Никогда не считай себя не таким, каким тебя не
считают другие, и тогда другие не сочтут тебя
не таким, каким ты хотел бы им казаться.
Было темно. Темно, сыро и непонятно. Ещё что-то толкало Калё из этого, пусть и непонятного, но тёплого места. Толкало рывками и с небольшой болью, так как Калё была больше прохода. Она ощутила страх и подумала — «Я тут застряну и умру, меня раздавят эти стенки» — Калё начала дёргаться и стремиться из узкого прохода, но обратно было уже никак, да и не хотелось ей туда — вперёд и только вперёд, пришло чёткое понимание, что там спасение. При этих судорожных подёргиваниях Калё ощутила, что её тело совершенно не то, к которому она привыкла — ещё она очень слаба, слаба как простейшая сущность. Она испугалась ещё сильнее и стала дёргаться интенсивнее.
Свет, при очередном её рывке к свободе под закрытыми веками Калё показался свет, он не был каким-то особенно ярким, но ослепил Калё. Она зажмурилась ещё сильнее, но тут её подхватили, вытянули из тёплой сырости и подняли, странно сжали и отпустили, резко стало холодно. Калё охватил ужас, она поняла, что вырваться не сможет — это конец, её в очередной раз предали, она, как последняя простейшая, опять доверилась предателю, и уже не спастись. От ужаса Калё глубоко вдохнула и на выдохе заорала — она вложила в этот крик весь свой страх, всю безнадёжность, злость на всех, кто предавал её в этой жизни, обиду на весь мир. Закончив орать, Калё открыла глаза — видимость была плохая, как через пелену сильного дождя, но она смогла разглядеть три странные фигуры, находящиеся вокруг неё, две стояли, одна лежала, лежащей её и всунули в конечности после крика.
— «Убивать, видимо, уже не будут» — пришла Калё спасительная мысль — «Вот что значит правильно реагировать на обстоятельства и подстраивать их под себя. Я лучше учителя Ваан-а, что бы он там о себе не думал» — уже с гордостью подумала Калё. Взгляд становится чётким не желал, но сущности вокруг неё о чём-то говорили, и она пожелала понимать о чём.
— Очень необычные роды и очень необычный ребёнок. Я первый раз вижу, чтоб так орали, да и с глазами что-то не так, — грубым голосом сказал один из стоящих.
— Сами вы все «не так», — довольно приятным голосом ответила ему та, кто держала её на руках. — Я родила настоящего американца, его зовут Сэм и он вас всех ещё за пояс заткнёт, купит и продаст, и так пять раз.
— Не надо так бурно реагировать мэм, — сказал первый голос, — я просто отражу это в истории. Отдохните, потом мы сделаем первый осмотр малыша и необходимые прививки.
— Окей, док, только не надо говорить, что мой ребёнок «странный». Это не хорошо.
Двое стоящих ничего не ответили и просто ушли.
Сущность, у которой Калё находилась в конечностях, задремала, а вот самой Калё было далеко не до сна. Кхет, чтоб ему всю жизнь функции грызть, сказал, что здесь она станет сильнее, многое узнает. Калё думала, что тут она найдёт сильных сущностей и учителей, таких как Вэпэ и Ваан, а тут что? Она не понимает куда попала, она не понимает, что с ней, да она тут вообще ничего не понимает, кроме слов местных сущностей.
Калё начала внимательно осматриваться и ещё раз удивилась, оказывается, кроме них тут находилась ещё одна…скорее всего функция. Она не ощущалась Калё как сущность, но она разговаривала, хотя нет, из неё доносился голос, так будет правильнее.
Голос говорил, что в этом году произошли два важных события: президент Эйзенхауэр предложил двенадцати государствам, осваивающим Антарктику, отказаться от своих претензий и воздержаться от милитаризации этого континента и СССР согласился с этим его предложением, а также в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году состоялись выборы, и демократическая партия получила шестьдесят два места в сенате против тридцати четырёх у республиканцев, и двести восемьдесят одно место в палате представителей против ста пятидесяти трёх у республиканцев. Теперь демократы контролируют обе палаты парламента и республиканцам придётся туго.
Мир сделал так, что слова и понятия были ей знакомы, но смысла сказанного Калё не понимала и стало казаться, что она сходит с ума от непонимания окружающего. — «Если что-то один раз сработало, то есть смысл попробовать ещё раз» — подумала Калё и заорала. Способность оказалась очень сильной и прекрасно действующей на всех слышащих её сущностей, это было замечательно.
