Рёв пламени. Академия.

Глава 14

Следующие пару месяцев стали бля меня абсолютной рутиной. Утром — занятия, вечером — спарринги. Иногда наоборот. Агатова, кажется, всерьёз вознамерилась меня добить. Раз за разом ставила в пару с Костей. И первое время я стабильно ловил по зубам. Так стабильно, что начал считать: если получил меньше трёх ударов в лицо — уже успех.

Но что-то начало меняться. Сначала — стал чувствовать удары. Потом — начал их отбиватьть. Потом — возвращать. А потом… выиграл. Раз. Потом второй. Иногда — вничью. И не потому что Костя стал слабее. Просто я перестал быть совсем беспомощным.

Да, это была маленькая победа. Но чёрт возьми — моя. Заработанная. Выстраданная. Синяками и хрустом в костях.

Агатова, разумеется, тут же ткнула меня лицом в дерьмо.

— Хорошо, Крапивин. Раз ты нынче такой герой — попробуй теперь против Сапфирова.

Лев вышел на круг спокойно. Без лишнего интереса. Как будто всё уже знал наперёд. Он не бил — вскрывал. Точно. Холодно. С интересом. Я чувствовал себя не оппонентом, а материалом для вскрытия. И в каком-то смысле — был им. Первый же обмен — и я на песке. Вдох — боль. Выдох — снова боль. Весело.

Игнат тем временем прорвался на пятую ступень и был этому рад как дурак бесхозным фантикам. Орал об этом на каждом углу. Завёл счётчик дней "до шестерки", требовал называть его "величественный водяной маг" и даже как-то попытался сделать себе медаль из ложки и шнурка.

Я не злился. Просто… это же Игнат. Проще смириться, ведь убивать все равно жалко.

Также наша группа со временем разделилась на небольшие компании. Аристократы, как и ожидалось, разбились на два лагеря — вокруг княжон. Пожарской и Буревой. Первая собирала тех, кто был поспокойнее, уверенных в себе и своём будущем. Вторая — всех, кто был громче, наглее и готов спорить по любому поводу. Ничего удивительного, в целом. Эти две смотрели друг на друга как кошки перед дракой — вроде ещё не сцепились, но когти уже наготове.

А вот неожиданностью стало то, что Зверев как-то по-тихому приклеился к нам с Игнатом. Сначала просто держался рядом. Потом ел с нами. Потом — шутки, обсуждения, тренировочные спарринги. И как-то незаметно он стал «своим». А вместе с ним и его компания — Огнёв, Рысин, Павлинова. Вроде бы и странно, но получилось довольно органично.

Вспоминая об этом, я понимаю — всё началось после первых магических спаррингов.

Если в рукопашке я был где-то на уровне Игната или даже ниже, то в магии — резко вырвался вперёд. Почему — сам до конца не понимаю. То ли с контролем у меня всё очень хорошо, то ли просто мозги как-то иначе работают. Но любые структуры я схватывал на лету. Что-то объясняли на занятии — я уже пробовал это на практике. И почти всегда у меня всё получалось.

На дуэлях я выигрывал. Сначала редко, потом всё чаще. В какой-то момент осталась только Алина, с кем я не мог справиться. С ней было сложно — не только потому что сильная, а потому что умная. Она не лезла напролом, а подстраивалась, выжидала. Иногда мне даже казалось, что она заранее знает, что я собираюсь делать.

Но даже несмотря на это, я понимал — в магии я один из лучших в группе. И это было… приятно. Хоть какая-то стабильная точка опоры в этом аду под названием Академия.

На третий месяц обучения начались групповые спарринги и нас столкнули со второй группой боевиков, нашего потока — БФ-1-2. Та самая, про которую всё время шептались в коридорах: мол, там жёсткие ребята, настоящие бойцы. И это было недалеко от правды. По уровню они не сильно уступали нам, с той лишь разницей, что у них в группе не было ни одной семёрки.

Но зато шестерок и крепких пятёрок у них хватало. И самое неприятное — они были сыграннее. У нас всё больше каждый за себя, а у них — как отлаженный механизм: один — отвлекает, второй — душит, третий — добивает. Особенно выделялись двое — княжна Алмазова, маг воздуха, и виконт Медвежий, работающий с землёй. Вместе они действовали так слаженно, что казались скорее одним целым, чем двумя людьми.

