Обласканный милостью Гнили, мастер трёх миров Чмор сидел на резном стуле ручной работы и, опёршись на каменный подоконник, задумчиво смотрел на, особенно прекрасное сегодня, кроваво-гнойное небо с зелёными разводами. Но мастер не предавался безделью, он размышлял — ему поручили создать глобальную сущность и провести ритуал подчинения мира в течение полугода, а ублюдочная подстилка Кхет, скулящая в собственных испражнениях и блевотине возле его ног, не был способен на такое в принципе. Да, Чмор выбил из него полный и правдивый рассказ о предпринятых действиях и дальнейших планах, но это ничем не могло ему помочь, — «М-да, всё-таки придётся брать дело в свои руки — планировать и осуществлять захват мира самому» — подумал мастер трёх миров. Но как же не хотелось-то, кто бы только знал!!
Свой первый мир он захватил самостоятельно, но никогда никому не говорил, как ему тогда повезло — хозяин жизни Чмора почти год пропадал в комнатах боли и удовольствий Дворца Правителя Гнили и все «приборы», как и записи мастера, оказались в его распоряжении — сказочное везение, доступное в их мире единицам. И, даже при этом, на создание подконтрольной глобальной сущности и проведение ритуала ему потребовалось шестьдесят семь лет — долгих лет мучений, боли и ненависти, выход которой он смог дать только после своего успеха.
Чмор оказался способной ублюдочной подстилкой и многому научился на своём же примере, потому, в дальнейшем, всегда выбирал смышлёных учеников и давал им некоторую свободу, присваивая под конец всю проделанную ими работу и славу — именно в этом Чмор и был настоящий мастер. Теперь же ему предстояло, как минимум, возглавить работу своего ученика, а, как максимум, работать самому — чего Чмор не умел и не желал, но и выбора не имел, потому сначала отыгрался на Кхете, и только потом приступил к размышлениям.
Глобальную сущность — квази-личность мира — можно было создать несколькими путями: его ученик шёл самым простым — уничтожить или ослабить всех, кроме подконтрольной марионетки (какое удивительно прекрасное слово), но сам он когда-то сделал полностью наоборот — усилил выбранную им сущность по сравнению с остальными. Этот путь имел огромный недостаток — марионетка наглела и уже не поддавалась контролю. Чмору пришлось унижаться и уговаривать провести необходимый ему ритуал, запугивать конкурентами (ты спишь — они качаются) и, в конце концов, прельстить обещанием ещё большей силы.
Кхет, в процессе пыток и издевательств, думая, что выторговывает своё помилование, дал полный расклад по подопечной и уже проделанной ей работе — ну что ж, впечатляет, не зря Чмор сделал на него ставку, ох не зря. Но теперь ему установили сроки выполнения задания и этого стало недостаточно — путь Кхета однозначно отпадал, путь Чмора не нравился ему самому — разучился он унижаться и вымаливать, а что ещё могло тут помочь?
Учитывая обработку марионетки, попробовать рассмотреть какое-то комбинированное решение, например, путь Гнили — боль и удовольствие, чередующиеся между собой — это прекрасный выбор, но всё упирается в нехватку времени…потому отпадает и это. От тяжких, нетипичных для него, раздумий у Чмора разболелась голова и он по привычке сильно врезал жезлом по тупой башке ублюдочной подстилки, тот застонал и вот оно — озарение, которого хозяин жизни так жаждал этим вечером:
— Кхет, тварь ты безмозглая, убирайся с глаз моих, приведи себя в порядок, а затем вымой тут всё за собой. Своей милостью, даю тебе время разработать план захвата мира за пять месяцев, потом хорошенько выспишься, приготовишь и подашь мне завтрак, после него явишься с записанным планом. Благодари давай, а так как меня тошнит от одного твоего вида, то ужинать стану не дома, но в остальном поблажек не жди, узнаю, что бездельничал — накажу ещё сильнее, начинай!
— Нижайше благодарю тебя, хозяин жизни, за урок и предоставленное время, всё будет исполнено как ты повелел!
