Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 8

Марджара вскинул автомат и дал короткую очередь куда-то вверх, в скалы. Выстрелил гораздо правее того места, где прогремел взрыв.

— Молчун, — бросил он отрывисто.

Потом обернулся к лежащему на земле и переводящему дыхание Мартынову. Бросил ему автомат.

— Прикрой, товарищ старший сержант.

Мартынов поймал оружие налету. Несколько ошарашенно проговорил:

— Какой я тебе товарищ?

А потом быстро поднялся и кинулся за каменную опору моста, стал вести из-за нее огонь куда-то вверх. Туда, куда дал очередь Хусейн.

Лазутчик же опустился ко мне. Протянул руку. Несмотря на это, я забрался на тропу сам.

Марджара поднялся.

— Крепкий боец, — сказал он безэмоционально. — С твоей помощью мы убьем Зубаира.

Когда снова раздался выстрел снайперской винтовки, я обернулся. Потом пригнулся, стараясь рассмотреть, откуда стреляют.

Хусейн тоже пригнулся рядом.

На той стороне залегли Гамгадзе с Алимом и Расулом. Канджиев прятался за беспокойного Огонька.

По ним вели огонь из снайперской винтовки. Вели, надо сказать, невпопад. Пули или вообще уходили в «молоко», или же ложились гораздо выше, в скалу, или гораздо ниже, в пограничную тропу. Тот, кто стрелял, явно совершенно не умел пользоваться оптическим прицелом.

— Их двое! — крикнул Мартынов, выцеливая кого-то автоматом. — Снайпер на той стороне! Его проводник, падла эта! Заминировал скалы над нами!

— Нет, — возразил Хусейн, глядя куда-то через обрыв.

— Что «нет»?

— Зубаир на этой стороне, — сказал я. — Он оставил проводника на той, чтобы имитировать снайперский огонь.

Мартынов поднял автомат стволом вверх, плечом прижался к столбу опоры моста.

— Сука! Не вижу! Не вижу его! Он ушел!

Через несколько мгновений и винтовочный огонь стих. Гамгадзе зашевелился, лежа за низеньким валуном на пограничной тропе. Обернулся к Алиму.

— Ушел⁈ — крикнул Гамгадзе.

— Похоже на то… — проговорил Алим, гладя напуганного Огонька по шее. — Снайпер некудышный!

— Зубаир ушел, — проговорил Хусейн, сидя у обрыва рядом со мной. — Он добился своего.

— Разделил нас, — догадался я. — Хитрая тварь.

— Так ему будет проще меня уничтожить, — сказал Марджара, глядя на те скалы, что подорвал снайпер Молчун.

— Ну что ж, — ответил я, осматриваясь. — Этот сукин сын сделал свой ход. Теперь наша очередь.

— Витя! Ви-и-и-и-ть! — крикнул с той стороны Гамгадзе. — Мы отрезаны! Делать что будем⁈

— С-сука… — прошипел Мартынов, сидя за укрытием.

Прислушавшись на несколько мгновений и поняв, что противник отступил, я поднялся. Закричал парням на той стороне канувшего в пропасть моста:

— Возвращайтесь! Тут вы не перейдете!

— Куда возвращаться⁈ В обход⁈ — ответил Гамгадзе недовольно. — Долго! Мы столько не пройдем!

— Вам ближе будет к соседям нашим! На соседнюю заставу, чем до Шамабада, — крикнул я.

Гамгадзе поднялся. Отряхнул форму. Потом поднял автомат и повесил на плечо.

— У нас припасов-то нету почти!

Мы с Мартыновым переглянулись. Старший сержант кивнул, поняв, видимо, мою мысль. Стоило отдать ему должное — при всем упрямстве Мартынов схватывал налету.

— Мы перекинем вам свои! — крикнул он Гамгадзе. — Тогда дотяните!

Было холодно. Когда мы достигли следующего места стоянки на пограничной тропе на Бидо, на горы уже пала ночь.

Укрытие представляло собой небольшой, сколоченный из досок от деревянных транспортировочных ящиков шалаш.

Втиснутый в горную расщелину, он прижался к скале, которая заменяла ему заднюю стенку.

Внутри убранство было нехитрым: земляной пол, застеленный старым брезентом, деревянный столик посередине, да печка-буржуйка, сделанная из бочки. Ну еще сравнительно новенькие нары. Крыша — деревянная, устланная кусками рубероида, которые прижали большими камнями от ветра.

Всю эту красоту скрывала от посторонних глаз маскировочная сетка с ветками и обрывками ткани под цвет горного ландшафта.

Чтобы защититься от ветра, щели стен забили паклей и замазали глиной.

Насколько я понял, этот пост был временным. Выстроенным когда-то давно для какой-то определенной операции, проводимой пограничниками в этих местах.

Однако, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Вот так и вышло, что деревянное укрытие стало использоваться последующими нарядами почти постоянно.

Изначально простое и ненадежное, оно из года в год укреплялось. Приходили новые пограничники и привносили в конструкцию шалаша что-то новое. Что-то свое.

Насколько я знал, последним новшеством стала пара низких, деревянных нар, сколоченных из кривых досок, тех, что было не жалко. Даже страшно представить: тащили ли пограничники их сюда сами или же сколотили на месте.

И хотя Мартынов нашел в шалаше коптилку, мы решили не зажигать ее. Сидели в полной темноте, чтобы не демаскироваться. Дежурили у выхода.

Сейчас Мартынов наблюдал за подступами к шалашу, сидя у входа прямо под проволокой для сушки портянок. Старший сержант попивал еще немного теплый чай из термоса, чтоб хоть немного согреться.

