Антон Борисович удовлетворенно хмыкнул, ещё раз напомнил:

— Лежать! — и вышел из палаты, закрыв за собой дверь.

Я снова остался один. Несколько секунд просто валялся без движения, глядя в белый потолок. Интересно, сколько всего я тут пролежу? Или на утро выпишут обратно в общагу? Хотя после таких приколов, как сегодня… Вряд ли меня отпустят без повторной проверки дара.

Сначала я лениво следил за тем, как играют солнечные зайчики на потолке, но постепенно внутри появилось странное беспокойство. Словно меня кто-то толкал в спину, требуя: «Делай что-нибудь!» Просто так лежать оказалось вдруг невыносимым занятием.

Решив хоть чем-то себя занять, я попробовал сосредоточиться. Медитация — вроде бы полезная штука для мага, особенно после прорыва. Так объясняла Агатова на вводных занятиях. Я закрыл глаза, сконцентрировался на дыхании, отсекая посторонние мысли одну за другой. Постепенно сознание очистилось, тело словно утонуло в кровати.

И… что дальше?

Дыши? Чувствуй потоки? Стань одним целым с огнём?

Я немного посидел в этом странном состоянии полной пустоты, а потом мысленно махнул рукой. Что толку сидеть, если я даже не знаю, зачем это делаю? Будто пытаться починить боевого меха, не понимая, как он вообще работает.

Разжав веки, я лениво перевёл взгляд на тумбочку рядом с кроватью. На ней лежал мой терминал. Сначала я было подумал плюнуть и снова попробовать медитировать, но зуд в пальцах пересилил. Тянусь — ай, больно, чёрт. Всё тело отзывалось неприятной тупой ломотой, будто меня переехал бронепоезд. Тем не менее я кое-как дотянулся до терминала и включил его.

Первым делом я проверил внутреннюю сеть Академии. Лента ИМА-шной соцсети буквально кипела. Пост за постом, обсуждение за обсуждением — все о взрыве на полигоне.

«Вы видели, что творилось на седьмой арене?!»

«Кто-то в реанимации?»

«Говорят, это был стихийный прорыв какого-то первогодки!»

«Не, брешут — стену вынесло нафиг. Я мимо шёл, слышал взрыв!»

«А мне брат говорит, это тренировка спецотряда была!»

Версий было море — от атаки террористов до неудачного теста нового заклинания, разработанного кафедрой прикладной стихийной магии. Те, кто был ближе к делу, осторожно писали о прорыве новичка, но точных деталей никто не знал.

Моё имя, к счастью, нигде не фигурировало. Пока что.

Я хмыкнул, откинулся на подушку и уставился в потолок. Меньше недели в ИМА — и уже оказался на больничной койке, а перед этим устроил шоу на всю академию.

— Великолепное начало, Крапивин, ничего не скажешь. — тихо рассмеялся я. — А ведь хотел не высовываться…