Чмор, снисходительно выслушав благодарность, очень довольный собой, уполз на обоих хвостах в свой кабинет.
Ублюдочная подстилка Кхет, вымылся и начал приборку в доме, он находился в растрёпанных чувствах — бить и истязать перестали — это хорошо, а вот придумать полноценный план времени не дали вовсе — это плохо, впрочем, как всегда. Кхет навёл порядок в доме, приготовил и съел скромный ужин, сделал заготовки для завтрака хозяина жизни на утро и только потом принялся за составление плана по подчинению открытого им мира. И чем дольше он сидел, тем больше понимал — сделать Калё глобальной сущностью и провести ритуал подчинения мира за пять месяцев, при имеющихся ресурсах, невозможно — необходимы дополнительные вливания. А вот чего и как вливать Кхет не знал, просто не имел доступа к подобным тайнам и возможностям.
Он не был идиотом и понимал, что хозяин, в данный момент, нуждается в нём, и за незапланированный визит всего лишь изобьёт до полусмерти, но не убьёт окончательно. Потому Кхет, убедившись, что мастер вернулся домой и тяжело вздохнув, отправился в кабинет хозяина жизни в ожидании очередной порции боли и унижений, но с надеждой на понимание и помощь в решении возникших трудностей.
Через час, привычно лёжа в луже собственной блевотины и испражнений, Кхет осознал одну очень важную истину — что бы не решил хозяин жизни, и как бы хорошо Кхет не проявил себя после этого — ему не жить, даже при успешном подчинении мира и соблюдении всех сроков — мастер Чмор избавится от него при любых условиях.
Сознание прояснилось, мир стал прост и понятен — у него оставалось всего одно правильное решение — Кхет грустно улыбнулся, приветствуя судьбу, и позволил себе расслабиться, провалившись в забытьё…
Пробуждение было необычным, реальность плыла и плавилась перед глазами Ивана, его как будто затягивало в странный кинотеатр с панорамном экраном, где кадры, сменяя друг друга, повторяли по кругу один и то же фильм:
Река Душ, вспыхивающие и движущиеся искорки на ней, зарождение и рост омутов, захват ими первой Души и получение чёрной метки изгоя. Разжиревшие Души внешне не менялись, но Иван знал, что их уже пометили и чувствовал эту метку.
Появление возле омутов-изгоев фагоцитов Вселенной, а вот это интересно — все они были разные: одни как миры-Души, только с чёткими очертаниями и значительно меньших размеров, населённые своими сущностями, другие выглядят как сущности — группа из шести светящихся Душ, под завязку накачанных энергией, а вот и одиночная Душа-богатырь, полностью уверенная, что справится с любым монстром.
Омуты-изгои тоже оказались разными — от одних исходила злоба и ненависть, другие транслировали в пространство-время жадность и ненасытность, третьи — трусость и отчаяние, но большинство все же излучали замешательство или апатию — потеряшки в Реке Душ. Они знали об уготованной им участи, Вселенная не стеснялась оповещать приговорённых о своих планах, но, по разным причинам, не хотели или не могли измениться, даже под угрозой уничтожения. Вот от них и исходил сигнал бедствия, просьба о помощи или мольба о спасении «Вы — надежда многих!».
Иван со стороны увидел и себя — по сравнению с одиночным богатырём или любым из группы Душ он казался крошечной точкой — маленькой искоркой, посмевшей сиять не так как другие, выбравшей иное предназначение и до́лжной теперь доказать свою правоту.
Но Иван не пустил, вдруг накатившее, отчаяние в свою Душу — ведь рядом с собой он видел другую искру — Душа Василисы сияла ярко и бескомпромиссно, подавляя своим светом окружающее её пространство-время и прогибая его под себя. Пёс Жабодав, в понимании Вселенной Душой не являвшийся, был большим и тёплым шаром, светящимся мягким золотистым светом — этот свет невозможно уничтожить или погасить, он был, есть и будет всегда, пока существует пространство-время Вселенной, ведь имя ему Любовь. Клавдия — мелкая колючая звёздочка нарождающейся Души, но уже сейчас сияющая ярким сапфировым светом. И, наконец, нейтральное пятнышко Парамона — выбравшего стезю равновесия и гармонии — до полноценной Души тут ещё ой как далеко, но выбранный им путь хоть и долог, но очень важен для Вселенной, ведь немногие отваживаются следовать по нему.