Всё остальное вызывало большую тревогу, и если сознание Калё, на первый взгляд, было в порядке, то вот её тело было отвратительным — мелким и слабым, энергии не хватало даже на самую слабую способность и как бы не желала Калё говорить на языке окружающих сущностей, её тело было на это не способно. Калё сильно захотела вернуться обратно, но «прибора» при ней не оказалось, скорее всего он так и лежит на её теле в своём мире, пришло осознание, что она здесь застряла надолго. При всех её возможностях у Калё не оставалось иного выбора как занять выжидательную позицию — наблюдать, изучать и смотреть куда ситуация будет развиваться дальше.
А ситуация показала, что Калё очень не повезло. Не повезло с местом рождения — их семья проживала в Ла-Хонда, небольшом поселении в гористой местности Калифорнии, где тусовалась вся наркоманская шваль штата. Не повезло с родителями — убеждёнными наркоманами и пацифистами, они постоянно курили марихуану и мечтали об ЛСД с его расширением сознания, были против насилия и ежемесячно организовывали мероприятия против участия их страны во Вьетнамской войне.
Калё, находящаяся в теле мальчика по имени Сэм, зачатого мамой Самантой после очередного расширения сознания (отец также звал её Сэм, чем постоянно путал Калё), была не нужна ни ей, ни «счастливому отцу» Тэдди и росла, воспитываемая телевизором, замкнутым и нелюдимым ребёнком. Говорить начала только в три года, телосложение имела субтильное и именовалась недобрыми соседями не иначе как «этот недоразвитый». К четырём годам Калё решила, что пора кончать с раздвоением личности и причислила себя к местоимению «Он», и имени «Сэм» как и звали, уже его, все окружающие.
В 1964 году, когда Сэму было шесть лет, родители что-то не поделили со своей общиной «Весёлые проказники», отказались ехать на школьном автобусе на всемирную выставку в Нью-Йорк и перебрались жить в район Хейт-Эшбери, что в Сан-Франциско. Тут формировалась большая коммуна хиппи, к жизни и угарам которой с радостью присоединились его родители. Здесь Сэм, на целый год позже своих одногодков, и пошёл в нулевой класс местной школы. Район у них был, по местным меркам, отстойный, школа была соответствующая, учили спустя рукава, но для Сэма это был настоящий прорыв — его кто-то учил!
До этого «недоразвитый Сэм» черпал информацию в основном из телевизора, он в их семье был чёрно-белым, но мультфильмы и телевикторины показывал исправно, они и были главными светочами знаний для него. В школе Сэм научился читать, медленно, водя пальцем по строчкам, а книги, которые он брал в школьной библиотеке, стали третьим источником знаний после телека и школьных учителей. Читал Сэм, в основном, комиксы. Правда классных «реальных» комиксов, изданных до 1954 года, в библиотеке школы было мало, а из «сопливых», что издавались после «Кодекса комиксов» и телевизионных слушаний сената идиота Маккарти ему нравилась только «Великолепная четвёрка».
А вот в социальном плане у Сэма всё было очень плохо, если не сказать отвратительно — он являлся типичным ребёнком, на которого «забили» родители. К нему безупречно подходила приставка «не очень» — не очень умный, не очень сообразительный, не очень разговорчивый, не очень общительный. С первого дня в школе его «ставили на место» старшеклассники — подножки, плевки, подзатыльники целый год были его спутниками в школе, но к семи годам, несмотря на плохую кормёжку и общую недоразвитость, тело Сэма всё-таки смогло принять в себя некоторое количество энергии, необходимое для активации способностей на их минимуме.
У его обидчиков в школе всё резко стало плохо — сломанные ноги и руки, оторванные подошвы у обуви и дыры в карманах, разорванные тетради и сумки, полный хаос в шкафчиках. И Сэм всегда был ни при чём, он находился на виду и точно ничего подобного сделать не мог — «случайное совпадение», «не повезло», «кто-то проклял» — звучало при всех непонятных происшествиях. К концу учебного года, и к его большому удовольствию, Сэм в школе стал полным изгоем — к нему никто не приставал, но никто с ним и не общался. Жаль, что проявить свои основные таланты ему сложившаяся жизнь так и не позволила, но и такой результат можно было считать победой — он здесь для того, чтобы учиться, узнавать новое, а не для стравливания и уничтожения мелких людишек. Сэм был в разы старше этих детей, больше видел, больше знал и имел значительно больше жизненного опыта, пусть специфического, но всё же опыта, да и сейчас он его получал полной ложкой — опыт изгоя.