Нам сперва объявили, что будет "дружественное межгрупповое состязание", но по факту это оказался турнир на вылет. Без скидок. Без права пасовать. С травмами. С болью. С желанием не облажаться перед своей группой.

Сначала мы отнеслись к ним немного свысока — у нас всё же и Пожарская, и Буревая, и я, и ещё пара сильных ребят, тот же Воронов. Но уже после первого раунда стало ясно — это не прогулка. Это рубка. И в ней каждый удар — на вес золота. А поражение — недопустимо.

Помню нашу первую групповую стычку — нас с Пожарской выкинули два на два, против этих двоих, Алмазовой и Медвежего. Они тогда смотрелись как непобедимая связка: воздух и земля, скорость и защита. А мы? Мы были просто двумя сильными одиночками, которых поставили рядом.

Алмазова парила над ареной с надменным видом, будто брезговала прикасаться к земле. Магия воздуха в её руках вела себя, как хищная птица — точная, резкая, смертоносная. Порывы ветра приходили неожиданно: то сбивали с ног, то резали по коже, будто тонкими лезвиями. С каждым её движением в воздухе что-то шипело, гудело, угрожало.

Медвежий же держался, будто изначально врос в землю. Вокруг него поднимались валуны, каменные щиты, и каждый его шаг отзывался глухим гулом. Он шёл напролом, не отвлекаясь, не торопясь — как землетрясение, которое не остановить.

Мне досталась Алмазова.

Пожарской — Медвежий.

И началось.

Алмазова сразу ушла в воздух — легко, почти бесшумно. Первый удар пришёл со спины, как хлопок по плечу — и меня впечатало в песок. Я вскочил, поднял щит, попытался определить, откуда она нанесёт следующий. Бестолку. Она двигалась, как буря — неуловимая, бесформенная, злая. Я только и успевал, что ставить огненные завесы, надеясь хоть немного сбить её темп.

Откуда-то сбоку полыхнуло жаром — Пожарская сегодня разошлась не на шутку, отбиваясь от каменных шипов, выраставших из земли. Их бой был громкий, тяжёлый, как схватка титанов. Наш — быстрый и рваный. Две разные войны, в пределах одной арены.

Я всё ещё помню, как впервые за этот поединок попал по Алмазовой — огненная стрела прошила вихрь, и она на секунду сбилась с траектории. Она не упала. Но взгляд, который она мне тогда бросила… Будто я оскорбил само небо.

А после начался сущий кошмар. Атаки сыпались со всех сторон, щиты трещали под градом воздушных лезвий, а я лихорадочно думал как выйти из этой ситуации. Внезапно в голову пришел план на грани безумия, но выбирать было не из чего. Найдя взглядом княжну, я убедился, что она вполне успешно сдерживает виконта и заорал привлекая ее внимание.

— Алина! — боги, хоть бы она меня поняла! — ЖГИ!

Во взгляде Пожарской сперва мелькнуло непонимание того, что я от нее хочу, и я уже было упал духом, но тут же спустя мгновение ее лицо озарила хищная улыбка. Отлично. Практически одновременно, мы с ней выпустили пламя на волю выжигая все, до чего могли дотянуться. Арена за секунды превратилась в пылающий ад.

Вокруг нас взревело пламя. Стены жара сомкнулись, пламя взметнулось ввысь, закручиваясь в спирали и рывками ползло по арене, прожигая воздух. Воздух… именно он и дал сбой. Алмазова попыталась было подняться выше, но наткнулась на шквал горячих потоков и потеряла устойчивость. На мгновение её вихрь разлетелся клочьями, и я, сквозь жар, успел заметить, как она, впервые за бой, в панике метнулась в сторону.

Медвежий, похоже, пытался вытянуть к ней каменный мост, но тот рассыпался ещё на середине — его магия плохо шла сквозь раскалённую почву. Пожарская же, словно в своей стихии, шла вперёд, не моргая, и, кажется, кайфовала от происходящего. Она всегда любила действовать грубо и прямо, а тут для этого был идеальный момент.