Иван осознал, что это и есть их команда, именно в таком составе они будут доказывать состоятельность его идеи и право на жизнь. Он просмотрел ещё три повтора, но не нашёл упоминаний об Этилии, Пози и Стерве — в пространстве-времени их не существовало, как и, давшего ему жизнь и приютившего их всех, мира. Кино закончилось, свет, занавес — Иван, в раздумьях и с тяжёлым сердцем, направился на выход.
— Я же желала всем хорошо выспаться без всяких сновидений, — удивилась я, глядя на выходящего из палатки Ваню. — Почему у тебя такая рожа смурная, на тебя не подействовало?
— Подействовало, но я давно проснулся и смотрел очередное кино про Реку Душ и часть её специфического населения. А приятных типов там мало — скажу больше, их там вообще нет — брызжущие энергией убийцы-одиночки, Миры-ульи со смертоносными роями сущностей, да и их жертвам сочувствовать как-то не хочется — злоба, ненависть, ненасытность. Я стал лучше понимать Вселенную в её стремлении очиститься от этой погани.
— А как же твоя идея о прощении и воспитании? — проникшись ответом Ивана, задала я вопрос.
— Не переживай, сперва на ум приходят только яркие моменты, потерянные и неприкаянные Души там тоже есть — и их больше чем изуродовавших себя — так что работа для нас найдётся на очень долгое время. — В продолжении нашей беседы Ваня старался говорить о позитивных вещах, пытался даже приободрить меня, но вот плохо у него это получалось, отвратительно просто. Что я ему в итоге и высказала.
— Василиса, моё плохое настроение никак не связано с предстоящим днём или даже годом. Я же говорил, что осознаю событие целиком, на всем его нахождении в пространстве-времени, так вот то, что я увидел в этом сне мне не нравится, но говорить об этом я не хочу, потому как верю в одну простую истину — мы творим своё будущее сами, никто не властен над нами и нашими поступками, даже Вселенная, — отбрил так отбрил, даже возразить нечего.
— Ясна твоя позиция и понятна мне, мастер Йода, но хотя бы намекни, а? — попросила вредная я.
— Василиса, как бы тебе объяснить-то… понимаешь, что я видел может случиться через неделю или год, или десятилетие…, — начал говорить Иван, но вдруг его лицо сделалось суровым и он резко передумал: — Нет, солнце моё, даже намёком я не хочу приближать такое будущее! Делай, что должно — и будь, что будет. Это единственно правильное решение!
Мы привели себя в порядок и позавтракали жаренными в казане овощами с лапшой, запив их сладким чаем с печеньками. Затем я проверила аккумуляторы и экипировку, убедилась, что все расселись по ранее оговорённым местам и настроила групповой чат на зашифрованное общение. Цифрами, соответствующими номеру буквы в русском алфавите, которые, при их восприятии соратниками, сразу же раскодируются в понятные слова. Так себе шифр, конечно, но другой я не помнила, а выдумывать что-то в таком напряжённом состоянии желания не было.
Потянулось ожидание — Иван сидел на каменном стуле за каменным же столом (я помнила мебель в спальне Властелина) и старательно творил всякую фигню — мраморные статуэтки, огонь в кострище, дачный умывальник, велосипед, скамейку, куст смородины — разное и много, а мир, в свою очередь, также старательно восполнял затраты его энергии.
Клавдия, голосом добропорядочной английской гувернантки, рассказывала Стерве тонкости столового этикета русского дворянства восемнадцатого века и про его уничтожение мещанством в веке девятнадцатом. Откуда у розовой овцы, стоящей на комоде в моей спальне, подобные знания я даже думать боялась, хотя, может она на ходу их и придумывает — тогда ладно, пусть вещает.
