Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 2

На подходе к пещере, где остались Уткин с Сагдиевым, я услышал беспокойное, но негромкое ржание Огонька. Конь, скрытый от моих глаз каменной стеной впадины, волновался. Что-то беспокоило его.

Это было неспроста.

В первое мгновение я решил, что где-то поблизости рыщут чужие. Что конь почувствовал кого-то ещё, приближавшегося к нашей стоянке совершенно незаметно. Тогда я замер, прислушался, стискивая рукоятку и цевьё своего зелёного АК.

Спустя полсекунды я сообразил, что к чему. Неужели что-то не так в пещере?

Да. Карим действительно оказался совершенно не тем человеком, за кого он себя выдавал. Теперь это было мне совершенно очевидно. А главное — у меня есть доказательства против него.

Если старый горец Айдарбек мог оказаться лишь проводником, то Карим явно как-то связан с Абади и пакистанской разведкой. Сложно было сказать, как именно, но сомнений у меня больше не оставалось. Версия о том, что он — человек того самого Тарика Хана, о котором мне рассказывал Искандаров, тоже казалась мне вполне возможной.

И всё же утверждать наверняка было нельзя. Лучше допросить самого Карима.

К слову, камни-маяки я спрятал там же, где они лежали. Взял с собой лишь один, тот, что разбил. Об остальных собирался сообщить Мартынову, когда они вернутся завтра к полудню. Если даже наряд не сможет забрать оставшиеся камни сейчас, у меня был ещё сломанный передатчик, которого тоже хватит для доказательства вины Карима.

Что касается самого Карима — я твёрдо решил допросить его. Однако чуйка подсказывала мне, что план этот не так-то просто будет осуществить.

В пещере явно что-то происходило.

Я очень тихо подошёл ближе. Сел у кустов можжевельника так, чтобы меня не было видно изнутри. Прислушался.

Ясно уловил внутри пещеры звуки какого-то копошения: голоса, суету, звуки борьбы.

Затвор передёргивать мне было не нужно. Патрон уже покоился в патроннике, и я просто медленно и тихо снял оружие с предохранителя. А потом поспешил внутрь.

На Васю Уткина я наткнулся сразу же. Уткин без чувств лежал у входа, ровно там, где я его и оставил. Сложно было понять сейчас — жив ли пограничник.

Я выругался про себя матом, когда увидел, что же происходит в глубине пещеры.

Там были Сагдиев и Карим.

— Руки! Отпусти его! — крикнул я, наставив на Карима автомат.

Пограничник с предполагаемым диверсантом боролись. Мои глаза, натренированные густыми сумерками, различили в тусклом свете коптилки их силуэты.

Карим полулежал, прижавшись спиной к дальней стене. Он схватил Сагдиева, лежавшего на нём. Оба они боролись за нож — Карим наставил острие своего, неведомо как оказавшегося у него охотничьего ножа Сагдиеву к груди. Пограничник, в свою очередь, держался за руки Карима, стараясь не дать ножу вонзиться себе между рёбер, и одновременно оторвать вторую руку врага, вцепившуюся в одежду, от кителя.

— Саша… — протянул сквозь зубы Сагдиев, — он…

— Молчи… — прошипел Карим, а потом резким движением вцепился в волосы Сагдиеву и хлопнул его головой о стену.

Пограничник обмяк. Повис в руках незнакомца, словно кукла.

Тот немедленно приставил лезвие ножа к его горлу.

— А ты вернулся быстро, — проговорил Карим холодно, — я думал, что растяну удовольствие. Что убью этого мальчишку медленно.

Глаза Карима снова по-звериному блеснули. Он докончил:

— Что ж. Жаль, ты не дал мне лишней минутки.

Я, стоя согнувшись в туннеле пещеры, держал Карима на мушке. От моей пули неизвестного врага могло защитить только тело несчастного Сагдиева.

Я метнул взгляд в Айдарбека. Старик испуганно вжался в стену. Глаза его казались закрытыми, но я знал — он наблюдал за Каримом. Наблюдал и боялся. Страх будто бы сковал старика по рукам и ногам. Не давал ему шанса предпринять ничего, чтобы помешать Кариму. Хотя возможно, по какой-то причине, старик и не собирался мешать ему. И я склонялся ко второму варианту.

«Старый горец знает, кто он такой, — подумал я. — Знает, а потому не рискует и пальцем пошевелить. Понимает — этот Карим может легко отрезать ему палец, если не хуже…»

— Значит, ты нашёл мой маленький клад? — спросил Карим.

