Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 4

— Другие? — спросил я мрачно.

Айдарбек опасливо отвернулся, как бы не решаясь смотреть мне в глаза.

— Шли другими дорогами, — бросил он неуверенно.

Я вздохнул. Переглянулся с Уткиным и Сагдиевым.

— Ты можешь рассказать всё, — сказал я старику. — Не бойся их. Чем больше ты расскажешь, тем проще нам будет оказать помощь тебе.

Айдарбек снова сглотнул, но смолчал.

— Кто их ведёт? — спросил я. — У них тоже проводники? Из твоего кишлака?

— Они… Они мои сыновья, — проговорил старый горец неуверенно, а потом торопливо залепетал: — Расул и…

Старик снова помедлил, словно опасаясь говорить дальше. Однако выдохнул наконец:

— Джамиль.

Вдруг он поморщился, откинул голову и упёрся затылком в каменистую стену пещеры. Прошептал:

— Болит… Дай…

Старик потянулся к своей сумке, лежавшей в полуметре от него, под стеной.

— Там лекарство… Поможет…

Уткин встал, принялся копаться в сумке. Несколько раз показывал Айдарбеку какие-то мешочки, которые доставал оттуда. Горец отрицательно качал головой. Когда Уткин наконец достал, что надо, Айдарбек кивнул.

Тогда Вася полез в маленький мешочек из козьей шкурки и сунул туда пальцы.

— Тут… Тут семена какие-то…

— Дай посмотрю, — сказал я, протягивая Уткину руку.

Тяжело дышащий Айдарбек настороженно наблюдал за тем, как я принимаю из рук Васи мешочек.

Я сунул внутрь пальцы, достал на подушечках несколько зёрнышек.

— Ясно. Банг.

Сагдиев нахмурился. Видимо, услышал знакомое слово.

— Это че ещё такое? — спросил любопытный Вася.

— Банг. Дурман-трава, — пояснил я.

— Так это ж наркотик… — удивился Вася.

— Это поможет, — проговорил Айдарбек слабым голосом. — Но духи предков начнут шептать…

Значит, вот что принимал Айдарбек после того, как мы привели его в пещеру. Я подозревал нечто подобное. К тому же это объясняло его безучастное поведение во время нашей заварушки.

— Это изъять надо! — сказал Уткин, поочерёдно глядя то на меня, то на Сагдиева.

— Нет. Пусть принимает, — сказал я задумчиво. — Иначе до заставы не протянет.

Прикинув два и два, я сказал Айдарбеку, показав ему мешочек:

— Я дам тебе твой банг, Айдар, но сначала расскажи подробнее всё, что знаешь. Иначе с твоими голосами предков путного ничего уже не расскажешь.

Старик сделал брови домиком. Посмотрел на меня как-то жалобно, а потом пролепетал:

— Болит…

— Так. Ильяс, дай ему обезбол. Есть ещё?

— Пока да, — кивнул Сагдиев. — Анальгин.

— С его ранением это как мёртвому припарка. Давай по-фронтовому. Со спиртом. Так эффект будет получше.

— Это… как? По-фронтовому? — удивился Сагдиев.

— Дай таблетки и спирт из аптечки. Ложку ещё.

Сагдиев послушался. Он выдавил мне две таблетки анальгина из пластинки. Передал маленький тридцатимиллилитровый флакончик спирта, которым обычно обрабатывают раны.

Я аккуратно растолок таблетки камнями. Ссыпал порошок в алюминиевую ложку с заранее налитым туда спиртом. Потом добавил несколько капель воды из своей фляги.

При тусклом свете нашей коптилки я осмотрел получившуюся мутноватую жидкость. Встал, держа ложку. Подошёл к пастуху.

— Глотай разом. Скоро полегчает.

Старик жалобно глянул на меня. Потом на ложку. Открыл рот. Я залил обезболивающее ему в рот.

Старик проглотил, сморщился от горечи. Потом сплюнул неприятную на вкус слюну и тут же зашипел ещё и от боли в ноге.

— Вот. Запей, — предложил я ему фляжку.

Тот принял, сделал несколько жадных глотков. Тогда я вернулся на своё место.

— Теперь рассказывай.

Айдарбек чуть-чуть помедлил. Вздохнул и заговорил:

— Душманы пришли. Сказали, им нужны проводники. Я отказался. Но когда они сказали, что убьют всех — Расул вызвался идти. Расул мой первый сын. Он застал дни, когда я ещё по горам ходил. Расул со мной ходил, когда стал уже мужчиной. Он горы знает. Расул говорил душманам: я пойду вместо отца. Ну… ну они как узнали, что мы по горам ходили, забрали всех — и меня, и Расула, и Джамиля.