Этилия сидела рядом с Пози и, возможно, они мысленно общались между собой, не посвящая в свою беседу окружающих. Парамон сидел на коленях с закрытыми глазами и медитировал.
Я же металась взглядом между всеми ними, жутко нервничала и пыталась «найти вчерашний день», меня не покидало ощущение того, что мы что-то забыли или не предусмотрели.
— Не веди себя так, — приняла я мысль от Ивана, — ты дёргаешься и этим нервируешь остальных. Вспомни непреложную истину — нервничающий полковник вызывает панику во всей дивизии. Закрой глаза, сосредоточься на дыхании и сделай десять глубоких вдохов-выдохов.
— Легко тебе говорить — ты хоть чем-то занят, — вызверилась я, но тут же взяла себя в руки, закрыла глаза, выпрямила спину положила руки на колени, десять циклов дыхания — начали, закончили.
— Молодец, люблю тебя и горжусь, — похвалил меня Ваня, и непринуждённо так спросил, — а ты знаешь, что Парамон выбрал для себя очень долгий, и трудный в развитии, путь равновесия и гармонии?
— Я читала про паладина равновесия — он верит в него сам и морду всем несогласным набьёт, оно?
— Нет, не оно, — Иван передал мне свой искренний смех, — приверженец равновесия скорее дипломат и переговорщик, нежели боевик — но его добро с кулаками, это да.
— Яйцо то же, только в профиль. Не вижу различия в наших формулировках, — указала я ему.
— Различия в деталях, в подходе — он изначально учитывает позиции всех заинтересованных сторон и сперва пытается их примирить, добиться между ними равновесия и гармонии, честно пытается. А вот если ничего не получилось, то исключает из уравнения какую-то одну переменную, чтобы добиться равновесия у оставшихся, и так далее, — уточнил Ваня и создал на столе небольшие весы Немезиды.
— Ребята, давайте жить дружно — Леопольд, подлый трус — мышей расстрелять — равновесие достигнуто — все пляшут и поют. Правильная методичка? — грустно рассмеялась я ему в ответ.
— Это неправильно, это не равновесие. Если придётся расстрелять упёртых мышей, то обязательно надо найти или создать новых, более сговорчивых, и помирить с Леопольдом уже их. Как-то так, если совсем утрировать, — и Ваня воплотил игрушечного мышонка полёвки.
— Вот я сейчас как начала-начала жалеть нашего Парамона, не смей ржать — моя жалость вполне искренняя. И я помню, что когда у тебя в руках молоток, то все вокруг кажутся гвоздями — постоянно себе это напоминаю, чтоб не сползти к очень простым решениям — забить всех нахрен. Но вот так — на пустом месте вязать себе руки и придумывать сложности — это сильно, даже не знаю, что и сказать — наверное охренительно сложно ему придётся в жизни, — я тяжко вздохнула и передёрнула плечами.
— Я рад, что ты поняла. Парамон пока не обрёл Душу, но даже первый шаг на таком сложном пути сильно приблизил его к этому. Постарайся сдуру не помешать ему, я не призываю тебя во всём с ним соглашаться, но хотя бы давай ему высказать своё мнение и прислушивайся к нему, — попросил Иван и создал кувалду на метровой рукояти.
— «Я понял, как это сделать и сейчас чувствую, что кто-то лезет в меня» — передал мне мир, и я тут же рявкнула в канал группы:
— Всем внимание, щиты надеть, «темп» на готовность. Началось!
Кхет появился из воздуха в двух метрах от Ивана — вот пусто, а вот он — незаметная глазу смена кадров. Выглядел он на этот раз необычно — на руках были перчатки с обрезанными пальцами, с тыльной стороны которых были прикреплены по четыре маленьких тюбика, похожие на наши с моментальным клеем. Тюбики различались цветами — на правой руке коричневые и бежевые, на левой — красные и бардовые. На обоих змеиных телах были верёвочные жилетки с карманами, а в них находились, уже виденные мной, четыре «прибора» и ещё, вот тут я охренела, два черных пистолета с маленькими рукоятками. Этой пародии на грозного нага не хватало тактических шлемов и положенного по лору трезубца, но недооценивать его я не собиралась — перед ним Ваня, а рядом мои друзья. Иван склонился перед Кхетом в низком поклоне и промямлил:
— Приветствую, повелитель Кхет. Я выполняю твой приказ — создаю новое.
