Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 13

— Это болеголов, — сказал я сухо, растирая быстро высохший сок растения в пальцах.

Марджара ничего не сказал. Мартынов нахмурился. Вопросительно кивнул и бросил:

— Что?

— Болеголов. Ядовитое растение, которое легко можно спутать с тысячелистником.

В глазах Мартынова блеснула злоба. Он обернулся к мальчишке так резко, что тот аж вздрогнул.

— Значит, отравить Молчуна хотел? — прошипел Мартынов и медленно пошел к Джамилю.

Пастушонок, сидевший у костра, принялся испуганно отползать от старшего сержанта.

— Мы, значит, эту суку снайперскую ловили, потом вязали… Я, чтоб его поймать, по харе получил, а ты его убить решил, паскуда⁈

Мальчик торопливо и испуганно забормотал что-то на киргизском. По интонации я понял, что он оправдывался.

Когда Мартынов закатил рукав на правой руке, я поднялся, схватил его за одежду.

— Тихо ты, не горячись.

— Что значит тихо⁈ — обернулся Мартынов. — Что значит тихо, Саша⁈ Ты видал, че он делает! Он хотел отравить нарушителя госграницы! А мы его что, зря ловили⁈

Мартынов было дернул плечом, чтобы высвободиться из моей хватки, но я не отпустил, только дернул его сильнее, заставив тем самым обернуться.

Наши взгляды — злобный Мартыновский и холодный мой — встретились.

— Сейчас нет места эмоциям, Витя, — сказал я спокойно.

— Его, небось, Молчун мучал, пока тот его по горам водил, вот пастух и решил счеты свести! А что, если он и нам в жратву чего-нибудь подсыпет? Травки какой-нибудь!

Я отпустил Мартынова. Под ледяным взглядом Марджары собрал все травы, что они принесли, и пошел к обрыву.

О болеголове я знал, но велик был шанс, что в этой охапке есть и другие ядовитые травы, о которых я просто не подозревал.

Тогда я выкинул всю траву в пропасть.

— Это ты погорячился, Саша, — сказал Марджара спокойным тоном. — Мальчик мог просто ошибиться. У него могло недостать опыта в таких делах. Вот и все.

— А чего ж тогда соглашался⁈ — крикнул Мартынов Марджаре.

Марджара спокойно, и даже как-то медленно, повернулся к Мартынову. Кратко бросил:

— Он боялся.

Я понимал, что Марджара лжет.

Этот Хусейн был хитрым как змея и вертким как морской гад. Он всё же как-то умудрился подговорить мальчишку отравить Молчуна.

План был блестящим.

Марджара понимал, что мы с Мартыновым вряд ли разбираемся в местных лечебных растениях. Вот он и приказал мальчишке принести ядовитый болеголов, который так легко спутать с тысячелистником.

Джамиль сделал бы из него какую-нибудь припарку — и приморил Молчуна. И вряд ли бы кто-то стал разбираться в том, умер ли снайпер от ран или же от яда. Ни свидетелей, ни улик. И Марджара тут остался бы непричем — и врага уничтожил, и остался чист перед советскими спецслужбами.

В этот момент я строго решил, что выведу этого сукина сына на чистую воду. Узнаю, почему он так жаждет убить своего старого товарища.

Нет, дело тут явно не в личной вражде. Я думаю, ради того, чтобы просто свести счеты, Марджара не стал бы так рисковать. Не стал бы выдумывать такие хитроумные уловки. Дело тут в другом.

Были у меня определенные предположения, касающиеся умысла Хусейна. Тем не менее я должен убедиться в них.

Да только, если действовать в лоб, Марджара просто будет отнекиваться. Ведь ни доказательств, ни прямой связи с действиями парня у него нет. Нужно поступить хитрее. И я знаю как.

— Травничество отменяется, — сказал я, хлопнув ладонью об ладонь. — Будем поддерживать Молчуна тем, что есть.

Мартынов сплюнул. Выматерился. Потом со злым недовольством глянул на мальчишку.

— Только зря за этим сукиным сыном по горам лазил, — затем он приказал парню: — Встать!

Мальчишка не понял.

Марджара перевел ему, и тот несмело поднялся.

— Скажи этому, пускай свой халат снимает! — сказал Мартынов. — Щас я его обыскивать буду, чтоб ни единой травинки нигде не спрятал!

Я аккуратно тронул тонкую проволоку, протянувшуюся буквально в нескольких сантиметрах от поверхности тропы. Она была привязана к колышку, замаскированному камнями и тянулась поперек пограничного пути. А потом уходила куда-то в низкорослые кусты тамариска.

