Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 15

Оказалось, внутри хранился маленький кусочек черно-белой фотографии. На ней была изображена девушка. Смуглокожая, с черными волосами, она улыбалась. Смотрела на меня темными глазами.

Я поднялся. Закрыл медальон.

По всей видимости, это принадлежало Марджаре. И на фотографии, вероятно, его жена. Видимо, пакистанец спрятал этот медальон где-то в одежде. Причем так, что Мартынов, обыскивавший Хусейна, пропустил эту маленькую, совершенно незаметную вещицу.

— Умудрился же спрятать, — проговорил я тихо, а потом вышел из шалаша.

Домой, на Шамабад, мы вернулись часам к десяти вечера. Путь обратно был ожидаемо тяжелым.

Солнце уже давно скрылось за горизонтом. Пограничная тропа, постоянно расширявшаяся по мере нашего спуска, погрузилась в темноту ночи.

Марджара на протяжении всего пути не сказал ни слова. Молчал Джамиль, шедший в группе под конвоем.

Молчун же доставил группе немало хлопот. Нет, не своим поведением. Скорее — состоянием.

На крутых участках тропы мы несли его на наскоро сделанных из автоматных ремней и плащ-палатки носилках. На пологих и более-менее ровных — сажали на лошадь в полусидячем положении. Мы укладывали его так: спина к шее лошади, а ноги вдоль тела. Фиксировали раненого снайпера ремнями и веревками.

Существовал постоянный риск того, что у Зубаира начнется отек легких из-за высотной болезни. За этим приходилось тщательно следить и при первых же симптомах снимать Зубаира с лошади.

В общем, погранцы явно не были рады такому повороту событий. Не рады тому, что им пришлось возиться с раненым врагом.

Естественно, недовольств своих никто не высказывал. Тем более в мой адрес. Приказ — есть приказ. Парни лишь горько отшучивались. Все же они видели, что я хлопочу над раненым наравне с остальными. И, хоть и не вдавались в подробности его истории, но четко понимали — этот задержанный нарушитель важен. И должен выжить.

Когда мы достигли Шамабада, на заставе, казалось, царил переполох: возле ворот стояли несколько машин: УАЗик и пара «Шишиг». Машины оставались с выключенными фарами, и только когда мы приблизились к заставе, я услышал рокот их двигателей. Увидел, как вокруг автомобилей суетятся солдаты.

Это было еще не все. Рядом с заставой, на нашей вертолетной площадке, стоял Ми-8. Видимо, прибыли высокие гости.

Это было немудрено. Все же военнослужащие другой страны, официально никак не участвовавшей в конфликте, пытались пересечь нашу госграницу. И попались.

В общем, даже несмотря на то, что мы вернулись на Шамабад, нам предстояло еще много работы. В том числе и бумажной.

Что ж. Ночь обещала быть веселой. Такой и стала.

Всех нарушителей госграницы посадили в баню. Привычным делом приставили конвой. Молчуна экстренно, на вертолете, увезли в госпиталь.

Все же удивительно было, каким крепким оказался этот Зубаир. Несмотря на ранения и кровопотерю, он умудрился пережить тяжелый спуск и дотянуть до заставы.

Другие пограничники гадали, умрет ли он на больничной койке. У меня по этому поводу не было сомнений. Внутренний голос подсказывал — Молчуна не так-то просто убить.

Нарушителей продержали на Шамабаде недолго.

Офицеры КГБ в штатском, прибывшие на заставу вместе с Рюмшиным и Шариповым, провели первоначальный допрос задержанных. После всех увезли в отряд. К слову, Айдарбека забрали уже давно, еще до нашего прихода.

Почти всю ночь весь наряд, вернувшийся с Бидо, сидел за объяснительными. Нам предстояло написать их в трех экземплярах.

Мартынов недовольно бурчал при этом. А одновременно — сонно клевал носом. Еще бы. Мы прибыли на Шамабад даже позже раненого Канджиева с Гамгадзе, которых доставили на автомашине наши соседи с пятнадцатой.

После долгой писанины усталый прапорщик Черепанов, которому пришлось под диктовку писать объяснения со слов раненого Алима, собрал наши объяснительные и понес в канцелярию.

Потом всех отпустили спать. Старшина сказал нам, что всем, кто ушел на Бидо, объявляется двенадцатичасовой отдых.

Однако отдыхать мне пришлось недолго, ведь в четвертом часу утра меня разбудил дежурный по заставе и сказал, что меня вызывают к Тарану.

— Товарищ майор, разрешите обратиться.

За дверью канцелярии прозвучал приглушенный голос Тарана.

Я уже занес руку, чтобы постучать, но не постучал. Прислушался.

— Разрешаю.

— Меня беспокоят вопросы, которые вы задавали старшему сержанту Мартынову.

Я задумчиво сжал губы. Выходит, не одного меня подняли ни свет ни заря и отправили в канцелярию для некоего «разговора». Мартынова тоже допрашивали.

