Рёв пламени. Академия.

Глава 7

На следующий день нас, тех, кто остался, согнали в один из ангаров, что я заприметил ещё в первый день. Как оказалось, после вчерашней проверки наша группа похудела ещё на десяток человек. Что с ними стало — неясно. Но я почти уверен: кто-то соврал про ранг. Решили приукрасить, а в итоге их выкинули. В общем, сделали то в чём вчера обвиняли меня.

Ангар оказался крытой ареной. Нас выстроили в ряд у стены. Вскоре перед нами появилась женщина — лет тридцати пяти, рыжая, в обтягивающей форме. Фигура — что надо. Многие парни смотрели на неё так, будто уже мысленно раздевали. Я и сам едва не залип, пока она не открыла рот.

— Так, быстро встали ровно и закрыли пасти. — Голос был хлёсткий, как пощёчина.

Все тут же вытянулись.

— Инструктор Агатова Татьяна Васильевна. Для вас — “госпожа инструктор” или просто “да, мэм”. Никакой фамильярности и прочей херни. Я вам не подружка. Понятно?

В ответ наша толпа, что-то невнятно проблеяла.

— Я не поняла. Я задала вам вопрос, вам все понятно?

— Да, мем! — в этот раз ответ получился более внятным и громким.

— Ну… На первый раз сойдет. Но мы еще порепетируем.

Она прошлась вдоль строя, цепко вглядываясь в лица.

— Пока вы не зачислены, вы для меня никто. Безродное дерьмо. Ни больше, ни меньше. Я вчера изучила ваши дела. Три сотни голов — и девяносто процентов ни на что не годное мясо. Мне интересны только пятнадцать человек из вас всех и тянуть я буду именно их, на остальных мне насрать. Хотите тренироваться — вперёд. Хотите пинать хрен — тоже ваше дело. Мне плевать.

На секунду в ангаре стало совсем тихо.

— Итак. Я называю фамилии — вы выходите из строя. Сразу же и без вопросов. Поехали.

Она достала планшет и начала читать, не поднимая глаз:

— Лопухин.

— Верескова.

— Крапивин.

— Луговой.

— Пижмов.

— Ольхова.

— Мяткин.

— Бузинов.

— Полынская.

— Березкин.

— Ромашин.

— Тополева.

— Черемисов.

— Шиповник.

— Хмелев.

Мы с остальными названными сделали шаг вперед. Агатова же продолжила свою речь, полностью игнорируя оставшихся позади.

— И так. Каждый из вас имеет третий ранг. Один и вовсе отличился, пятерка. Остальные — никчемный мусор, которых и магами называть стыдно. Максимум, что им светит это быть помощником помощника захудалого, безрукого артефактора.

Она сделала пару шагов вдоль строя и снова зыркнула на тех кто остался в строю.

— Я не ректор, поэтому скажу прямо — если у вас единица, валите отсюда нахрен. Сразу. Пять тысяч штрафа — и свободны. Подавителей у вас всё равно нет, как и у двоек. Живите себе тихо, на своих грядках. Я каждый год задаюсь вопросом — на кой хрен вы вообще сюда прётесь? Что, думаете, станете великим магом?

Она рассмеялась — резко, зло.

— Если кто-то из вас и правда так думал — утритесь. За редкими исключениями, выше третьего-четвёртого вы не прыгнете. Это ваш потолок. И даже если каким-то чудом вы до него доползёте — случится это годам к пятидесяти. Не раньше.

Она выдержала паузу и заговорила снова, медленнее, почти вкрадчиво:

— Поэтому повторяю. Если вы единица и у вас ещё остались мозги — разворачивайтесь и валите нахрен от сюда. У двоек перспектива получше: если за эту неделю, что мы проведём вместе, вы освоите контроль и прорвётесь на тройку — значит, вы не совсем бесполезное дерьмо, и я в вас ошиблась.

Татьяна снова усмехнулась, на этот раз почти весело:

— Впрочем, если вы единица и упрямы как осёл — можете попробовать сделать то же самое. За неделю дойдёте до тройки — я лично извинюсь перед каждым. Но это если дойдёте.

Пауза. Тишина.

— А теперь — те, кто зассал, — валите нахрен с моей арены!

Спустя пару мгновений, к выходу потянулся тонкий ручеёк отсеявшихся. Первые шагали неуверенно, будто надеясь, что их сейчас остановят, что это просто проверка на решимость. Другие — наоборот: быстро, резко, с опущенными головами и тихими ругательствами себе под нос. За пару минут строй поредел почти на треть.