Я вскрыл ножом банку с перловкой с мясом. Достал свою ложку, зачерпнул полную и отправил в рот. Когда немного поел, передал банку Мартынову.

— Здесь он легко нас найдет, — сказал Хусейн, сидя передо мной на нарах. — Нам нужно двигаться.

— Куда ты пойдешь, умник? — сказал ему Мартынов. — Ночю по горам ходить? Хочешь шею себе переломать?

Хусейн словно бы завис на несколько мгновений. Задумался.

— Тогда нам нельзя спать. Нужно постоянно дежурить. Быть начеку.

Никто ему ничего не ответил. Я налил себе чаю из термоса. Мартынов продолжал наблюдать, устало пережевывая кашу.

— Будешь? — предложил я Хусейну термос.

Радист уставился на него. Потом поднял свои безэмоциональные глаза и взглянул на меня. Медленно принял термос и кружку. Принялся выливать себе остатки чая.

— Почему ты решил уйти от своих? — спросил я в лоб.

Хусейн замер. Звук льющегося чая прекратился. Марджара медленно отставил термос.

— Вы поймали меня при выполнении разведывательно-диверсионной боевой задачи, — пожал он плечами.

Мартынов обернулся. Уставился на Хусейна. При этом я заметил белое пятнышко зернышка перловки, прилипшее у него на нижнюю губу.

— Вот сейчас точно свистишь, — я хмыкнул. — Не мог такой профессионал так бестолково попасться.

Марджара отпил чаю.

— Зубаир не должен понять, что я ушел добровольно. Что сам подговорил Расула вывести на меня пограничников.

— А то че? — спросил Мартынов.

— А то узнает командир. Тогда моим близким не поздоровится. ISI будет пытать их, пока не выведает все, что сможет.

— Да кто ты, мать твою, такой? — зло бросил ему Мартынов.

Надим снова будто бы погрузился в свои мысли. Замер без движения, словно бы у него кончился завод. Потом, внезапно, заговорил:

— После Саурской революции тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в Афганистане к власти пришел просоветский режим. Пакистан, опасаясь усиления СССР у своих границ, поручил спецслужбе ISI создать секретное подразделение для операций в зоне реки Пяндж — стратегической границы между Афганистаном и Таджикской ССР.

Я слушал внимательно. Не перебивал. Мартынов, уставившись на Хусейна, медленно пережевывал свою нехитрую пищу.

— В тысяча девятьсот семьдесят девятом году отряд провел первую операцию, — продолжал Надим. — Ночью пробрался вдоль Пянджа и уничтожил пограничный пост правительственных войск Афганистана. Выжившие пограничники докладывали, что «напавшие растворились, как призраки». Слухи о «тенях из ниоткуда» быстро распространились среди «зеленых». А потом повлекли всплеск дезертирства в том регионе.

Мы с Мартыновым переглянулись. Хусейн продолжил:

— Вторая половина семьдесят девятого — серия налетов на дозоры советских пограничников под видом моджахедов. Начало восьмидесятого, провокации среди местных бандгруппировок с целью их вторжения на территорию СССР. Мы использовали советскую форму.

— П-падла… — протянул Мартынов.

— После тех событий за отрядом закрепилось негласное название, — Надим снова не обратил внимания на слова Мартынова. — Афганские боевики считали нас духами реки, посланными Аллахом. После каждой нашей удачной вылазки муллы рассказывали истории о «воинах, чьи тела не отбрасывают тени». Нас называли «Пандж ке бхуд», если на урду. «Да Пандж шабхан». Это на пушту.

Хусейн заглянул мне в глаза. И добавил:

— И то, и другое, если переводить на русский язык, означает «Призраки из Пянджа». Или… — он поджал губы, — «Призраки Пянджа».

— И почему все отморозки так любят звучные названия? — заворчал Мартынов. — То тебе «Черный аист», теперь вот «Призраки Пянджа». Тфу…

— Как зовут командира вашего отряда? Его имя Тарик Хан? — спросил я.

В первый раз я увидел, как блестящие в темноте глаза Надима слегка расширились.

— А ты неплохо осведомлен, сержант Селихов. Откуда тебе известно это имя?

— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, — покачал я головой.

Надим немного помолчал. Потом ответил:

— Справедливо.

— Ты ж говорил, что ничего нам не расскажешь, — сказал Мартынов. — Чего язык развязал?

Надим медленно перевел на него свой холодный взгляд.

— Я хочу выжить. А чтобы выжить, придется убить Молчуна. Но в одиночку я с ним не справлюсь. Только в команде получится уничтожить Зубаира. — Потом он взглянул на меня. — А команда предполагает минимальный уровень доверия.

— Слышал такую поговорку? — спросил я холодным тоном. — Собака, сменившая хозяина, лает на оба двора.

Надим моргнул.

— Я не силен в русских афоризмах.

— Это значит, что предатель хоть на своей, хоть на чужой земле остается предателем, Хусейн, — пояснил Мартынов.

Надим неожиданно для меня поджал губы и засопел. Тем не менее, удивления я не выдал. Казалось, это самая яркая эмоция, что проявил он с момента нашей встречи.

— Я это понимаю, — сказал Надим. — И готов заплатить такую цену, чтобы дать моей семье шанс на более-менее благополучную жизнь.

— А что с твоей семьей? — хмыкнул Мартынов. — Сидят себе, небось, в Пакистане. Жируют на харчах тамошнего правительства. Мне кажется, что ты им только хуже сделаешь тем, что сбежал. Кончатся у них сытые деньки.

Надим ответил не сразу. Он явно задумался. Думал долго, но все же заговорил:

— Операция «Пересмешник». Она поменяет многое. А еще заберет много жизней. Жизней тех, кто не должен участвовать в этой войне.