Голос его изменился. Если раньше он звучал наивно и простодушно, то теперь стал хрипловатым, шипящим и язвительным, как у коварного змея.

Я не ответил на вопрос Карима. Тот хмыкнул.

— Проницательный мальчишка, — проговорил он. — Я сразу понял, что ты о чём-то догадываешься. Ну что ж. Тебе же хуже.

Карим, словно безумный, показал мне в улыбке свои зубы. В желтоватом свете коптилки они почудились мне неестественными, словно бы звериными.

— Твоим товарищам конец, пограничник, — протянул Карим тихо, — но ты ещё можешь спастись. Опусти автомат на землю и уходи. Тогда возможно, ты выживешь.

— А иначе что? — хмыкнул я в ответ Кариму.

Улыбку тотчас же как ветром сдуло с лица этого человека. Он нахмурился. Глянул на меня волком.

Карим явно упивался тем, что его боятся. Наслаждался чувством, что испытывали перед ним его враги. Наслаждался страхом, который он им внушал.

Я видел это в его глазах. Я понял это по его реакции. А ещё понял, что то обстоятельство, что я не испытываю страха перед ним, несколько пошатнуло его решимость.

Он просто не ожидал, что я поведу себя так. Это было хорошо.

— Значит, смелый, да? — голос Карима погрубел. — Думаешь, справишься со мной, не так ли?

Я молчал.

— Уходи, — резко бросил Карим. — Иначе я убью его на твоих глазах.

— Ты можешь попробовать, — не дрогнул мой голос. — Даже можешь убить его. Но тогда и сам сдохнешь. Я тебя пулями нафарширую.

Карим на миг округлил глаза, потом деланно зловеще захихикал.

— Просто ты никогда не видел, как я убиваю.

Он подтянул Сагдиева выше, натянул ему кожу на шее лезвием ножа.

— Мало какая душа устоит перед этим зрелищем. Я убивал много советских солдат, мальчик. И при виде их смерти даже самые стойкие духом офицеры просили пощады, чтобы только избежать той же участи.

— Убивать — дело нехитрое, — возразил я, — а вот умирать… Я вот, готов, если надо. А ты?

Карим мерзковато скривил губы. Приподнял подбородок, оценивающе всматриваясь мне в лицо.

Кем бы ни был этот человек, он показался мне ненормальным.

Он мог быть солдатом по профессии, но не по сути. В его речи, в его интонациях, в его действиях видел я признаки какой-то укоренившейся в его душе психопатии. Он любил убивать. Но не был сам готов к смерти.

И хотя оценить его я мог лишь поверхностно, решил рискнуть. Рискнуть и пойти на хитрость. На хитрость, призванную в том числе спасти и самого Сагдиева. Что бы я ни говорил, обречь на смерть товарища я не желал.

— Если готов — убей его, — проговорил я тихо.

Карим крепче стиснул рукоять ножа.

— Ты сомневаешься, мальчишка? Сомневаешься, что я его порежу?

— Порежь, — я кивнул автоматом. — Дай мне пристрелить тебя с чистой совестью.

Карим рассмеялся.

— Д-а-а-а… — потянул было он и хотел что-то сказать, но я его перебил.

— Чего ржёшь? Будешь медлить — мой товарищ, которого ты оглушил вон тем камнем, придёт в себя.

Лицо Карима снова изменило выражение. На нём отразилась гримаса бессильной злобы. Он оскалился, снова неприятно скривил при этом губы. Сузил глаза.

— Ты думал, я решу, что он мёртв? — кивнул я на Уткина. — Но ты бы не успел убить его и одновременно кинуться на Сагдиева.

Я вновь усмехнулся и добавил:

— Кроме того, ты плохо знаешь Васю Уткина. Таким камешком его не зашибешь.

Карим выдохнул.

— А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, советский пограничник.

— Я слишком часто такое слышу. Уже начинает надоедать.

— И тем не менее, — Карим посерьёзнел, — мы, по всей видимости, находимся… Хм… Как это сказать по-русски? Я неплохо владею твоим языком, но всё же…

— В патовой ситуации. Да.

Карим кивнул.

— Что же нам делать? — хрипловато спросил он.

— Ты хочешь жить, — сказал я. — Понимаешь, что твоя задача — расставить маяки в труднопроходимых горах, провалилась. Кому бы ты ни протаптывал путь, тебе не повезло. Ты наткнулся на нас.

Карим сплюнул. Сплюнул не по-киргизски, через левое плечо, как раньше. Сплюнул он совершенно по-простому — в сторону. Потом вновь оскалился.