— Растяжка, — сказал Марджара, разрывая марлевый бинт вдоль и протягивая мне кусочек.

Я аккуратно намотал его на палку. Потом воткнул ее в землю, рядом с растяжкой.

До этого мы нашли еще две растяжки на тропе. Снайпер установил их на расстоянии нескольких метров друг от друга. Я пометил и остальные.

А в самом конце нас и вовсе ожидала мина.

Тропа тут была узкой. Часть ее когда-то обвалилась, и Зубаир воткнул мину прямо в середине тропы. Прикопал ее, засыпал щебенкой. Мина выдавала себя лишь тем, что казалась небольшой кочкой на дорожке. Кочкой, которую сложно было заметить, если не знать, что здесь заминировано.

Я аккуратно опустился рядом с ней на колено. Тихонько и медленно раскопал. Увидел ее округлый корпус в темно-зеленой краске с нажимной пластиной сверху.

Небольшая, размером чуть больше чем с кулак, это была противопехотная мина «тип семьдесят два» китайского производства. Такие штуки Китай активно поставлял в Пакистан. Оттуда она в больших количествах попадала в руки афганским моджахедам.

— Тип семьдесят два, — сказал Марджара, глядя мне через плечо. — Неприятная игрушка. Зубаир такие любит.

— Дай бинт. Пометим.

Марджара отдал мне оставшийся кусок бинта, и я снова привязал его к палке. Воткнул ее рядом с миной. Встал.

— Думаю, это все, — сказал Хусейн.

— Проверим еще метров двести тропы, — сказал я и махнул рукой дальше, к стрелковой позиции Зубаира, о которой нам рассказал Джамиль.

— Не думаю, что это обязательно, — Марджара покачал головой. — Мы нашли три растяжки и мину. Обычно Зубаир не носит с собой больше. С такой нагрузкой уже сложно ходить по горам.

— Лучше, — я поправил ремень автомата, висящего за спиной, — лучше перестрахуемся.

Марджара пожал плечами.

Мы неспешно двинулись дальше, внимательно осматривая тропу.

Время подходило к двум часам дня.

Горный ветер усилился. Он гнал по синему, уходящему к горизонту небу многочисленные облака. Плотные, они то и дело заслоняли собой солнце. Бросали на гору огромные тени.

В такие моменты заметно холодало. Я поднял воротник бушлата, чтобы не дуло в шею.

— Значит, — я нарушил тишину между нами с Хусейном, — ты думаешь, что мальчишка просто ошибся? Перепутал травы?

— Это вполне возможно, — сказал Марджара. — Он неопытен. Как это будет на русском? Зеленый совсем?

— Зеленый, — согласился я.

— Ну вот. Страх, волнение, сомнения. В его душе бушует буря эмоций. К тому же заниматься собирательством под дулом автомата — не самое приятное дело.

— И ты исключаешь любой злой умысел? — Приподняв бровь, я глянул на Марджару.

— Несомненно, Зубаир не был слишком уж обходителен с Джамилем. К тому же он угрожал его семье. У мальчика есть все основания ненавидеть Молчуна. Впрочем, — Хусейн едва заметно вздохнул, — как и меня. Тем не менее я не думаю, что он пошел бы на такой отчаянный шаг и попытался отравить Зубаира. Этот молодой пастух сломлен и растерян. Он не похож на того, кто готов решиться на убийство.

— Но похож на того, кем легко управлять, — сказал я, не глядя на Марджару.

Боковым зрением, тем не менее, я заметил, как Хусейн на одно единственное мгновение замедлил шаг. Едва заметно обратил ко мне лицо. Глянул прищуренным взглядом.

— Если ты говоришь обо мне, — сказал Хусейн, — если считаешь, что я надоумил паренька, то вынужден тебя огорчить. Да, я считаю, что Зубаир должен умереть. Считаю его подонком человеческого рода, что не имеет права жить после того, что он сделал за эти годы. Но убивать его я не стану. Я осознаю последствия.

— Если бы ты убил его, последствия несомненно были бы, — сказал я. — Как минимум, к тебе появились бы вопросы.

— Я собираюсь быть совершенно откровенным с советскими спецслужбами и властями, — вздохнул Хусейн.

Вздох этот казался неестественным. Не соответствующим хладнокровной натуре Марджары. Он получился слишком человечным для него. Слишком искренним.

— Столь же откровенным, сколь и с вами, — продолжал Марджара. — Я намерен оказывать любую помощь. Быть предельно честным и открытым. Ведь от этого зависит жизнь моей семьи.