— И чем же они вас беспокоят, товарищ старший лейтенант?

Голос майора КГБ, оставшегося сегодня ночью на заставе, звучал спокойно, но твердо.

— Меня беспокоит характер этих разговоров. Вы говорите так, будто бы…

— Товарищ старший лейтенант, — выдохнул незнакомый мне майор, — давайте вы будете делать свое дело, я — свое. Вам понятно?

Таран не ответил сразу. За дверью на несколько мгновений стало тихо. Потом раздался голос начальника заставы:

— Так точно, товарищ майор.

— Ну и хорошо.

Я постучал в дверь. Не дожидаясь разрешения, открыл и заглянул внутрь. Спросил:

— Разрешите?

Таран стоял у своего рабочего стола. Начальник заставы наградил меня настороженным взглядом.

Странно было видеть его здесь, на этом месте. Ведь обычно там стояли те, кого Таран вызывал к себе. А вот за его столом, на его собственном стуле восседал другой человек. Незнакомый мне человек.

Это был мужчина за сорок. Широкоплечий, он казался крупным, но подтянутым. У мужчины было вытянутое лицо с мужественной челюстью и глубокими морщинами у рта. Над левой бровью я заметил довольно свежий, все еще розовый шрам. Короткие, аккуратно стриженные волосы были темными, но уже поблескивали сединой на висках.

Но еще сильнее блестели глаза. Небольшие, но глубокие, внимательные, а еще ярко-серые — цвета сырого железа.

Мужчина надел мундир с майорскими погонами.

Когда я вошел, он тотчас же уставился на меня так, будто собирался прожечь взглядом насквозь.

Я знал такие взгляды. Тяжелые, свинцовые. В бытность мою еще простым солдатом-десантником мне часто приходилось испытывать подобные взгляды на себе.

Стоило его обладателю зыркнуть на человека, и у того тут же потели ладони, возникало резкое желание отвести глаза. Казалось, огромная ноша тотчас же ложилась на плечи. Ложилась и давила.

Сегодня, сейчас, я не испытывал ничего подобного.

Майор пристально смотрел на меня, а я без труда выдерживал его пронизывающий, словно злой афганский ветер, взгляд.

— Товарищ старший лейтенант, — я встал «смирно», отдал честь, — сержант Селихов по вашему приказанию прибыл.

— Вольно, — несколько понуро бросил Таран.

Начальник заставы выглядел уставшим. Взгляд его померк, но кое-что понять по его выражению все еще можно было. И это что-то — предостережение.

«Будь осторожен, Саша, — будто бы говорил этот Тарановский взгляд, — будь начеку. И не давай себя прогнуть».

Я знал, что не дам.

— Товарищ сержант, знакомьтесь, — начал Таран, — это майор КГБ Юрий Леонов. И он…

Майор не дал Тарану договорить. Перебил его:

— И я буду беседовать с вами сегодня, товарищ Селихов.

— Здравия желаю, — не растерялся я под взглядом Леонова.

Майор ничего не ответил. Только сурово кивнул в ответ на приветствие.

Тарана моя реакция, кажется, приободрила начальника заставы. Взгляд его оживился.

— Когда приступите, товарищ майор? — спросил Таран.

— Немедленно.

От такого резкого ответа Таран на мгновение замешкался, впрочем, опытный и стойкий старший лейтенант быстро взял себя в руки.

— Тогда разрешите идти?

— Разрешаю.

Начальник заставы отправился к выходу. Возле меня на миг замедлил шаг и заглянул в глаза. Кивнул с суровым лицом, держись, мол. А потом закрыл за собой дверь.

— Присаживайтесь, товарищ Селихов, — прозвучал в тихом кабинете суровый голос майора.

Я приблизился, взял себе стул у стены. Поставил перед Тарановским столом и сел.

За окном было тихо. Предрассветная прохлада наполняла комнату зябковатой свежестью. Только сверчок играл свою трель где-то в траве.

— В рамках нашей с вами небольшой беседы, — начал майор, собирая в стопку тетрадные листы, что были разложены перед ним, — я задам вам несколько вопросов. Ничего такого. Почти формальность. Но отвечать нужно предельно честно.

Все это время он смотрел на листки, которые были ничем иным, как наши объяснительные. Но потом майор вдруг зыркнул на меня из-под тяжелых бровей.

— Вы меня поняли?

— Так точно, — не повел я и бровью.

Реакция моя, кажется, не сильно удовлетворила майора. Видимо, он надеялся, что я испугаюсь. Но не тут-то было.

Майор задержал на мне взгляд еще на несколько мгновений, а потом снова опустил его на листки. Стал перебирать их и достал один. Отложив стопку, положил лист перед собой.

— Итак, — начал Леонов, — начнем. Скажите, товарищ Селихов. Правильно ли я понимаю, что…

— Разрешите сначала вопрос, товарищ майор, — перебил я КГБшника.