Тогда я сказал ему:

— Если ты убьёшь моего товарища — немедленно умрёшь. Как только остальные придут в себя — умрёшь. Но у тебя есть шанс выйти живым.

— Да? И как же? — кивнул Карим вопросительно. — Неужели ты меня отпустишь?

— Да. Если ты сможешь убить меня ножом.

Карим помрачнел. Бросил взгляд на Айдарбека, наблюдавшего за нами.

— Нет. Твоего проводника ты взять с собой не сможешь, — предвосхитил я его вопрос. — Знаю, он тебе нужен, чтобы спуститься с гор. Но ты просто не успеешь. Выбор прост: либо смерть, либо шанс выжить. Что ты выбираешь?

Карим потянулся за автоматом Сагдиева. Неуклюже поднял его одной рукой и направил на меня. Проговорил ледяным тоном убийцы:

— Убить тебя ножом, говоришь? Тогда давай выйдем на улицу.

Мы стояли на пограничной тропе и держали друг друга на мушке. Что ж. Я смог вынудить Карима освободить Ильяса. Теперь придётся импровизировать.

Сумерки сгустились ещё сильнее. Солнце скрылось за горизонтом и окрасило тусклым кроваво-красным заревом далёкие, заслонившие его облака.

Ветер, казалось, стал дуть сильнее. Холодный, по-афгански злой, он пробирал даже сквозь бушлат.

Отступать было некуда. С одной стороны скала, с другой — глубокая пропасть. А перед лицом враг. Хорошо, что я не собирался отступать.

Карим твёрдо держал автомат.

— Значит, я должен убить тебя ножом? Ты намекаешь на честный бой? Или останешься с автоматом?

— А ты умеешь играть честно?

Карим хмыкнул.

— Знаешь, как мой рамз-наам? Позывной. Прозвище.

«Позывной? — подумал я. — Он действительно солдат. Значит, я должен взять его живым».

— Ханджар, — сказал Карим, не дождавшись моего ответа. — Нож, если говорить на твоём языке. Знаешь почему? Потому что я привык убивать врагов ножом.

— Зря ты делишься такими вещами, — недобро улыбнулся я, решив подразнить Карима. — Можем же вычислить.

Карим тоже показал в улыбке свои беловатые в сумерках зубы.

— Не вычислишь, если умрёшь.

— Ну так что? — не поддался я на провокацию. — На ножах?

— Бросай оружие, советский пограничник. Я — потом. За тобой.

— Хреново, когда недооцениваешь противника, — покачал я головой, стискивая свой АК. — Когда считаешь его дураком.

Карим ничего не ответил.

— Думаешь, я стану бросать оружие? — спросил тогда я.

— Ну я же согласился на твои условия, — кивнул мне Карим. — Отпустил твоего товарища.

— Потому что был приперт к стенке. По правде говоря, ты всё ещё приперт к ней.

Карим не ответил, только нервно потоптался на месте, держа оружие наготове. Он был неуверен. Я видел это по его взгляду.

Карим явно не привык встречать такое упорное психологическое сопротивление со стороны молодого с виду солдата. Не привык, а потому медлил. Чувствовал подвох, но не мог понять, где он. И это было мне на руку.

— Время у тебя выходит, — продолжил я. — Скоро пограничники придут в себя. Возможно, твой друг-киргиз, который явно пошёл с тобой в горы из-под палки, уже приводит их в чувство.

Карим нахмурился, нахальная маска, с которой он рассказывал мне о своём позывном и провоцировал выкинуть автомат, без остатка сошла с его лица. В глазах осталась сверкать только нервная злоба.

— И тогда тебя пристрелят, как собаку, — закончил я.

— Шайтан… — протянул Карим. — Ты решил солгать мне. Потянуть время.

«Нет. Я решил взять тебя живым», — подумал я.

— Нет. У тебя действительно есть шанс убить меня и уйти, — ответил я Кариму. — Всё честно. Я привык держать слово.

— Тогда считаем до трёх и бросаем вместе, — предложил Карим, нервно стискивая автомат.

— А давай!

Карим выдохнул. Стал считать:

— Раз.

— Два, — быстро ответил я, не дав ему времени подумать.

— Три… — докончил он.

Никто не выбросил оружия. Мы так и остались стоять на горной тропе, держа друг друга на мушках.

— Время — тик-так, — напомнил я и сделал самую мерзкую улыбку, какую только мог.

Карим помрачнел ещё сильнее. Сделался угрюмым, словно пенёк.

