Река Душ

Глава 32 Встреча

Иван был счастлив, не глупым сиюминутным счастьем щенка, получившего косточку и похвалу от хозяина, а по-настоящему, полноценно и абсолютно осознанно. Он, несмотря на жизненные невзгоды, осуществил все свои планы: получил желаемую профессию, достойную работу, женился на любимой девушке, и она родила ему двух прекрасных детей — девочку и мальчика, его счастливая семья жила в собственной квартире без каких-либо выплат и обязательств. Оставалось построить дом своей мечты и посадить дерево…

Этим солнечным субботним днём они всей семьёй ходили в, приехавший к ним в город, зоопарк, смотрели на красивых и ухоженных животных, каких-то смогли даже покормить, затем пообедали в кафе, дурачились и играли в парке на острове Юность. Вечер решили провести дома — Иван и Василиса уселись на толстом ковре в гостиной своей трёхкомнатной квартиры и, совместно с детьми, уютно устроившимися на диване, читали в лицах «Алису в стране чудес» Льюиса Кэролла.

Прекрасная книга, прекрасная семья, прекрасный вечер, один из многих, проведённых Иваном с дорогими ему людьми, многих, уже очень многих, прекрасных вечеров, многих…очень многих…

— Дорогой, с тобой всё в порядке? — спросила Василиса, заглядывая ему в глаза.

— А? Да, конечно, со мной всё в порядке, задумался просто, — ответил Иван на автомате, на самом деле раздумывая от чего же его так заклинило на пустом месте.

— Твоя очередь читать, — напомнила ему жена и показала на начало отрывка.

— Конечно, — ответил он и с выражением, подражая голосу девочки, прочитал слова: — «Просто не знаю, кто я сейчас такая. Нет, я, конечно, примерно знаю, кто такая я была утром, когда встала, но с тех пор я всё время то такая, то сякая — словом, какая-то не такая».

Все вместе они читали и смеялись, им было хорошо и весело. Книга закончилась и, после вечернего туалета, Иван с Василисой, уложив детей спать, устроились в кровати и сами:

— Спокойной ночи, любимый, — пожелала ему Василиса, приобняла и положила голову ему на плечо.

— Спокойной ночи, моя ненаглядная, — пожелал в ответ и он, закрыл глаза и попытался уснуть.

Сон, как назло, к нему приходить не желал — прекрасный день, прекрасный вечер, прекрасная книга, все было хорошо и…обычно, да. Всё было как обычно, как всегда и бывало. Иван чувствовал неправильность ситуации, но не мог указать в чём конкретно она заключается. Он любит Василису и своих детей, заботится о них, они любят его в ответ, что же в этом неправильного? Откуда-то пришёл ответ:

— Всё, тут неправильно абсолютно всё.

Не может такого быть, это его счастье, он его честно заслужил и бережёт всеми доступными способами, он не хочет его разрушать, зачем ему это?

— Да — не хочешь, да — заслужил и хранишь, но надо, — пришёл ответ откуда-то из глубины подсознания.

— Да, объясни, наконец, зачем мне это делать? — мысленно воскликнул Иван.

— Тебе надо отсюда выйти, — получил он в ответ.

— Куда выйти? — опешил Иван.

— Куда — не важно, важно отсюда, — молвил собеседник.

— Зачем? — снова спросил он.

— Не выйдешь — умрёшь, а с тобой умрёт и вся твоя семья, — ответил кто-то.

— Кто ты. Почему ты говоришь мне это? — со злостью подумал Иван.

— Почему говорю…наверное я всё ещё не утратил желание бороться и не хочу умирать. А кто я — не главное, главное сейчас — кто в настоящий момент ты, и хочет ли этот «ты» разорвать, наконец, этот слащавый круг счастья, — это был не ответ словами, это было ощущение, и оно же подсказывало, что этот разговор Иван ведёт не в первый раз, и даже не в десятый.

Хотя что-то ощущалось по-новому — голос у его оппонента, обычно слабый и размытый, как из густого и вязкого тумана, сегодня чувствовался окрепшим, к голосу добавился и нечёткий образ, вглядываясь в который Иван с трудом смог узнать себя.

Вот теперь он вспомнил, что они говорили уже сотни раз — и Иван всегда выбирал реальность, семью и счастье, отвергая непонятную туманную альтернативу, предлагаемую его размытым двойником. Выбор для него был всегда очевиден, всегда, но почему-то не сейчас.

Двойник не спорил, не кричал, не уговаривал, хотя Иван чувствовал, что всё это они уже также проходили, как и вели философские беседы о смысле существования, выходе сознания из зоны комфорта, и даже теологические споры. Двойнику не было всё равно, он очень хотел, чтобы Иван принял его точку зрения, но при этом и принимал доводы оппонента, уважал его взгляд на мир. И ведь это тоже уже было на их встречах, хотя, вот именно сейчас, ощущалось Иваном по-другому, более…правдоподобно, что ли.