— С-ситуация с-сильно изменилась-с, и всё это уже не важно, — как мне показалось в голосе Кхета звучала печаль и обречённость. — Мне надо переродиться и встроиться в-с твою с-свиту, изменить-с с-свою с-сущность-с. — Чёрные головы повернулись к нам, Кхет стремительно, как заправский ковбой, выхватил из ремешков пистолет и, направив его на нас, нажал на спуск.
В моей груди что-то заледенено и ухнуло вниз — среагировать на такое никто из нас был не способен — слишком быстро. Медленно, очень медленно я повернула голову к соратникам — выдох, все были на месте, живые и здоровые — пронесло.
— С-странный-с набор-с с-слуг-с…, — озадаченно прошипел Кхет, — но кого выбрать-с? Попробуем-с незаметность-с, — Кхет вынул один тюбик клея из правой перчатки и брызнул содержимым себе в оба носа. Прошло две секунды, он расплылся и съёжился, а перед Иваном висела в воздухе, взмахивая крыльями, Стерва. Пистолет в правой руке ощутимо тянул её вниз, «приборы» и экипировка Кхета сменились на одежду Стервы, — как же неудобно быть такой крохой, — сказала она своим звонким голосом, расплылась и вновь превратилась в Кхета.
— Повелитель Кхет…, — начал было Иван, но тот, спрятав пистолет в разгрузку и вынув волшебную палочку, ткнул в его щит — Ивана ощутимо передёрнуло, а Кхет с раздражением прошипел:
— Заткнись-с, дура, это не твоего ума дело. Молчи и жди с-своей очереди, — затем он перевёл взгляд на нас и продолжил, — с-серость-с и убожество? Вариант-с. Можно попробовать-с, — новый тюбик и перед нами возник Пози, затем сразу же вернулись черные змеи, — как-с же надо с-себя ненавидеть-с, чтобы жить-с таким-с уродом-с, — недоумённо прошипел Кхет и уставился на Этилию, — высокая, складная, пробуем-с…
— «Ваня, хватит уже этого представления. Я боюсь его возможностей. Пока он нас только просканировал, но что будет, когда он выберет облик?» — написала я в общий канал. — «Согласен. Давай заканчивать» — ответил мне он. Я полностью парализовала Кхета — ни говорить, ни дышать, ни видеть он сейчас не мог — и попросила:
— Клава, лиши этого змеёныша всех вещей.
— С удовольствием, — ответила мне Клавдия, скачком переместилась к Кхету, достала нож и, за шесть движений избавив его от всей экипировки, включая перчатки, сложила вещи к Ивану на стол. Не знаю, в чём рожает мать подобных тварей, но, кроме змеиных тел, у него больше ничего не осталось.
— Спасибо, — поблагодарила я Клаву и обратилась уже к Кхету:
— Цирк с конями закончен. Твоя трусливая Калё уже давно мертва, — в этот момент Иван принял свой человеческий облик, — и сделать её глобальной сущностью мира у тебя не получится. Но мы с удовольствием выслушаем твою историю и планы, а если ты сделаешь это добровольно и правдиво, то и отпустим, не причинив вреда. Мир мы спасли и убивать тебя уже никакой нужды нет. Я разблокировала тебе глаза, теперь можешь видеть и моргать, и если ты меня понял, то дважды моргни, — Кхет послушно моргнул два раза.
— Тогда продолжу. Мы не доверяем тебе, потому я сейчас разблокирую тебе головы, но тела и руки оставлю парализованными. Ты сможешь говорить, но делать глупости я тебе не советую, мы не святые и можем разозлиться. Если понял меня и согласен на наши условия, то моргни три раза, — и Кхет моргнул, — можешь говорить.