— А Джамиль? — спросил я. — Он тоже ходил по горам?

Чувствовал я, что старик юлил. Он упорно не хотел рассказывать нам о своём младшем сыне. Всячески избегал этой темы.

Горец не ответил сразу. Он сжал свои большие обветренные губы.

— Он пастух. Не ходил проводником. Но пас овец высоко-высоко в горах. Потому его тоже взяли.

Внезапно Айдарбек снова скривился от боли, даже скрипнул зубами.

— Можно банг?

— Можно, — я решил его не мучать лишними расспросами касательно сына. Видел, как тяжело даётся старому Айдарбеку наш разговор. Но всё равно спросил: — Но сначала расскажи, кто с ними пошёл? Ты видел тех душманов?

— Видел, — кивнул Айдарбек. — Только лица не видел. Они их закрыли. Один был длинный, как палка. Глаз у него недобрый, нечеловечий. Второй душман — маленький и крепкий, как пенёк. Второй…

Старик указал на свою винтовку «Мосина», стоящую у стены рядом с Сагдиевым. Докончил:

— С ружьём.

Мы переглянулись.

— Первый вооружён? — спросил я.

Айдарбек покачал головой.

— Не знаю. Я не видел. Но второй… У второго на ружье… — Он задумался. Снова сморщил лоб глубокими складками. — У него дурбин-назар.

— Что? — не понял Уткин. — Какой Назар?

— Дурбин-назар, — Айдарбек сделал руками жест, как бы показывая трубу или цилиндр.

— Трубка? — спросил я.

— Да, — тот покивал. — Труба.

— Оптический прицел, — проговорил я тихо. — Значит, среди них идёт снайпер.

— Плохо дело, — покачал головой Вася Уткин.

— А чего плохо-то? — возразил ему Сагдиев. — Там же Алим. У Алима с собой плетка. Если что — он любому снайперу сто очков вперёд выдаст.

— Если только, — я потёр слегка колючую от появлявшейся редкой щетины щёку, — их не захватят врасплох. Ладно.

Я поднялся, протянул Айдарбеку его сморщенный, словно лицо старика, мешочек.

— На тебе твой банг.

Старик торопливо принял его. Сунул пальцы внутрь, потом в рот. Стал быстро жевать зёрна. Потом почему-то уставился на Ильяса. Внезапно предложил и ему отведать своего дурмана.

Тот отмахнулся.

— Не, спасибо, отец, — сказал Сагдиев. — Я хоть и мусульманин, но не дурманщик. Жуй себе спокойно свой банг.

— Опаздывают, — буркнул мне Вася, когда увидел, как я смотрю на часы.

А между тем подходило уже два часа следующего дня.

Сегодня было ясно. Синее, безоблачное небо развернулось над горами. Солнце стояло высоко. Пекло оно так, что прозеваешь — получишь ожог. Тем не менее, стоило ему скрыться за каким-нибудь горным хребтом, температура тут же падала. Холодало.

Светило мерно плыло по небу. Под его лучами скалы отбрасывали чёрные, словно бы вырезанные ножом тени.

Воздух на хребтах, что были подальше, дрожал под палящим солнцем. Тут и там возникали миражи: то тень вдали, будто бы от вражеского снайпера, засевшего за валуном, то незнакомый силуэт путника, следующего прямо между скальных выступов.

Я стоял на улице, на тропе. Осматривал окрестности.

Дул ровный ветер. Пусть сегодня был он не сильным, не порывистым, но всё равно пронизывал до костей. А ещё — монотонно шумел в скалах и ущельях. Шум этот соседствовал с ровным шуршанием собственной крови, звучащей в ушах.

Сухой, разреженный воздух раздражал слизистую. Каждый вдох давался с усилием.

Я уже чувствовал лёгкую головную боль, которую, впрочем, сам себе приказал не замечать. К ней примешивалась сонливость.

Я понимал — это симптомы горной болезни, с которыми придётся бороться, чтобы оставаться бдительным.

— Да, запаздывают, — согласился я.

Вася Уткин, вернувшийся только что от лошадей, посмотрел вниз, в пропасть. Сказал:

— Если б на тридцать минут, ну на час, я бы ещё понял. Горы тут, всякое может случиться. Но они и правда долго уже.

Вася сглотнул, придерживая фуражку от ветра, чтоб не унесло.

— Что делать-то будем? Ждать?

Сагдиев выбрался из пещеры. Спросил:

— Воды принёс?

Вася сунул ему свою полную родниковой воды фляжку.

— Продезинфицировал?

— А то ж, — кивнул Уткин.

— Как там старик? — обернулся я к Ильясу.