Кажется, я начал понимать, почему в прошлом году так много людей покинуло Академию.

— Остальные — подходим ближе. Садимся вокруг меня. Примите такую же позу, как я. Кто не может — хотя бы какое-нибудь жалкое подобие. — Инструктор села в центре арены в позе лотоса.

Остальные начали устраиваться вокруг неё. Кто-то искренне пытался повторить, кто-то, вроде меня, сразу плюнул и просто сел, скрестив ноги.

— Спина прямая. Глаза закрыли. Постарайтесь максимально отвлечься от всего… кроме звука собственного сердца.

Я закрыл глаза. Спину выпрямил, как и приказали. Сначала всё казалось глупым. Шумно, спина ноет, один парень слева хрипло дышит, будто в обморок вот-вот грохнется. Но потом…

— Слушайте. Только себя. — голос Татьяны стал вдруг другим. Не хлёстким, не командным. Тихим. Тёплым. Как будто теперь говорила не женщина, что минуту назад поливала нас дерьмом, а кто-то… близкий.

— Ваше сердце. Постукивает. Чуть неровно, чуть учащённо. Страх, ожидание, возбуждение — всё смешалось. Это нормально. Почувствуйте этот ритм. Это вы. Настоящие. Без прикрас.

Я сконцентрировался. Поначалу ловил каждый звук в ангаре — скрип ботинка, движение ткани, далёкий кашель. Но чем дольше сидел, тем яснее вычленял ровный, глухой дробный стук. Где-то глубоко. Упрямо. Как молоток по дереву.

— Не заглушайте себя. Слушайте. Сперва сердце. А потом — то, что за ним. — её голос лился нежно, слегка вибрируя и проникая в каждую клетку. — В каждом из вас плещется магия. Кто-то скажет — слабая. Но это не важно. Она живая. Она чувствует вас. Реагирует. Не давите её. Не приказывайте. Дышите вместе.

Я не знаю, сколько прошло времени. Минуты? Час? Но в какой-то момент мир стал будто плотнее. Тишина — звонче. Я почувствовал что-то странное. Словно тепло разлилось по груди, а потом ушло куда-то в живот, в плечи, в пальцы. Не огонь. Не жар. Что-то… пульсирующее. Родное.

— Если почувствовали это — не пугайтесь. Это начало. Мы будем делать это снова. С каждым днём глубже. Это не сила. Это основа. Без неё вы — просто оболочка с даром, как дохлая кошка с медалью на шее. — снова чуть слышная усмешка, почти ласковая.

Я впервые за всё время ощутил, что магия — не просто рваный всплеск из-под кожи. Не гнев. Не страх. Она может быть тихой. Спокойной. Как дыхание спящего зверя. Я просто сидел и наслаждался этим чувством, пока в какой-то момент меня не выдернули из этого состояния.

— Открыли глаза. — голос чуть резче, но всё ещё тёплый. — Первый раз — всегда хреново. Кто уснул — повезло. Кто понял — тем более. Кто ни черта не почувствовал — ваши проблемы. Главное — не врите себе. Иначе будете не магами, а актёрами на один спектакль. А я плохих актёров не люблю.

Я вздохнул. Спина затекла. Ноги ныли. Бросил короткий взгляд на окна и осознал, что времени прошло куда больше, чем мне казалось изначально. На арене почти не было тех, кто все еще сидел. А те не многие, кто еще не встал, казались не такими, как раньше — более… замкнутыми, сосредоточенными. У многих взгляд стал глубже, будто они тоже почувствовали этот странный внутренний отклик.

Татьяна тем временем продолжала:

— То, что вы сейчас делали, называется базовой медитацией. Я уже вижу тех, кто смог добиться первого отклика. Поздравляю — значит, вы не безнадёжны. — Её голос стал чуть мягче, но в нём всё ещё не было ни малейшего намёка на доброту. — Тот, кто чувствует магию впервые, всё равно не поймёт её до конца. Но это начало. На этом строится всё остальное.

Она встала и хлопнула в ладони.

— А теперь все встали. Быстро, живо! Строимся, как утром!

Мы с остальными нехотя поднялись и выстроились в шеренгу. Кто-то мялся, потирая затёкшие ноги, кто-то уже начал понемногу трястись от усталости. Но никто не посмел не подчиниться. Татьяна снова прошлась вдоль строя, шаг уверенный, чеканный, взгляд — цепкий и хищный.

— Не думайте, что если вы ощутили магию, то можно расслабиться. Всё только начинается. Для большинства из вас это это будет первый и последний раз. Первый и последний. И если вы из числа подобных неудачников — забудьте про Академию. Мы не держим тех, кто остановился на столь раннем этапе.