— Ублюдочная тварь-с! — тут же злобно зашипел Кхет. — Ты думаешь-с, что поймала меня, но это не так-с. Угадай-с, кого из-с твоих-с подстилок-с я с-сейчас-с уничтожу, — не дожидаясь окончания его шипения я закричала — «Все быстро в темп!», так что закончили говорить мы с Кхетом вместе. Далее произошло сразу несколько одновременных событий — Клавдия, Парамон, Стерва и Иван применили на себя «темп» и спокойно перенеслись из этой точки пространства-времени — Пози, несмотря на наши тренировки, протупил и сосредоточенная Этилия кинула «темп» сначала на него, затем сразу же на…и рассыпалась мелким серым песком. Вот она гордо стоит с прямой спиной — и вот уже на её месте кучка песка, да мать же твою!!
— Немедленно освободи меня, тварь-с! Все с-склонитесь-с и признайте меня вашим-с повелителем-с! — потребовал Кхет громким шипящим голосом, — иначе с-следующей-с будет-с крылатая падаль-с!
Я не стала ему отвечать — не видела смысла в разговорах — просто разблокировала и усилила его восприятие и ощущения, затем сломала на три части сначала одну его руку, потом вторую — в процессе этого Кхет не переставая орал и под конец стал закатывать глаза — нет, так просто от меня не отделаешься — сознание не терять, всё чувствовать — и я медленно, начиная от хвоста, стала нарезать сформированной плоскостью высокого давления его змеиные тушки на пятисантиметровые медальоны — один от первого тела, один от второго, второй от первого, второй от второго, третий от…
— Василиса остановись! — расслышала я окрик Ивана.
— Ага щаз! — ответила я каким-то чужим голосом. — Вот кусочков нарежу, затем приготовлю и скормлю этому ублюдку, потом восстановлю его и продолжим.
В этот момент меня кто-то взял за левую руку и легонько сжал кисть, я повернулась и удивлённо уставилась на Парамона, а в моей голове вспыхнуло дежавю — маленький плюшевый медведь пытается, по мере своих сил и возможностей, поддержать меня в первый день нашего прихода в этот мир — не дать скатиться в отчаяние и жалость к себе.
— Спасибо, — прошептала я своему плюшевому медведю, — мне сейчас очень больно, моя душа плачет.
— Я знаю, — тихим голосом сказал мне Парамон, — и плачу вместе с тобой. Но то, что ты делаешь не принесёт облегчения, а превратит твоё сердце в кусок камня, любить который не сможет уже никто. Помни о ней, сохрани её образ в своём сердце, она бы хотела этого.
— Я очень виновата перед ней, — я уткнулась в плечо Парамона и разрыдалась всерьёз, — накосячила с её энергией и задвинула на вторые роли. Моя прекрасная фея, как Золушка, выполняла нужную, но скучную работу, которую я с радостью на неё спихивала. Она тянулась ко мне, а я раз за разом отталкивала и поручала отделять зёрна от плевел. Она не заслужила такого отношения.
— Что мне теперь делать? — спросила я сквозь слёзы у своего медведя.
— Жить с этим, — Иван подсел ко мне с другой стороны и обнял за плечи, — Этилия ушла с честью, спасая не себя, но друга — хорошая жизнь и достойная смерть. Дай Бог такие каждому.
— Вот ты бы лучше вообще молчал. Утешитель из тебя откровенно дерьмовый, — всхлипывая, но уже не рыдая, попеняла я любимому.
— Какой есть, но и сказал чистую правду — именно так я и думаю, — ответил он мне.
— Если и ты вдруг захочешь помереть «за други своя», то скажи мне заранее. Я тебя, дебила, сама прибью. Прекратите мне тут помирать!! Что с этой гадиной змеиной?!
Парамон опять сжал мне легонько руку и покачал головой: — Спокойнее, Василиса, всё уже закончилось. Нам осталось разобраться в произошедшем и похоронить Этилию.
— Хорошо, душа моя, я буду спокойной и рассудительной, — согласилась я с ним.