К утру Айдарбеку стало хуже. Нога опухла, началась лихорадка. Если затянуть с помощью — может пойти гангрена. Ждать было нельзя.

— Бредит, — буркнул Сагдиев. — От анальгина отказывается. «Семечки» свои всё жуёт. Ну что там? Не видать наших-то?

Я ему не ответил. Прикрыл глаза рукой. Глянул вверх по тропе. Под сильным на такой высоте солнцем она казалась ослепительно белой.

— Ждать нельзя, — проговорил я тихо.

— Чего? — переспросил Вася, стараясь ловить каждое моё слово сквозь шум ветра.

— Значит, слушайте, как мы сделаем, — обернулся я к обоим пограничникам. — Вы возвращаетесь. Берёте лошадей, старика и езжайте на заставу. Ильяс, ты ж часто в горы ходил?

Ильяс, несмотря на то что выделялся он своим спокойствием и флегматичностью, граничащими иной раз с безразличием, удивлённо приподнял брови.

— Ходил. А ты, Саша? Ты что делать собрался?

— Ну вот и хорошо. Тогда доведёшь Васю с Айдарбеком до заставы. Как только до первой розетки дойдёшь, доложишь Тарану, что у нас тут творится.

Сагдиев нахмурился.

— А ты? — спросил Вася.

— На вот, — вместо ответа я протянул Уткину камешек-маяк. — Береги, как зеницу ока. Это важная улика. Передашь её начальнику. Сообщишь также, где остальные искать. Я тебе рассказывал. Запомнил?

Вася робко принял камушек. Покрутил его в толстых грязноватых пальцах. Буркнул:

— Запомнил.

— Ну и хорошо. А я вверх по тропе пойду, — сказал тогда я. — Найду наших. Сильно они запаздывают. Возможно, что-то случилось.

— Думаешь, нарвались ещё на кого из этих? — спросил Уткин, кивнув к пещере.

— Саша, — сказал вдруг Сагдиев строго, — я понимаю, ты у нас молодец, каких поискать. Но горы — дело другое. Ты тут первый раз ходишь. А одному, без помощи, в здешних местах тяжело. Давай все вместе пойдём. Пойду лошадей готовить к отбытию.

— Иди готовь, — согласился я. — Но вверх я пойду один.

Сагдиев, направившийся уже было к конскому укрытию, обернулся под удивлённым, ничего не понимающим взглядом Уткина.

— Нет, Саша. Это верная смерть.

— Если мы вместе пойдём — вот верная смерть. Как минимум для Айдарбека. Не выдержит он перехода, но если назад пойдёте сейчас, у него есть шанс дотянуть.

Сагдиев с Уткиным переглянулись.

— Тогда и ты пошли с нами назад, — выпятил грудь Уткин. — Втроем доберёмся до заставы. Тогда Таран к парням отправит группу на выручку.

— Группа может не успеть, — покачал я головой. — А мы втроем да ещё с раненым под боком станем лёгкой добычей, если вдруг что. Айдарбек быстро в седле ехать не сможет. Затормозит нас. Если с парнями беда — не успеем.

Пограничники молчали. Оба смотрели они на меня, не отрывая взглядов.

— Сашка… Куда ты, туда и я, — проговорил Уткин несколько нерешительно.

— Я знаю, Вася, — кивнул я. — Но сейчас случай другой. Если вы хотите помочь мне — сделайте, как я прошу. Возвращайтесь.

Вася Уткин сглотнул. Сагдиев, сжав губы, опустил взгляд. Потом снял фуражку, провёл пятернёй по тёмному ёжику своих коротко остриженных волос.

— А если ты не вернёшься? — спросил Ильяс Сагдиев, взглянув наконец на меня.

— Это Граница, Ильяс. Тут мы каждый день можем не вернуться, — я улыбнулся. — Вы должны бы уже попривыкнуть. Так что идите. От вас зависит, как скоро к нам помощь подоспеет.

Спустя два часа пути мой организм стал сильнее испытывать на себе всю тяжесть пребывания в высокогорных условиях. Теперь приходилось следить не только за окружающей обстановкой, но и за состоянием своим и Огонька.

Периодически я трогал шею жеребца, считал пульс его сердца. Лошади быстрее чувствуют гипоксию. Если сердце Огонька начнёт бешено биться, придётся останавливаться.

Кроме того, как только я отправился в путь, стал применять правило шестидесяти минут — каждый час спешиваться и некоторое время идти пешком, чтобы улучшить кровообращение в ногах.

В седле же я пытался синхронизировать своё дыхание с движением лошади — вдох, когда Огонёк заносил передние копыта, выдох — когда задние ноги отталкивались от камней. Через десять минут такого дыхания тело само дышало в такт, будто мы с жеребцом слились в одно единственное существо.