Я же прикрыл глаза и направил пламя в сторону, где чувствовал Алмазову. Слышал, как она пытается прорваться сквозь жар, как ветер вьётся, срываясь на хрип. Но здесь, сейчас — воздух ей не подчинялся.

В какой-то момент арбитры забили тревогу, и над ареной вспыхнули барьеры отмены. Нас просто выдернули из огненной мясорубки, будто котят из кастрюли. Огонь затих, а мы с Пожарской тяжело дышали посреди закопчённого песка. Рядом кто-то кашлял. Пахло палёным. Очень палёным.

— Вы оба, — сказала Агатова, глядя на нас с еле заметной ухмылкой, — полные идиоты. Находчивые, но идиоты. Повторится — в медпункт вас понесу я лично. В мешке.

Но глаза выдавали ее с головой. Она была довольна. А значит, мы сделали всё правильно. С тех пор на всех групповых поединках возникло правило: "Крапивина и Пожарскую в пару не ставить". Было обидно, но в то же время весело и приятно.

Однако нечто действительно странное случилось, когда меня поставили один на один против другой огненной шестерки из параллельной группы.

На первый взгляд — ничего особенного. Парень был чуть выше меня ростом, крепкий, с хмурым выражением лица и, как выяснилось, с приличным опытом. Его пламя было плотным, тяжёлым, с ярко выраженной формой. Поначалу я держался, отбивался, контратаковал, но чем дольше длился бой, тем сильнее становилось давление. Он знал, что делает. Я — угадывал на ходу.

Он гонял меня по арене как ребенка, осыпая ударами — то клинками, то плетью, то шарами, — и я уже начинал откровенно задыхаться. Барьер гудел от перегрузки, и каждый следующий щит давался все тяжелее. Кто-то что-то кричал со стороны, но я уже не разбирал слова, все слилось в один сплошной белый шум.

А потом — грудь резко обожгло.

Будто кто-то ткнул мне в рёбра каленым железом. Я инстинктивно схватился за грудь и почувствовал, как ожог идёт сквозь рубашку — от самого сердца. Амулет. Мамин амулет.

Я не знал, что он вообще делает и делает ли что-то вообще. Мать сказала — на удачу, мол, отец носил. И я просто повесил его на шею и забыл. Но сейчас он… что-то открыл.

Случилось это ровно в тот момент, когда противник метнул в меня огненное копьё — быстро, чётко, без замаха. И в этот момент, я не просто увидел его… Я почувствовал. Почувствовал пламя. Его плотность, жар, дыхание. Почувствовал его и понял, что могу сделать.

И перехватил его.

Даже не подумав. Просто взмахнул рукой — и копьё, будто послушавшись меня, остановилось перед самым моим щитом и полетело обратно еще быстрее. Врезалось прямо в грудь моего оппонента и сбило его с ног. Все заняло доли секунды. Никто толком ничего не понял. Даже я.

По итогу, победу присудили мне, посчитав, что я развеял технику и сразу атаковал. Но я точно знал, что это не так.

Когда вернулся в общежитие, достал мамин амулет и понял, что с ним что-то произошло. Он больше не был потемневшим, как раньше. Он стал чётким, рельефным, как новый. И из-за этих изменений стало предельно ясно, что это не просто безделушка на удачу. Это был герб. Чей — я понятия не имел, но чувствовал, что это как-то связано с тем, что случилось на арене.

В тот момент я понял, что что-то в моей жизни снова изменилось. И я не знал, что с этим делать.

Михаил Владимирович просматривал бумаги у себя в кабинете. Подписывал одни, откладывал другие, третьи — сразу в корзину. Всё шло как обычно, пока дверь не распахнулась без стука. Агатова вошла быстро, почти на грани допустимого.

— Ваше сиятельство, прошу прощения за вторжение. Вы велели докладывать обо всём необычном, что касается Крапивина.

Он оторвался от бумаг и устало выдохнул, но без раздражения.

— Танечка, ты как раз вовремя. Эти отчёты уже начали действовать на меня хуже любого проклятия. Присаживайся. Слушаю.

Пока она садилась, он подошёл к шкафу и, не торопясь, плеснул себе немного коньяка.