В 1965 году Сэм пошёл в первый класс «Elementary School», он прилежно учился, смотрел телешоу и читал комиксы — ровно до того момента пока его родители не принесли домой четыре книги. Книги имели не первую свежесть, их мягкая обложка изрядно истрепалась, но картинки были ещё чёткими и буквы читаемыми. Оказалось, что всё сообщество хиппи Сан-Франциско уже как месяц «убивается» по этим книгам — а написал их какой-то англичанин. Сэм и Тэдди, обкурившись дурью, даже звонили ему домой несколько раз, один раз дозвонились и немного поговорили. Книги имели странные названия, совсем не похожие на привычные ему названия комиксов, и именовались «Хоббит», «Товарищество кольца», «Две башни» и «Возвращение короля». Родители тут же стали называть Сэма «хоббитом» и даже сшили ему, как им казалось, подходящий полурослику наряд. — «Идиоты обдолбанные, лучше бы одежду обычную мне купили» — подумал Сэм, так как ходил он или в заштопанных обносках, которые приносили слащавые тётушки из воскресной церкви, или в дебильной одежде хиппи, которую он терпеть не мог, но ничего другого у них в доме не было.
Но книги Сэм уважал и появившиеся тоже не проигнорировал — он начал читать и пропал — нет, Сэм ходил в школу и прилежно делал домашнее задание, но остальное своё время он целиком посвятил чтению этих четырёх прекрасных книг. Читал Сэм ещё медленно, на каждую книгу у него уходило по три недели времени, но он прожил с героями каждое мгновение их жизни, радовался успехам, горевал от неудач и очень, прямо очень сильно расстроился поражению:
— Какой же идиот этот автор!! Зачем так писать!! Это же абсолютная неправда!! Ведь всё было ясно с самого начала, ещё с битвы пяти воинств. Тут даже любому дебилу-наркоману понятно, что Саурон лучше всех этих неудачников — он сильнее, он умнее, он опытнее — и думает на два, а то и на три шага вперёд всех. Он должен был победить!!!
В коммуне Хейт-Эшбери стали разыгрывать сценки из этих книг, что-то типа народного театра, где каждый выбирал себе персонажа и играл за него. Родители потащили туда и своего «хоббита», и Сэм просто офигел от этой обдолбанной массовки расширивших сознание — тут были одни эльфы и нуменорцы. Одни сраные эльфы и говённые нуменорцы, в идиотских костюмах, заполняли всё видимое им пространство. Что можно было найти хорошего в этих высокомерных и пафосных недоумках, потерявших сначала свой дом, а потом просравших Нуменор и Средиземье? Сэм этого определённо не понимал, да и отказывался даже думать в таком направлении. Зачем? Единственный герой, достойный единолично править Средиземьем был Саурон — умный, изобретательный, терпеливый, расчётливый, жестокий, у него были все качества необходимые победителю — и только он был достоин кольца и трона — все остальные пыль под его ногами, просто мусор.
Сэм, если ему давали право выбора, всегда выбирал играть гоблина или орка. Да, когда вокруг было много адекватных, и особо не было выбора, он соглашался и на хоббита, но играл им без души, лишь бы отвязались. А вот за тёмных он мог оторваться по полной — Сэм не был идиотом и не тупил как картонные злодеи автора — он жил своим персонажем и творил историю заново.
И у него это получалось — он вчистую переигрывал чванливых эльфов, недалёких полуросликов, задравших нос нуменорцев — его персонаж был коварен и незаметен, бил только наверняка и ускользал от преследования, а ведь ему только исполнилось восемь лет, каково было взрослым, хоть и обдолбанным, дядям и тётям проигрывать ребёнку. Через три месяца родители перестали брать Сэма с собой — на него часто и много жаловались, — «ну да и чёрт с вами, самому уже давно надоели эти, не имеющие к реальной жизни никакого отношения, сопливо-розовые спектакли» — подумал он.
Именно тогда он, не побоявшись строгого шерифа с помощниками, которые постоянно за ним «присматривали» после школьных «полтергейстов», впервые украл. Он подсмотрел куда выпивший сосед Ирвин, после покупки пива в магазине, положил деньги, проследил за ним и на расстоянии тихонько разорвал его карман своей способностью. Целых пять долларов выпали на дорожку возле его дома, где и были подобраны Сэмом.