Она остановилась, обвела нас взглядом.

— Запомните: самый простой путь к магии — не самый быстрый. Каждый вдох, каждое движение — это труд. Магия не любит слабаков. И не терпит лени. Здесь не будет тепла и уюта. Мы не няньки. Мы не кружок юных феечек из сказки, мы — маги!

Она посмотрела прямо на меня, будто насквозь.

— Хотите быть магами — значит, будьте готовы за это платить. Не силой дара, так потом, кровью и болью.

Снова хлопок в ладони.

— На сегодня всё. Те, кто остались — завтра в восемь утра жду снова здесь. Кто опоздает — тот опозорится. И пусть лучше вас сожрёт собственный дар, чем я вас найду в коридоре после отбоя. Всё ясно?

— Да, мэм! — выкрикнули мы почти хором.

Татьяна кивнула, коротко и резко.

— Свободны.

В общежитие я вернулся уставший, но в хорошем настроении. Спина ныла, ноги подкашивались, в голове гудело — день выдался тяжёлый. Но всё это отходило на второй план. Я почувствовал магию! Настоящую! Пусть и на мгновение, пусть с трудом, но это произошло! И это значило, что я не зря здесь.

В комнате, как обычно, было тихо. Один. И слава богам. Бросив одежду на спинку стула и хлебнув воды прямо из чайника, я не удержался — опустился на пол, выпрямил спину и закрыл глаза. В голове всё ещё звучал голос Агатовой: "Слушай сердце. Ничего, кроме него."

Я попытался вернуться в то состояние. Вдох… выдох… сердцебиение… пустота… Тишина.

Ничего.

Пошёл второй круг. Дыхание, спина, глаза закрыты, мысли отброшены. Ну же. Давай. Ну же!

Пусто.

Где-то внутри начала закипать досада. С чего вдруг не получается!? Я же только что чувствовал. Это была не иллюзия. Это была… магия. Или я сам себя обманул? Может, мне просто показалось?

Я ещё минут десять сидел, упираясь в собственное упрямство, но всё без толку. Никакого отклика. Никакой теплоты, никакого странного вибрирующего ощущения внутри. Только усталость и лёгкое раздражение.

В конце концов я плюнул, встал, вернулся к себе в комнату, швырнул подушку на кровать и рухнул на неё сам. Глаза закрылись почти моментально.

Завтра получится. Обязательно получится.

На следующий день всё повторилось — построение, а затем медитация. Агатова снова рассадила нас по кругу на песке арены. Она обвела нас цепким взглядом, будто читала наши мысли, и вдруг усмехнулась.

— Готова поспорить, многие из вас вчера пытались повторить успех у себя в комнате перед сном, да? — голос звучал спокойно, почти насмешливо. — Сели, выпрямили спинку, закрыли глазки, замерли… А потом — ни черта. И сидели такие, как идиоты, надеясь, что вот-вот снова что-то щёлкнет. Ну, как, щёлкнуло?

Она подождала пару секунд, но никто не ответил.

— Так я и думала, будь у кого-то иначе, я бы искренне удивилась. Запомните — первое касание всегда самое простое. Вы тогда ещё на эмоциях, в куче народа, на взводе… А потом, вы остаётесь наедине с собой. И понимаете, что повторить — куда сложнее. Потому что магия — это не лампочка, которую можно включить по щелчку. Это часть вас. Она живая. И если вы хотите научиться её звать, сначала научитесь слушать.

Свободно почувствовать магию у меня получилось только на третий день. Не то чтобы я совсем ничего не ощущал раньше, но это было скорее как ловить комара в темноте — вроде что-то есть, но понять где именно и как это работает, было невозможно. А вот на третий день, будто бы что-то щёлкнуло. Она просто… была. Теплая, пульсирующая, где-то внутри груди, как будто сгусток чего-то живого. Я даже испугался сначала, подумал, сердце прихватило. Но когда сконцентрировался, понял — нет, это она. Магия.

Я не сразу решился рассказать об этом — Агатова всё ещё… Наверное, правильное слово будет — пугала. Но, она сама подошла ко мне, похлопала меня по плечу, а когда я обратил на нее внимание заглянула в глаза и хмыкнула.

— Ну, что получилось? Наконец-то. А то я уж подумала, ты из тех, кто один раз на эмоциях вспыхнул, а дальше — пустышка. Запомни это чувство. Удержи. Потом скажешь спасибо.