— Раз, — сказал он низким и хрипловатым от волнения голосом.

— Два.

— Три.

Мы синхронно отбросили автоматы к скале, под тропу. Карим тут же выхватил нож и бросился на меня в надежде, что я не успею среагировать.

Мой штык-нож оказался у меня в руке быстрее, чем он мог подумать. Однако и «Ханджар», как он себя назвал, тоже был скор.

Вместо того чтобы напасть, он замешкался. В боевой стойке, держа нож в согнутой руке, замер передо мной. Я — перед ним.

Мы стали топтаться на узком серпантине, выжидая удачного момента, чтобы напасть.

Карим время от времени пытался атаковать: делал ложные выпады, наносил удары своим охотничьим ножом по воздуху. Пытался прощупать мою оборону таким образом. Понять, как я отреагирую.

Я спокойно уклонялся. Уходил на шаг назад, если надо. Но стоило отдать должное Кариму. Момент для контратаки выявить было непросто. Передо мной явно стоял профессионал.

Наконец, он решился и кинулся, низко опустив руку с ножом. Опустив так, чтобы я не заметил удара. Я заметил. Вцепился ему в руку, метя ножом в шею.

Карим успел защититься предплечьем. Острие моего штык-ножа застыло у него перед лицом. Он напрягся, стал выпрямлять руку в локте так, чтобы отклонить мой нож. Чтобы моя рука соскользнула по его рукаву. Тем самым он мог бы получить возможность перехватить её, попытаться меня обезоружить.

Я пошёл у него на поводу. Намеренно надавил так, чтобы рука и правда заскользила.

Карим оскалился в злобной улыбке, даже зарычал. От натуги подался ближе ко мне.

Это был тот самый момент, чтобы контратаковать. Не теряя времени, я ударил его головой в лицо так, что потерял панаму. Щёлкнуло. Карим замычал от боли и зажмурился.

Вооружённая рука Карима ослабла.

Я вцепился в неё крепче, выкрутил. Нож выскользнул из пальцев моего врага. Упал на тропу, звякнув о камни.

В следующий момент Карим извернулся, схватил меня за одежду и с воплем ударил коленом, целя в пах.

Я успел подставить ему бедро, защитился от удара. Так мы и сцепились, балансируя едва ли не над пропастью.

Карим пытался высвободить руку и одновременно удерживал мою, с ножом. Однако получалось у него не шибко удачно. Нас заклинило в клинче.

Внезапно мой враг подался вперёд, упёрся головой и плечом мне чуть пониже шеи и просто стал переть на меня, подталкивая к пропасти.

В таком неудобном положении я не мог сильно выкручивать ему руку.

Тогда я принял решение отбросить нож и вцепиться в одежду Кариму.

Карим был старше моего нынешнего тела. А ещё тяжелее. Бодаться с ним мне совсем не с руки. А использовать привычную мне резкую, взрывную силу своих хлёстких молодых мышц я сейчас не мог.

Вцепившись ему в рукав, я повернул торс. Упёрся левой в землю посильнее. Правую попытался просунуть ему между ног, чтобы поставить подножку и рвануть изо всех сил, лишить равновесия и свалить наконец с ног.

То, что произошло дальше, совершенно не входило в мои ближайшие планы.

Из пещеры выбрался человек. Его чёрная в сумерках тень выпрямилась. Человек вскинул оружие.

Я смотрел на него поверх плеча Карима, всё прущего на меня. Смотрел и понимал, кто ещё появился на тропе.

Это был Вася Уткин.

Щелчок предохранителя его автомата показался мне прозвучавшим гораздо громче любого другого звука: громче воя ветра, громче шума Пянджа и даже хриплого, прерывистого дыхания Карима.

— Нет! Стой! — крикнул я. — У меня всё под контролем!

Вася выстрелил. Короткая очередь, словно гром среди ясного неба, и правда затмила своим грохотом остальные звуки окружающей действительности и природы.

Карим вздрогнул, резко прекратил напор и выгнулся дугой. На лице его отразилась гримаса чудовищной боли.

Время будто бы остановилось.

— Чуть-чуть не успел, — протянул Карим тихо.

А потом его подвели ноги. Карим принялся крениться направо, к пропасти. Вцепился мне в одежду и повлёк за собой.

— Сашка! — крикнул Вася, видя, что мы падаем.

В последний перед падением момент я успел заметить, как Уткин откинул автомат и бросился к нам.

А в следующую секунду мы с Каримом сорвались в пропасть.