Мы добрались до поворота пограничной тропы. Тут она поворачивала вправо и бежала в ущелье. По словам пастушонка, именно здесь, на этих скалах, что высились над тропой, Зубаир организовал свою стрелковую позицию.

И нужно было признать, она была мне довольно удачной. Зайди мы в ущелье — оказались бы у него как на ладони.

— Думаю, хватит. Больше растяжек нет, — сказал я.

— Я говорил, — Марджара кивнул. — Зубаир расходовал весь свой боезапас, чтобы устроить нам ловушку.

— Давай возвращаться.

Мы направились обратно, к шалашу.

— Знаешь, Марджара, — сказал я немного задумчиво и с притворным добродушием, — я тебе верю. Верю, что мальчишка и правда ошибся.

— А ты вовремя заметил его ошибку, — Марджара тоже улыбнулся — шире и гораздо искреннее, чем обычно.

Всё-таки Надим Хусейн при всей своей безэмоциональности был отличным актером.

— Я не думал, что у тебя есть такие познания в травах, Саша. Если б не ты, Молчун был бы мертв.

— Немного опыта и немного везения, — хмыкнул я. — Но знаешь что? Если бы ты даже и желал смерти Зубаиру и планировал его убить, это уже было бы неважно.

— Вот как? — Надим невесело хмыкнул.

— Да. Я не говорю, что ты действительно этого хочешь, но если бы хотел — ничего бы не успел сделать. Ни ты, ни Джамиль. Наряд скоро будет здесь.

— Это хорошо, — похолодел тоном Марджара.

— Да. Мы сделаем всё, чтобы доставить вас двоих в целости и сохранности и передать кому надо. И будь уверен: и тебя, и Молчуна тщательно допросят. Вы оба сможете рассказать нашей разведке всё, что знаете. И я считаю, сведения, которыми ты обладаешь, будут достаточно ценными, чтобы КГБ пошло с тобой на сделку.

— Саша, — Марджара, шедший рядом, вдруг тронул меня за плечо.

Я остановился, глянул на него.

Взгляд Марджары показался мне совершенно нетипичным. Несмотря на напускную холодность, можно было различить в его глазах одну робкую, едва заметную эмоцию — Хусейн был в отчаянии.

— Я не собираюсь и никогда не собирался убивать Молчуна, — сказал он.

— Я знаю, — улыбнулся я Марджаре.

В этот момент я уже знал ещё кое-что. Хусейн поддался на мою провокацию. Теперь нужно было исполнить вторую часть моей задумки. Часть не менее важную, но гораздо более сложную.

— Его нет слишком долго, — сказал Селихов, вставая и поднимая автомат.

Марджара, сидевший под стеной шалаша, пошевелился. Глянул на подорвавшегося пограничника.

Мальчишка Джамиль выглянул из шалаша. Испуганными глазами посмотрел на Селихова.

Примерно полчаса назад Мартынов снова ушел за водой. В их распоряжении были всего две фляжки на пятерых. Кроме того, Молчуну требовалось много пить. Потому вода уходила быстро.

— Ты думаешь, что-то случилось? — спросил Марджара, изобразив настороженность и обеспокоенность.

— Это граница, — сказал Селихов, надевая панаму. — Тут может случиться всё что угодно.

— Но… До ручья совсем недалеко, — сказал Хусейн задумчиво. — Всего метров четыреста. Так просто не потеряешься. Если только…

Селихов строго посмотрел на Марджару.

Хусейну было странно видеть на молодом, почти юношеском лице Селихова такой тяжелый, умудренный опытом взгляд. Он казался неестественным. Слишком глубоким для человека, едва прожившего девятнадцать лет.

Хусейн признался себе, что вид этих суровых глаз заставляет его содрогаться до самой глубины души. Это было странно. Это пугало.

— Это не могут быть твои дружки? Еще одна группа? — спросил Селихов сухо.

Марджара задумался. На этот раз он действительно стал размышлять об этом, а не просто делать вид.

— Я не знаю, — признался он. — По нашему приказу выход еще одной группы не планировался.

Марджара нервно сглотнул и добавил:

— Тарик Хан вряд ли отправит еще кого-то. Слишком рано. По плану мы должны были вернуться только после завтра к обеду. Еще рано подозревать, что наша миссия провалилась.

Селихов резко повернул голову. Устремил свой взгляд вверх по тропе. Бросил:

— Идет война. Здесь достаточно других врагов, которые не побоятся залезть на советскую территорию.

Марджара не ответил. Испуганный взгляд Джамиля скакал от Селихова к Марджаре и обратно.