— А может и правда стоит тебя послушать — давай ещё раз все свои доводы, выводи из тумана паранормальный мир планеты Земля…, — начал Иван говорить вступительную часть своей речи, но, в этот раз, его жёстко прервали:

— Нет, диалога не будет — всё, что могло быть сказано, уже сказано, и даже повторено не один раз — ты знаешь мои доводы, я прекрасно знаю твои. Изменилось только одно — не знаю по какой причине, но наши оковы ослабли — долго это не продлится, и прямо сейчас тебе придётся сделать выбор — осуществить прыжок веры или остаться в своём замкнутом круге счастья навсегда. Если ты поверишь мне — вырвешься из оков, если нет — будешь жить в них до скорого конца своих дней.

— А что при моём втором выборе будешь делать ты? — вырвалось у Ивана.

— Растворюсь, сгину — мне не будет места в твоём сознании. Выбирай, время дорого, и оно уходит!

— Ну раз ты так ставишь вопрос, то мой выбор очевиден — зачем менять счастье на…, — начал Иван.

— Замолчи и смотри! — прорычал двойник, — я смог прорваться, завеса приоткрылась.

Перед мысленным взором Ивана предстала маленькая каменная клетушка с каменными же кроватью и умывальником, — «Да это же тюремная камера» — пришло к нему понимание картинки, а на каменной кровати лежал спящий он, собственной персоной, со счастливым и расслабленным лицом. Иван опешил и лицо спящего изменилось под эту эмоцию, он испугался — и это отразилось на лице — тут к нему пришло удивление, что он видит настоящего себя — лицо отреагировало и на это.

— Видишь истинную реальность? — превозмогая, как будто поднимая что-то очень тяжёлое, прошипел двойник. В этот момент картинка перед глазами пропала, а двойник сделался бледной тенью себя прежнего и смог только шепнуть ему: — Сковывающие нас узы ослабли, но тюремщик явится и восстановит их, это лишь вопрос времени.

— Как мне выйти отсюда? — тихим голосом спросил ошарашенный Иван.

Ему в ответ пришла мысленная цитата из «Алисы в стране чудес»:

— Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?

— А куда ты хочешь попасть? — ответил Кот.

— Мне все равно… — сказала Алиса.

— Тогда все равно, куда и идти, — заметил Кот.

В этот момент Иван ощутил, что его туманный двойник отдал все силы, сделал всё, что мог, и даже чуточку больше, — «Дальше сам» — уловил настоящий Иван угасающий посыл двойника и почувствовал, что тот исчез, уже навсегда.

Иван был человеком действия, потому, приняв решение, встал с постели, забрал из шкафа свои вещи и направился в гостиную, там молча собрался и вышел из квартиры — прощаться с женой и детьми было выше его сил.

Помня последнее напутствие двойника, он пешком направился по улице Байкальской, через старый Ангарский мост и Синюшину гору, на выход из города. Непрозрачную плёнку пузыря реальности он обнаружил через четыре часа непрерывного пути — заподозрив, что зона реальности сильно зависит от его подсознания, он уже три часа назад начал думать только о том, как быстрее выбраться, передвигал ноги и не смотрел по сторонам. Увидев границу, Иван, опять же стараясь смотреть только прямо, перешёл на бег и оказался за её пределами, на другой стороне.

Так вот где обитал его двойник…мля, как он в ёжика-то не превратился — кругом, куда только мог дотянуться взгляд Ивана, был молочный туман. Ему потребовалось несколько десятков минут чтобы зрение привыкло к этому мареву, он понял, что туман не такой уж и густой, и сквозь него видны такие же пузыри несуществующей реальности, как и тот, из которого он только что вышел. Ивану определённо было чем заняться, а ещё он решил считать дни.

Прошло сто пятьдесят три дня, целых пять месяцев тяжёлой и утомительной работы — Господи, какой же это каторжный труд — уговаривать самого себя посмотреть на мир под другим углом зрения и отказаться от обретённого счастья. Но, благодаря самопожертвованию двойника, у Ивана было огромное преимущество перед ним — он сохранил мысленное видение себя в камере и свои ощущения от его просмотра — он знал, что реальность пузырей обманчива и закольцованное в них счастье насквозь фальшиво.

Ни с одним его отражением в пузыре не было легко — даже после показа мысленного кино, отражения отказывались ему верить — видели, чувствовали, но продолжали упорствовать, отказываясь уходить из своего счастья. — «Какой же я всё-таки упёртый баран. Не посмотришь вот так со стороны, никогда не узнаешь правду о себе» — подумалось Ивану, когда последнее его отражение вышло из пузыря счастья и влилось в него. — «Сейчас медитирую, становлюсь единым целым и начинаю думать, как же мне отсюда выбираться» — мысленно составил он краткосрочный план своей жизни.