На украденные деньги он купил книги — собственные четыре книги и пустую канцелярскую тетрадь. В неё он записывал свои мысли как выиграть битву за Средиземье, что не учёл Саурон, где просчитались его приспешники и как этого можно было избежать. Этим занятием Сэм с упоением занимался всё своё свободное время до конца первого класса — потом ему надоело, он окончательно разочаровался в этой истории и её авторе, разозлился и выбросил в выгребную яму как книги, так и свои изыскания на тему победы тёмных сил — что толку об этом думать, если сделать всё равно ничего не можешь.
Хотя почему не можешь? Америка — страна великих возможностей — Рокфеллер, Морган, Форд, Белл, Эдисон, только известных всем можно долго перечислять, а сколько простых людей сколотили свои состояния из упорного труда, терпения и полученных знаний — бессчётное количество. Он будет упорным, он будет учиться, он построит свою бизнес-империю и будет в ней править так, как ему захочется, да, именно так всё и будет!
Во второй класс пришёл уже совсем другой Сэм-изгой. Он был серьёзен, прилежно учился и делал все домашние задания, а также посещал все, доступные ему, внеклассные занятия. Настольной книгой Сэма стала, написанная в 1922 году, книга Генри Форда «Моя жизнь, мои достижения», также он начал собирать свой начальный капитал, оказывая мелкие услуги соседям, но, в основном, осторожно воруя у пьяных с помощью способности. За третий, в его жизни, учебный год Сэм научился бегло читать, не очень грамотно писать, узнал про существование времени и пространства, вообще ему не нужную, общую историю страны, но покорила его арифметика. Он прилежно изучал арабские и римские цифры, метрическую систему единиц, именно европейскую СИ, а не принятую на его родине — родная казалась ему какой-то неправильной, кривой и косой, как будто ненастоящей. А вот европейская СИ его восхитила, с ней, у него в голове, прекрасно монтировался календарь, время и все измерения — как же здорово всё было устроено, грамотно и взаимосвязано — да, теперь он знал такие слова и понятия.
Родители к этому времени окончательно расширили своё сознание и постоянно ловили бэд-трипы — они почти не спали, видели невидимое и, выпучив глаза, несли бессвязный бред. Впрочем, Сэму на них было наплевать, свою главную функцию — не лезть в его жизнь и вообще забыть, что у них есть сын — они выполняли отлично. Правда в их квартире отключили электричество, газ и воду, но родителям было уже всё равно, а Сэм быстро приспособился — питался в пиццерии, стирался в прачечной, туалетом ему служил соседний заброшенный дом, а мылся в душе он после занятий по бейсболу, куда специально записался именно ради этого. Весь год Сэм самостоятельно зарабатывал себе на жизнь, питался, покупал одежду (наконец-то ту, которую хотел) и всё необходимое. Всё было схвачено, всё было под контролем, его начальный капитал вырос до двадцати пяти долларов, планы на жизнь были грандиозные, Сэм был счастлив.
Безоблачное детство закончилось в конце осени 1967 года — детективы ДЕА загребли родителей, не придумавших ничего лучшего для заработка, как толкать тяжёлые наркотики в собственной коммуне — и если на «Лете Любви» это ещё как-то пролазило, то осенью их с лёгкостью вычислили и замели. Сэма это вполне устраивало, пока через две недели за ним в школу не явились представители социальной службы и не забрали его в приют — причём забрали принудительно, с участием говнюка шерифа — посадили в его машину и увезли в Рино, что в Неваде. На оформление и обустройство ушёл месяц и зимой Сэма определили в новую школу. Здесь было холодно, ночью даже замерзала вода в лужах, и утром ему выдали поношенную и большего, чем надо, размера куртку «Джетс», если бы он только знал…
После общения с директрисой, представления классу и вполне нормального дня, Сэм следовал по дорожке к школьному автобусу, он, конечно, заметил, что вокруг него было как-то пусто, но не придавал этому большого значения — его сторонились и в прошлой школе. Сэм не был идиотом и смотрел по сторонам, потому сразу заметил, что наперерез ему из-за угла школы быстро вышли четверо парней, значительно старше его и в одинаковых спортивных куртках «Рэйдэрс». Слова были сказаны только одним из них — «Completely fucked up. You're finished» — и Сэма начали бить, сильно и больно: от первого удара в лицо его повело, вторым ему сломали нос, от третьего в корпус он упал на землю, дальше его стали пинать ногами…
…Калё поняла, что сейчас умрёт, её просто и незамысловато забьют ногами до смерти, страх полностью поглотил сознание, главная функция орала про выживание любой ценой, и она начала убивать. Энергии впритык хватило для отрыва голов двум самым наглым нападавшим, фонтаны крови, забившие из их шей, устрашили двух оставшихся в живых — они прекратили её бить, затем одновременно издали громкий крик и убежали за угол, откуда и пришли. Калё, вся в своей и чужой крови, встала и только теперь увидела, что посмотреть на расправу над зарвавшимся выскочкой пришли человек тридцать и все они прекрасно видели, как она убила этих двух уродов.