— Я пойду проверю, — сказал Саша. — Присмотри за Молчуном и этим пастушонком. Если не вернусь через пятнадцать минут — встречай тревожную группу сам. Объясни всё старшему группы. Скажи, Селихов велел передать, что тебе можно доверять. Тогда тебя не тронут. Задержат без лишних пинков.

Марджара почувствовал волнение. Почувствовал вкус робкой возможности. Тем не менее нутро его будто бы сжималось от переживания. Если он решит пойти на отчаянный поступок — будут последствия. Но если Молчун выживет — последствий будет еще больше.

Они с Селиховым вернулись в шалаш час назад. И весь этот час Хусейн размышлял, как ему поступить. Размышлял судорожно и упорно. Нельзя было допустить, чтобы Зубаир остался жив. Но и надеяться на то, что он умрет от ран, Марджара не мог. Да вот только новый способ устранить Молчуна он еще не придумал.

Происходящее в равной степени казалось Марджаре и счастливым стечением обстоятельств, и какой-то уловкой.

— Хорошо, Саша, — сказал Хусейн спокойно.

Селихов ему ничего не ответил. Он едва заметно кивнул, поправил ремень автомата на плече, а потом быстро пошел вверх по тропе.

— Что такое? — тихо и удивленно спросил у Хусейна Джамиль, провожая пограничника взглядом.

— Всё хорошо. Иди в шалаш.

Мальчишка повременил несколько секунд, а потом подчинился холодному тону Надима.

Марджара не стал действовать сразу. После того как пограничник скрылся за скалой, он прислушался. Потом медленно встал и походил у шалаша. Осмотрелся.

Внутренний голос трубил о том, что во всём этом есть какой-то подвох. Холодный ум подсказывал, что подвоха быть не может.

Ведь нет никаких улик тому, что это Марджара подговорил мальчишку отравить Молчуна. Его допрос ничего не дал. Под суровым взглядом Хусейна, мальчишка лепетал только то, что просто ошибся. Перепутал травы. Кроме того, Хусейн благоразумно согласился с пограничниками, когда Селихов решил не убивать Зубаира. Уличить Марджару в таких намерениях было нельзя. Просто не находилось причины.

«Они могут что-то подозревать, но им не за что зацепиться, — подумал Хусейн. — А время уходит. На счету каждая секунда».

Тогда Марджара решился.

Он медленно, пригнув голову, вошел в шалаш. Бросил взгляд на удивленного Джамиля, сидевшего на нарах.

— Что случилось? — спросил мальчишка.

— Ничего. Сиди.

Собственный тон показался Хусейну излишне жестким, но он не придал этому значения.

Парень просто вжался в стену шалаша. Под его спиной скрипнули деревянные доски.

Хусейн приблизился к Зубаиру.

Молчун казался спящим. Пограничники привязали руки раненого снайпера к нарам.

Марджара почувствовал, как быстро бьется сердце. Оно редко ускоряло темп. Только в самых опасных ситуациях, в бою, на смертельных заданиях могло колотиться так же сильно. Марджаре никогда это не мешало. Он прекрасно владел собой.

Бешено колотившееся сердце не помешало ему и в этот раз.

Когда Хусейн зажал Молчуну рот ладонью, тот раскрыл глаза. Тогда Марджара зажал ему еще и нос.

Снайпер стал мычать. Дергаться, стараясь высвободить руки. К счастью для Надима, Молчун был слишком слаб.

Зубаир пытался вздохнуть, отворачивал голову, рычал словно раненый барс.

— Ты, — безэмоционально, но жестко бросил Надим Джамилю. — Подержи ему голову.

Мальчишка широко раскрыл глаза от удивления, приоткрыл рот, не зная, что ему делать. В изумлении встал. Но помедлил.

— Быстро! — крикнул ему Надим злобно.

Джамиль поспешил исполнить указания. Он подошел, опустился над Молчуном, несмело схватил ему голову.

— Крепче.

Молчун пытался вырваться. Изо всех сил мотал головой, стараясь не дать мальчишке удержать себя.

— Я сказал, крепче! — рявкнул Надим.

Парень вцепился в волосы снайперу изо всех сил. Надим поднажал. Молчун стал задыхаться.

— Ты думал, — начал Надим на урду, — думал, я дам тебе что-то им сказать? Думал, позволю тебе мне помешать? Не-е-е-т… Я тебе не позволю… Я…

Марджара не договорил. Он просто осекся и вздрогнул.

Всё потому, что услышал, как за его спиной лязгнул передёргиваемый затвор автомата.