Кхета прибил Иван, отправив того в океан энергии сразу после моего озверелого ответа. Все были в шоке от произошедшего, а Пози замер над кучкой песка, бывшего Этилией. Пора задвинуть свои чувства на заднюю полку и становиться командиром.
— Пози, — обратилась я к нему, — жизнь не заканчивается на этом. Этилия бы не хотела, чтобы ты убивался по ней, тебе надо найти силы жить дальше, — что я там говорила Ивану про утешение? Сама-то ещё хуже оказалась.
— Я не хочу, — прошептал мне в голову Пози.
— Что? — удивилась я.
— Я не хочу жить, — вновь прошептал он мне.
— Пози, она отдала свою жизнь ради твоей, спасла тебя от смерти. Не смей так говорить, иначе жертва Этилии будет напрасной, понимаешь ты это?
— Понимаю, очень хорошо понимаю, — прошептал Пози. — Но жить я не хочу…
— Пози, не надо так. Когда-то на моих руках умер Иван, это случилось в нашем мире — я не знала, что, умерев у нас, он возродился здесь, считала, что всё, это конец. Я тоже не знала, как жить дальше и хотела умереть, сильно хотела, но меня окружали родные и друзья, они объяснили и показали на примере, что жить надо, воплощая свои и общие цели, помня о любимых и близких, они живы пока мы их помним. Я смогла понять это и выскреблась из чёрной ямы, понимаешь?
— Понимаю, Васи-Лиса, я долго пробыл с вами и действительно понимаю то, что ты говоришь мне. Но мне очень больно — не в теле, нет, мне очень больно внутри — трудно дышать и хочется завыть, а потом умереть. Пойми и ты меня — без Этилии мне нет смысла существовать в этом мире, я не хочу без неё жить.
— Давай ты не будешь принимать скоропалительных решений, сейчас мы тут все разберём, затем по-человечески похороним Этилию, а потом ещё раз с тобой об этом поговорим, хорошо? — попросила я его.
— Не хорошо, — печально ответил мне Пози, — я уже запустил процесс возвращения моего тела в океан энергии, там я снова буду с ней, буду разговаривать и любоваться её красотой. Я знаю, что ты можешь и прошу тебя не мешать мне — ты говорила, что я твой друг, а друзья должны уважать друг друга.
— Да что за день-то сегодня такой! Ваня, и после всего вот этого ты будешь утверждать, что у Пози нет Души? — проорала я, повернувшись к Ивану, и снова обратилась к своему бедному другу:
— Пози, да только у тебя она и есть, твоя Душа — суть любовь, она огромна и добродетельна, как сотня матерей Терез вместе взятых. Почему мне хочется орать и плакать одновременно? Пози, я уважаю твоё мнение, но и ты услышь моё — я прошу тебя не уходить, ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты жил!
— Я услышал тебя Васи-Лиса. Ты сделала для меня очень многое — открыла смысл красоты и научила жить — я благодарен тебе и уважаю твоё мнение. Но я не могу принять его, прощай, и помни обо мне, — прошептал Пози и начал прямо на глазах испаряться из мира.
— «Мир, ты можешь воскресить Этилию?» — прямо спросила я и получила однозначное «Нет». — «Тогда верни мне Пози» — потребовала я. — «Зачем?» — тут же последовал простой вопрос. Уняв злость и раздражение, я ответила — «Пози думает, что узнал жизнь и любовь, но на самом деле это абсолютно не так. Жизнь состоит не только из приобретений — её неотъемлемой частью являются и потери, надо уметь их принять и пережить, без этого жизнь неполноценна и однобока. «Влюбился — обрадовался — потерял — умер» — ущербная, уродская цепь событий, которая кажется единственно правильной только ему. Я прошла через потерю любимого и могу помочь пройти через это Пози» — я честно старалась привести весомые аргументы, чтобы не потерять Пози.
— «Мне надо подумать» — а я уже успела отвыкнуть от этой фразы, — «Хорошо, друг мой, я не буду тебя торопить» — закончила я наш разговор. Пришло время обеда, но никто из нас об этом даже не вспомнил, потеря двух друзей выбила нас из накатанной колеи.