Хорошо помогала «поза чабана». Я ссутулился, перенёс вес тела на переднюю луку седла, чтобы упростить диафрагме её работу.

Я не смотрел на перевал, маячивший где-то выше. Только считал шаги Огонька: «Сорок три, сорок четыре…» Десантура научила — если думать о конце пути, горная болезнь съест тебя заживо.

Так мы с Огоньком и двигались по извилистым тропам всё выше и выше.

Первым доказательством того, что я был прав, и у наряда начались проблемы, стал звук выстрела, разнесшийся где-то в горах.

Громкий звук выстрела, казалось, отразился от самого неба и рассеялся по всем вершинам Бидо.

— Тпру… — лёгонько натянул я поводья. Прислушался.

Снова грянул выстрел. Звук его был странным, нехарактерным и непривычным моему уху — будто кто-то разбил толстое стекло кулаком. Звук не раскатился, а осел в скалах тяжёлым гулом, как будто гора вздохнула и замолчала.

Если работал снайпер, стреляли не из СВД. Может, из пулемёта? Но почему так редко и одиночными?

Грянуло снова, в третий раз. Теперь я обратил внимание на эхо. Постарался хоть как-то, хоть приблизительно оценить расстояние. Эхо почти не было.

Если брать во внимание погоду, можно было определить, что стреляли примерно на расстоянии от одного до четырёх километров от меня. Правда, сказать наверняка было сложно.

Тогда я решил не спешиваться. Пришпорил коня и повёл его дальше по тропе.

Она петляла. Мы с Огоньком прошли сквозь невысокое ущелье и вышли к пропасти, на новый серпантин. Всё это время звуки выстрелов сопровождали нас, повторяясь каждые несколько минут.

По открытому месту, где я мог легко стать мишенью для возможного стрелка, я не рискнул идти верхом.

Я спешился, накинул поводья Огонька на куст низкорослого можжевельника, выросшего в камнях чуть повыше тропы.

Взяв автомат, аккуратно пошёл к краю ущелья. Здесь оно заканчивалось. Начиналась пропасть, а тропа, бегущая под отвесной скалой, скрывалась от меня и заворачивала за неё.

Я прислушался. Стал внимательно наблюдать за горами, что выросли на той стороне пропасти. Стал ждать.

Хлопнуло снова. Я не заметил стрелка. Зато в следующий момент раздалась ответная очередь. Стреляли из АК.

— Наши, — прошептал я.

К сожалению, на тропе до самой скалы укрытий не было. Выйду — стану лёгкой мишенью. Конечно, при условии, что стрелок сможет заметить меня со своей позиции.

Тем не менее, за скалой началась перестрелка. Если раньше снайпер бил безнаказанно — а что это снайпер из группы лазутчиков, у меня не было сомнений, — то теперь ему отвечали.

Раздумывал я недолго. Стиснув автомат, короткими перебежками, пригнувшись, пошёл по тропе к скале.

Разреженный воздух быстро дал о себе знать. Буквально метров через сорок я стал чувствовать одышку. Принялся тщательнее контролировать дыхание.

Закончив очередную перебежку, я пошёл шагом, слушая окружение.

Перестрелка была весьма неспешной. Снайпер продолжал бить, а ответом ему всегда были вялые очереди или одиночные из автоматов Калашникова. Бойцы явно били наугад.

Через минуту я достиг скалы. Прижался к ней, переводя дыхание. Быстро помассировал виски, чтобы прогнать давящую боль из головы. Потом снова взял автомат, болтавшийся на моей груди. Стиснул его. Ринулся за скалу к первому попавшемуся укрытию — большому, но пологому камню, высившемуся у тропы прямо над пропастью.

Не рискуя приближаться к нему и опасаясь камнепада, я залёг за камнем. Стал осматриваться.

— С-с-с-ука… — протянул я, когда сумел рассмотреть остальную часть тропы, что скрывала от меня отвесная скала.

Нет, я не увидел стрелка. Перед моим взором открылась гораздо более ужасающая картина — трупы лошадей наряда, лежавшие на тропе или завалившиеся на пологий, рассыпчатый каменный склон, спускавшийся к ней.

— Вот падла, — прошептал я, шаря взглядом по горам, что протянулись на той стороне пропасти. — Где же ты, сукин сын?

Сомнений не было — снайпер застал наш наряд врасплох.

От автора:

Рыжий, рыжий конопатый… убил СССР!

Ну а кто виноват, тот и спасать будет.

Хорошая скидка на первый том: https://author.today/work/442674