Главная функция набатом звучала у неё в голове и Калё побежала — подальше от кровавого места, от своего всепоглощающего страха, от этой, резко переставшей ей нравиться, второй жизни. Куда может побежать сущность из другого мира на чужой планете? Наличие у неё знаний Сэма ровным счётом ничего не решало — Сэм не знал ни Рино, ни людей в нём — так что бежала Калё по главной улице ровно до первой полицейской машины. Копы же, в свою очередь, просто не могли не заметить и проигнорировать окровавленного ребёнка, бегущего по улице. Они остановили и спеленали Калё, а добрые детишки, бежавшие следом, но чуть отставшие из-за страха перед ней, в красках рассказали копам про её кровавое преступление. Так она оказалась в участке, запертая в клетку.
Через два часа пришёл детектив, расположился на втором стуле и начал задавать вопросы про «зачем и каким образом она убила сыновей двух уважаемых жителей города». Калё молчала. Коп перевёл вопросы на её прошедшую жизнь, родителей-наркоманов и неблагополучный район их проживания. Калё молчала. Детектив говорил ещё много чего: пугал электрическим стулом, угрожал расправой от родных убитых, уговаривал, обещал помощь с освобождением и защиту, но только если она всё честно расскажет. Калё молчала. Нет, поговорить она, в общем-то, была не против, просто не знала, как объяснить произошедшее — как рассказать про то, что она из другого мира. Калё прожила тут достаточно, чтобы понять, что в итоге с ней будет после такого рассказа. Так что Калё молчала. Детектив, побившись об неё два часа, ушёл ни с чем, пришёл доктор — смыл кровь, осмотрел, обработал раны, вправил нос и наложил на него шину, сказал, что через три недели всё пройдёт полностью.
В клетку Калё больше не повели, а выделили отдельную камеру, в которой она и просидела два дня, никто к ней не приходил, только в щёлку пихали миску с едой и стакан воды. Затем опять пришёл детектив и всё повторилось заново — он говорил, она молчала. Так прошло две недели, а потом в её новой, не изобилующей событиями, жизни появился другой персонаж.
Он представился как «Док» и сказал, что теперь будет с ней работать. Интуиция Калё сделала стойку, страх липкими пальцами сдавил грудь, а основная функция, пока тихонько, начала стучать в голове. В нежно любимых Сэмом комиксах, особенно старых, выпущенных до цензуры идиота Маккарти, такие тихие «Доки» были самыми опасными персонажами. Они сводили с ума героев и пытали их страшными инструментами, подчиняли «дурманящим» газом, да и много ещё чего плохого делали. Калё, трясясь от страха, еле пережила получасовую мирную беседу с этим «Доком» и решила бежать. Ночью она, копя энергию для каждого, пятью разрывами сломала уличную решётку в своей камере, тихонько выбралась наружу и спокойно ушла в ночь. Никто её не заметил и не остановил…
Сэм понял, что оказался на свободе и ему необходимо срочно что-то предпринять для того, что его опять не схватили копы. Участок был расположен в хорошем районе, Сэм тихонько и незаметно шёл по темной стороне улицы, пока не увидел, валяющийся на дорожке к дому, велик, вполне подходящий ему по размеру. Он сломал дверь в кухню, отметил, что дом богатый и чистый, прошёл в цоколь, где у хозяев была прачечная — ему повезло, в доме жили дети и они были примерно его возраста и роста — из корзины с грязным бельём Сэм и оделся в трусы, носки, рубашку, джинсовые комбинезон и утеплённую куртку, на выходе из дома он подобрал почти новые коричневые ботинки — вся одежда была ему великовата, а вот обувь точно по размеру. Ещё он вспомнил про еду и украл из холодильника упаковку сосисок, мясной рулет, три больших жестяных банки готовой фасоли, литровый пакет молока, и пять банок колы, всё это Сэм сложил в висевший на вешалке рюкзак и вышел на улицу.