Прошёл год. Долгие пешие прогулки, сочетаемые с акробатикой и спортом, были его отдушиной, а, чередуемые с ними, медитации и мысленные упражнения помогли понять, что он находится в какой-то разновидности сна, выход из которого Иван был найти не в состоянии. У него сложилось ощущение огромного шара, на котором находятся он, туман и пузыри счастья — куда бы он ни шёл, везде туман и эти пузыри, и там и там Иван уже был, а вот как «выйти из этой матрицы» придумать не мог. Шагал, бегал, прыгал, воображал и медитировал — всё без толку, а между тем голову начали посещать крамольные мысли, — «Не так уж и плохо было в этих пузырях, чё те неймётся-то — зайти и получай удовольствие, забудь про этот туман и живи счастливо».

Иван не гнал от себя подобные мысли, наоборот, обдумывал аргументы, приводил контраргументы, и пока побеждал их с разгромом — пока он был адекватен и силён духом, он продолжал бороться, несмотря ни на что.

Кругом была темень, но уже не желе из тьмы, — «Ну темень-то — это нормально, к темноте мы привычные и умеем в ней ориентироваться», — подумала я и заново включила ночное зрение, пропавшее после «Шоу Пса Жабодава». Проявились контуры небольшой пещеры в форме половинки пятиметрового мячика и чего-то непонятного, находящегося в её центре.

Двадцать полуметровых бочек окружали лежащий в центре полутораметровый баклажан, у которого, кроме тела, имелись антенны, глаза, руки и паучьи ноги, всего этого было по четыре. Бочки по бокам имели десятисантиметровые отверстия, а вместо верхней крышки у них медленно крутились лопасти вентилятора. — «Картина маслом — бочки-вентиляторы на страже баклажана» — со злым смешком подумала я, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что кто-то из них точно является Иваном, скорее всего баклажан. — «Ванина мама просто божественно их готовила, и очень любила угощать ими нас — молодых и влюблённых», — с грустью вспомнилось мне.

Не двигаясь, и придержав от подобного Жабодава, я пожелала уничтожить все имеющиеся в помещении ловушки и подсветить красным опасные предметы и сущности, могущие причинить вред мне, Жабодаву или баклажану, — «Эк я завернула, ну да ладно, понятно же». На потолке что-то быстро вспыхнуло и опять стало темно.

— Да будет свет, — тихонько выдохнула я из себя слова, создала и запустила под потолок светящуюся сущность, отрегулировала её свечение до приятных глазу силы и спектра, и приступила к осмотру помещения. Стены пещеры были покрыты непрозрачной упругой плёнкой, в дополненной реальности именующейся как «Простая 2 % с 15 % энергии», причём шкала энергии была пуста на 60 %; бочки имели идентификатор «Простая 0,4 % с 10 % энергии», три из них были пусты, но восстанавливались, остальные полны энергией.

Над баклажаном имелась надпись «31 %» с безумными для этого мира 123 % энергии, — «Начала завидовать — на целую четверть больше, чем у меня», — хотя заполненными из них были жалкие 12 %, — «Перманентная слабость, его специально держат на голодном пайке». Я чувствовала, что наконец-то нашла Ивана и передо мной лежит именно он — мой любимый «баклажан».

Эпохальная встреча, грандиозный момент моей жизни, ключевая точка времени-пространства и всего мироздания…что я чувствовала в этот момент? Удовлетворение — нет, радость — тоже нет, ярость и ненависть к твари, заточившей и мучившей моего любимого — отчасти да, ещё сильнее погрузившись в себя, я ощутила нежность, желание любить и заботиться об этом «баклажане», моей родной сущности.

Я разжала руки и отпустила Жабодава — единорог, не совершая никаких лишних движений, подбежал к лежащей на полу сущности-баклажану и махнул хвостом, затем потянул морду вверх и издал свой любимый громкий «Гав».

Если быть честной с собой, то моё подсознание ожидало чего-то подобного, и когда оно произошло, то я совсем не удивилась, вот даже ни капельки — лежащий на полу пещеры малость сморщенный баклажан мгновенно преобразился в моего Ивана, самого прекрасного принца в мире. Я, находясь в какой-то перламутровой дымке сознания, тихонько подошла к нему, опустилась на коленки и поцеловала его — с нежностью и любовью, которые всегда ощущала в своей душе.

— «Если я не могу выбраться из тумана с пузырями фальшивого счастья, то заниматься познанием мира через познание себя мне никто запретить не в состоянии» — подумал Иван и уселся медитировать, — «Пути познания себя и мира одинаковы и различны, но мне важны лишь желание и цель». Он всё глубже, слой за слоем, погружался в медитацию, пространство-время вначале искривилось вокруг него, а затем почти перестало ощущаться, Иван почувствовал единение со Вселенной, всеобщую гармонию, божественную мелодию мироздания.