Тот недовольно сузил глаза. Раздраженно засопел.

— А я смотрю, вы тут, на афганской границе, совсем одичали, — проговорил он холодным и ядовитым, словно нож убийцы, голосом, — уже субординацию бессовестно нарушаете.

— Граница учит бить первым, товарищ майор, — сказал я, и на моем лице не дрогнул ни один мускул.

— Мы с вами, кажется, не деремся.

— Кажется.

Леонов хмыкнул. Потом подался вперед, оперся локтями о столешницу. От этого внушительный стол Тарана натужно заскрипел.

— Я привык работать в поле, товарищ сержант. И работаю там уже не первый год, — сказал майор, как бы демонстрируя мне свой шрам, — я тоже приучен бить первым. И еще лучше научился давать сдачи. Если нужно. Потому даю совет — не стоит меня провоцировать.

— Я тоже дам вам совет, товарищ майор, — не отступил я. — Не стоит недооценивать солдат, кто привык проливать кровь, свою и чужую. Какими бы молодыми эти солдаты ни казались.

Майор едва заметно улыбнулся, но тут же задушил свою улыбку. Откинулся на жесткой спинке стула.

— Ну что ж. Раз так — разрешаю задать вопрос.

— Я правильно понимаю, что вы из второго отдела. Контрразведка. Так?

— Так, — сказал Леонов, и в голосе его я различил едва уловимые нотки удивления.

— Значит, вы подозреваете, что на Шамабаде есть предатель, — не спросил, а утвердил я.

Леонов сжал губы. От этого его морщины у рта стали еще глубже.

— Такая беседа, как у нас с тобой, Селихов, — перешел на «ты» майор, — обычное дело в подобных случаях.

Ответ Леонова показался мне уклончивым и совершенно неискренним. Однако между строк я прочел все, что мне нужно. Вряд ли какой-то из его вопросов станет для меня сюрпризом. Я понял, для чего этот человек на Шамабаде.

— Начнем, — проговорил майор, не дождавшись моего ответа. — Скажи, Саша, правильно ли я понимаю, что некий Надим Хусейн по прозвищу Марджара сдался вам сам, без сопротивления?

— Правильно.

— Правильно ли я понимаю, — майор сузил глаза, — что после задержания он находился без охраны и свободно передвигался вместе с вами и старшим сержантом Мартыновым? Передвигался так, будто и не был арестован.

— Неправильно, — ответил я спокойно.

На лице майора заиграли желваки.

— Он двигался без конвоя. Передвигался так, что в любой момент мог уйти. Если бы захотел. Это следует из ваших с Мартыновым объяснительных. Со слов самого Марджары. Даже помог вам задержать этого Зубаира. И все же мне непонятно, какова была причина такой благосклонности. Почему вы обращались с ним не как с задержанным, товарищ сержант? Слишком много странностей в ваших со старшим сержантом Мартыновым объяснительных. Слишком много непонятного. Признаюсь, они меня больше запутали, чем позволили составить общее мнение о произошедшем в горах. Кроме того, небезынтересным остается момент с гибелью одного из задержанных. Итак, что вы имеете сказать по поводу всего этого?

— Вы допрашивали Марджару, товарищ майор? — ответил я ему вопросом на вопрос.

Это, кажется, вызвало у Леонова новую волну раздражения, но он проявил выдержку и почти не показал своих эмоций. Вместо этого ответил:

— Допрашивал.

— И он вам не рассказал?

— Надим Хусейн вообще мало что рассказал. Ему достаточно тяжело говорить, учитывая то, скольких зубов он лишился.

На это я только пожал плечами.

— Тебе не кажется, Селихов, — с нажимом спросил Леонов, — что поначалу, до определенного момента, вы с Мартыновым обходились с этим Марджарой излишне мягко? Тут вообще много странного. Например, странно, когда офицер пакистанского спецназа, обученный профессионал и первоклассный боец так просто попадается в руки обыкновенным солдатам-срочникам. Совершенно обычным пацанам-пограничникам, которые серьезно уступают ему самому в выучке и боевой подготовке.

— Вы намекаете на то, что кто-то из Шамабада должен был сознательно встретить пакистанцев, — сказал я. — Сознательно провести их к заставе. Якобы так, они почти добровольно попадут сюда. Почти добровольно, а главное свободно. Так?

— Я никогда и ни на что не намекаю, Селихов, — покачал головой Леонов. — Я всегда говорю прямо. И сейчас я говорю вам о том, что вся эта история кажется мне в высшей степени… Хм… Как выражаются некоторые криминальные элементы — «мутной».

— Это очень хорошо, товарищ майор, — улыбнулся я.

Улыбка, кажется, озадачила Леонова.

Тогда я сунул руку в карман кителя и достал кулон Марджары, который нашел в шалаше. Показал его майору.

— Это еще что такое? — нахмурился он.

Не ответив ни слова, я положил кулон на мою объяснительную, лежащую перед КГБшником.