До рассвета оставалось три часа, Сэм понимал, что надо уходить из этого города и решил проделать часть пути пока не рассвело, а уже под утро найти укромное место и затаиться — Сэм не был наивным и знал, что его будут искать. Всё шло по задуманному плану — он взломал ларёк прессы и добыл карту, тихонько крался за кустами, не выходя на освещённые участки улиц, выбрав подходящий дом, дождался, когда хозяева уедут на работу, незаметно пробрался на нежилой чердак и проспал там до ночи. Через четыре дня он вышел из ненавистного ему Рино и пошёл по дороге на Сан-Франциско. Одет он был в новые шмотки по размеру, а в рюкзаке имел продукты и воду на три дня — этими товарами с ним ночью безвозмездно поделился гипермаркет «Триумф», по какой-то причине не имевший сигнализации (Сэм не дурак, он о сигналках знает и всё проверил). Сэм не ведал, что вся полиция Рино, в усиленном режиме, искала его целый месяц — были заблокированы все выезды из города, организовано дежурство на вокзале и автостанции, досматривались все частные машины. Копы нашли все его взломы, опросили всех свидетелей, но оказались бессильны против ребёнка — он их просто и бесхитростно опередил и ушёл домой. Конечно же в управление полиции Сан-Франциско ушла ориентировка, но результата не случилось и там, дело ушло в «висяк».
Во Фриско он вернулся через полтора месяца, и это путешествие далось ему с большим трудом. Сэм понимал, что попадаться на глаза взрослым, а особенно копам, не следует, потому шёл ночами, воровал, при необходимости заранее разрывая сторожевых собак фермеров, неделю даже питался созданными Калё сущностями, крайне отвратительными на вкус, но позволившими ему укрывшись, пересидеть облаву, взявших его след помощников местного шерифа, и дотянуть до очередного жилья.
В родной город пришёл совсем другой Сэм — ему было всего девять лет, но он многое видел и на многое был способен — он стал сильнее. Пока длилось его путешествие он постоянно думал и решил, что если не получилось пойти по пути Генри Форда и основать свою бизнес-империю, то он пойдёт по другому пути и создаст империю криминальную — Лаки Лучиано и Аль Капоне тоже начинали с нуля, а кем они стали — да, именно так он и поступит, он справится, а его Калё поможет ему в этом!
В 1967 в Сан-Франциско прошло «Лето любви» всех хиппи Америки, бардак был знатный, и большая часть из них осталась тут зимовать. Народа много, наркоты много, никто никого не знает, как раз то, что надо начинающему мафиозо. На протяжении всей весны и лета Сэм кошмарил неадекватных персонажей Хейт-Эшбери, Окленда и Беркли, он мог обобрать до пяти человек за ночь. Особой гордостью ночного воришки являлось то, что они, вместе с Калё, придумали и выучили новую способность «Усыпление», которой он активно пользовался по назначению. Начальный капитал его будущего криминального клана уже составлял семьдесят шесть долларов.
Сэм также обзавёлся своей собственной «берлогой» и задумывался о расширении бизнеса, пора было присматривать себе помощников, ведь Калё имела очень хорошие способности к оболваниванию «недоумков», которыми пока так и не смогла воспользоваться в этом мире. Сэм был всем безмерно доволен, всё опять наладилось и шло хорошо, впереди маячил его десятый день рождения, и в этот раз Сэм решил отметить его с размахом — он хорошо работал и имеет на это право и средства.
Он, через незнакомого случайного наркомана, заказал и купил торт, настоящий двухъярусный кремовый торт и две пиццы — одну с пепперони и ещё одну с луканской колбасой. Из напитков Сэм остановил свой выбор на фанте и коле, которые приобрёл заранее сам. Праздновать свой первый юбилей юный мафиозо решил на свежем воздухе — ибо погода в этот день была просто чудесной. Сэм порезал пиццу и торт, аккуратно уложил выбранные куски в корзинку, оставив большую часть еды дома. Будущему мафиозо нужно было завоёвывать авторитет и уважение в районе, и начать это он планировал с угощения местных нищих — наступивший день рождения оказался прекрасным поводом.
Сэм направил свои стопы в Голдэн Гейт парк — настроение у него было приподнятое, шагалось легко и радостно, жизнь удалась и в открытую ему улыбалась.