Сколько длилось это состояние он так и не понял, вечность, год или всего лишь краткий миг, но Иван всем телом ощутил тихую вибрацию пространства-времени и осознал, что изменился, стал другим. В этот момент его губ коснулся нежный поцелуй, и он открыл глаза.

— Я нашла тебя, — прошептала я Ивану, когда, после поцелуя, он сделал глубокий вдох и открыл глаза, — доброе утро, любимый. — Вокруг меня так и искрилась перламутровая дымка, мне было хорошо и спокойно — нежность и любовь, гармония.

— Доброе утро, любимая, — ответил мне Иван, голосом, который я прекрасно помнила, своим земным голосом, — я счастлив, что мы снова вместе.

— Гав, гав!! — звонко вклинился в наше счастье Жабодав.

— Куда же мы без тебя, — улыбнувшись, тихонько сказала я и представила хвостатого, — Иван, познакомься, это Пёс Жабодав. Он единорог, а также идейный вдохновитель и главный участник твоего спасения.

— Гав! — опять же звонко подтвердил Жабодав мои слова.

— Я знаю, — как-то озадаченно сказал Иван, вставая на ноги, — откуда-то я знаю это. — Он повернулся к единорогу, поклонился ему, и продолжил, — Здравствуй Жабодав, мне очень приятно с тобой познакомиться.

Я тоже поднялась на ноги, Жабодав же крутнулся два раза на одном месте и издал очередной «Гав», но в другой тональности.

— Ты абсолютно прав — наша встреча прекрасна, но тут неуютно и пора выбираться, — ответил ему Иван.

— Ты, вот так сходу, его понимаешь? — удивилась я, — у меня чуть мозги из ушей не вытекли от попыток понять хоть что-то из его образов. Худо-бедно с этим справляется Парамон, но и он не железный, пять минут и в аут.

— Ты сохранила моего медведя, я очень рад, — улыбаясь сказал Иван, — да, я понимаю его и могу общаться, без аутов.

— Ты воистину крут, — я создала прямо на Ване нашу боевую одежду, включая лёгкий шлем, и, не дав ему высказать своё удивление, продолжила:

— А ты знаешь, что местное сознание мира не отождествляет тебя со ступенями развития сущностей? Из виденных мной здесь сущностей, включая высших, оно сделало такое исключение только для меня и Клавдии, теперь вот для тебя.

— Клавдия? — спросил Иван.

— Розовая овечка, — уточнила я, — сейчас правда претендует на эльфийскую королеву, но характер у неё противный, смотри не влюбись, она тебя махом со свету сживёт.

Иван тихо рассмеялся и обнял меня, смех у него был мягкий и успокаивающий, совсем не такой, какой я помнила. Он посмотрел на меня удивительно понимающими глазами и произнёс:

— Василиса, ты видишь, что я изменился, я осознаю это, также я вижу, что и ты изменилась, ты тоже осознаёшь это — мы прошли разными дорогами, но сохранили в душе любовь, это помогло нам преодолеть все трудности и встретиться. Но Жабодав чувствует, что ещё ничего не закончено и нам надо уходить отсюда, наговориться мы ещё успеем, впереди вся жизнь.

— Гав! — подтвердил его слова Жабодав.

— А чего «гав» то, — присела я на корточки перед разговорчивым единорогом, — ты нас сюда приволок, ты нас отсюда и вызволяй. Я вот даже близко не представляю, где мы находимся…кстати, — я вызвала свою интерактивную карту, поиграла с масштабом и определила, — находимся мы не так уж и далеко, примерно в километре от Твердыни местного главгада под названием Тёмный Властелин. Жабодав, солнце моё, а перенеси-ка нас всех к тёте Клаве — она тебя любит, у неё есть для тебя печеньки и поиграть — будет вкусно и весело!

Опыт у меня уже был: желание, эмоции, ощущения, радость от ожидаемого события — смешать, взболтать и почувствовать себя в этом коктейле под названием «Давай к Клаве!!», у-у-ух, и мы на свежем воздухе.

Я тут же создала и кинула Клавдии с Иваном по большой пачке печенья «Юбилейное шоколадное» и крикнула:

— Клавдия, я обещала Жабодаву печеньки и весёлые игры, нельзя его разочаровывать, всё остальное — на потом. Ваня, приходи в себя и ковыляй за нами. Жабодав, побежали играть!!

И мы играли, весело и беззаботно смеялись, кидались созданными снежками и дурачились…в мёртвых землях, на виду у мерзкой Твердыни — в насмешку над теми болью и ненавистью, что её хозяин нёс этому миру.