Но откровенно говоря, совет хоть и был важным, пользы он не нес никакой. Я теперь чувствовал источник постоянно, он был чем-то естественным, словно рука или ухо. Да ты не ощущаешь его буквально, но ты знаешь, он там.

С этого дня я и еще несколько человек, которых с каждым часом становилось все больше, начали заниматься контролем. Всем кто был тройкой и выше деактивировали подавители и Татьяна дала нам простое, как она сказала, задание — нужно было направить энергию из источника в ладонь, а после вывести ее наружу.

Простое, ага. Может, для неё это и казалось фигнёй, но на деле выходило, что энергия, как капризная кошка, категорически отказывалась идти туда, куда я хотел. Стоило сконцентрироваться, как она будто замирала — ни вперёд, ни назад. Поначалу получалось только «нащупать» её, подтолкнуть чуть-чуть, но дальше всё срывалось. У кого-то шло лучше, у кого-то — хуже, но в целом мы все выглядели одинаково: сидим, морщимся, пыхтим, пялимся в ладони и ждем как в них сейчас появится нечто великое.

Татьяна ходила между нами, наблюдая. Иногда останавливала кого-то, поправляла, указывала на ошибки. На меня тоже пару раз цыкнула:

— Не жми, не надо силы. Ты не говно через решето проталкиваешь. Мягче. Веди, а не пинай.

И, чёрт побери, это сработало. Я сбавил нажим — и энергия наконец сдвинулась. Тонкая, еле заметная, как первый пар над чашкой. Я почувствовал её в пальцах. Это было… удивительно. Почти нереально.

Однако самое сложное было впереди. Направить энергию в ладонь — полдела. Настоящий рубеж — вытолкнуть её наружу. И вот тут начался настоящий ад. Я сидел на арене, напрягался до дрожи в мышцах, фокусировался до мутных пятен перед глазами… и всё без толку. Энергия будто упиралась в невидимую стену — она крутилась внутри, дёргалась, но наружу не шла. Как будто что-то мешало. Или я делал что-то не так. Или не понимал, что именно должно произойти. И так — раз за разом.

На четвёртый день начали получаться первые искры у других. Один из водников вызвал мелкие капли что брызнули ему в лицо, другой — вспыхнул тёплым светом в ладони. А я всё сидел, как идиот, с вытянутой рукой и тупо чувствовал, как внутри всё горит и шевелится… но не выходит.

На пятый день на улице стало холодно. Ветер срывался с крыши арены и пронизывал насквозь. Я уже почти терял терпение, ладонь горела от напряжения, пальцы дрожали. И вдруг что-то щёлкнуло. Не в голове — внутри. Как будто задвижку сорвало.

Я не почувствовал, как пошла энергия — я это увидел. Яркая вспышка, вырвавшаяся из ладони, ударила в воздух передо мной, и упала вокруг меня кольцом пламени. Жарким. Настоящим. Я отшатнулся, не понимая, что произошло. Все вокруг замерли. Кто-то выругался.

Тишину нарушил голос Татьяны:

— Вот это я понимаю.

Я поднял взгляд — она стояла в нескольких метрах, прищурившись.

— Поздравляю, Крапивин. Похоже, ты у нас и правда не пустышка.

Однако, на этом для меня ничего не закончилось. Внезапно меня скрутило от резкой боли в груди — такой острой, что я даже не сразу понял, что происходит. Казалось, будто сердце кто-то сжал в кулаке и начал медленно, с наслаждением выдавливать. Я захрипел, потом заорал — громко, хрипло, почти по-звериному. Меня выкрутило, я рухнул на песок и начал кататься, хватаясь за грудь.

Наконец я с трудом пришел в себя, первое что увидел, как надо мной склонилась Татьяна. Её лицо было напряжённым, в глазах — беспокойство, граничащее с тревогой. Она смотрела не на меня, а вглубь, будто пыталась увидеть, что там рвётся на волю. Несколько секунд молчания — и вдруг, она резко скомандовала:

— ЖИВО ВСЕ СВАЛИЛИ С АРЕНЫ! НА ТРИБУНЫ! БЕГОМ!

Голос её резанул по ушам, остальные ученики, что уже столпились вокруг нас, шарахнулись в стороны, кто-то растерянно оглядывался, но вскоре все уже бежали к выходу с манежа. А меня в этот момент скрутило снова — волна боли была ещё сильнее, чем в первый раз. Я захрипел, выгнулся, как на судорогах… И в следующее мгновение всё исчезло в ослепительной вспышке.

А потом я взорвался. Или что-то внутри меня — взорвалось.