— Тут надо не столько рассказывать, сколько показывать, — спокойно сказала Агатова и передала ему планшет. — Сначала решила, что показалось. Потом пересмотрела в замедлении.

На экране — финальные секунды поединка. Крапивин и ещё один шестой ранг, тоже огонь. Обычный обмен ударами — и вдруг: огненное копьё противника замирает в воздухе и разворачивается. Возвращается назад, точно, резко, как будто по команде.

Громов всмотрелся. Дважды. На второй раз кивнул себе под нос.

— Вы же тоже это видите? — негромко спросила Агатова. — Он не погасил. Он перенаправил.

— Да, — тихо подтвердил князь. — Это Родовой Дар. Кажется я даже знаю чей. Слишком он характерный, чтобы перепутать.

Он поставил бокал на стол, и на мгновение задумался, глядя в окно. Затем повернулся к ней:

— Благодарю, графиня. Это действительно необычные новости. Можете быть свободны.

— Как прикажете, ваше сиятельство, — коротко кивнула она и вышла, прикрыв за собой дверь.

Когда за Татьяной закрылась дверь, Михаил Владимирович ещё долго смотрел в темный экран планшета.

Он знал этот Дар. Знал его слишком хорошо, чтобы ошибиться. Но не знал, чем может обернуться его возвращение.

Поколение назад — он бы сразу доложил дяде. Сейчас… Сейчас всё было не так однозначно. Род, которому этот Дар принадлежал, исчез с политической карты Империи больше века назад. Да и не сказать, чтобы кто-то особо сожалел — просто еще одна фамилия в длинной череде вычеркнутых.

Он допил коньяк, вернулся за стол и, наконец, взял ручку.

— Если это действительно он… — тихо сказал он себе. — Придётся пересчитать фигуры на доске.

И впервые за долгое время — улыбнулся не из вежливости.

В это же время княжна Пожарская лежала у себя в комнате, в полумраке, где лишь экран планшета освещал её лицо. На нём снова и снова повторялась та же самая запись с последней тренировки. И снова — тот момент, когда техника противника словно по волшебству, Алина усмехнулась, разворачивается и летит в отправителя. Он не гасит ее, как было сказано после боя, нет. Он подчиняет ее. Почти ласково. Почти естественно.

Она нажала на паузу. Уставилась в кадр.

— Ты не должен так уметь, — произнесла она шёпотом.

Три месяца. Всего три месяца с момента, как она встретила его впервые, растрепаного, рассеяного, с браслетом-подавителем на руке и глазами, в которых сидело что-то очень старое. Боль? Ярость? Или — холодный, хищный расчет?

Алина следила за ним почти с первого дня. Сначала — это была просто блажь. Потом — из интереса. Сейчас — потому что не могла иначе. Он был чужаком. Неправильным. И при этом всё больше казался опасным и интересным.

Она знала о нём всё. Происхождение — чистое, мать — простолюдинка, медик, жива, проживает в провинции недалеко от столицы. Отец — отсутствует, умер шестнадцать лет назад, несчастный случай. Четыре месяца назад — пробуждение: шесть уголовников напали на него и его девушку во время пикника. Изнасиловали ее и чуть не убили его. Результат — шесть обугленных тел. Магия огня, пятая ступень, пробуждение в условиях угрозы жизни.

Официально признан эмоционально стабильным и годным к обучению. Но никто не объяснил, почему он за эти три месяца прошёл путь, который большинство дворян проходят за несколько лет. И почему при этом сохраняет самообладание, которое не встретишь ни у одного из здешних выскочек.

— Ты что, каждый вечер с демонами советуешься? — тихо усмехнулась она.

Пожарская выпрямилась, подошла к столику и открыла небольшую папку. Там — распечатки, скрины, выписки. Не просто интерес. Это уже было почти расследование. Её личное. Девочка-аристократка, которой стало скучно. Или…

Или что-то в нём действительно пугало. И именно поэтому она не могла его отпустить из виду.

Он не лебедь среди уток. Он волк среди щенков. И они все почему-то этого не замечают.

Она прижала ладонь к губам, на миг задумавшись, а потом достала телефон.

— Ало? Пап? Привет, мне нужна твоя помощь. Сейчас пришлю тебе видео, хочу знать твое мнение. Посмотришь?