Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 12

Я внимательно всматривался в густую тень неширокой, но глубокой расщелины. Оценивал тёмный силуэт человека, что скрывался в этой тени.

Больше всего в образе этого незнакомца привлекали внимание глаза. Большие, миндалевидные, они поблёскивали от страха.

— Выйти, — приказал я строго, но беззлобно.

К этому моменту я уже понял, с кем имею дело. Это был мальчишка Джамиль — второй сын Айдарбека.

Мальчик не пошевелился. Только напугался моего голоса и оружия, что я на него наставил. От этого глаза его расширились ещё больше.

Не сводя с него автомата, я жестом подозвал его выходить. Вряд ли этот пастушонок может изъясняться на русском языке.

Он послушался.

Хватаясь за сырые от воды камни и внимательно выбирая, куда встать на мокром дне расщелины, он полез наружу.

Когда вышел на свет, я смог его рассмотреть.

Мальчишке можно было дать не больше семнадцати, ну максимум восемнадцати лет.

У него было смуглое лицо со всё ещё по-детски мягкими чертами, но широкие скулы уже обострились, намекая на то, что скоро мальчик станет мужчиной.

Джамиль был худ и жилист, но достаточно высок. Тем не менее он сутулился, будто бы стараясь казаться меньше и незаметнее. По-юношески узкие плечи парень немножко вздёрнул к ушам, будто бы опасаясь внезапного удара.

Джамиль носил старый, видавший виды чапан землистого цвета. Подпоясал его кожаным ремнём с большой медной бляхой. Шерстяные домотканые шаровары заправил в кожаные ичиги.

У парня были чёрные, вихрастые волосы. Выбритые по местному обычаю на висках, они, тем не менее, выбивались из-под войлочного калпака с ушами. Ложились на лоб непослушными прядями.

— Что там, Саша? — спросил Марджара.

Услышав его голос, мальчишка явно ещё сильнее напрягся. Глаза его пуще прежнего заблестели страхом.

— Проводника Зубаирского нашёл, — бросил я суховато.

Хусейн сделал два медленных шага, внимательно наблюдая за мной. Потом, видя, что я его не останавливаю, пошёл быстрее. Обошёл замшелый валун.

Лицо мальчишки, смуглое и бугристое на щеках от постоянного нахождения на ветру и на солнце, вытянулось в изумлении, когда он увидел знакомого ему Хусейна.

Тот поспешил ему что-то сказать.

Голос Марджары звучал тихо и успокаивающе.

— Что ты ему сказал? — спросил я на всякий случай.

— Чтобы он не боялся. Что тебе можно доверять и ты не лишишь его жизни.

Я всмотрелся в лицо мальчика. Тот не решался отвечать взглядом. Зрачки его скакали, на несколько мгновений встречаясь с моим взглядом, но он почти тут же отводил их в сторону. Боялся смотреть прямо.

— Передай ему, что да. Мы не тронем его. Но ему придётся пойти с нами.

Хусейн передал.

Мне казалось, что лицо Джамиля уже не может стать ещё более испуганным. Однако оно стало.

— Спроси, есть ли у него оружие?

Марджара спросил снова. Перепуганный мальчишка быстро отрицательно покачал головой.

— Он врёт, — тут же сказал я. Глянул на Марджару.

— Вероятно, — кивнул Хусейн. — Я бы, на его месте, прихватил бы винтовку Молчуна.

— Я бы тоже. Последи за мальчишкой. Я проверю расщелину.

— У этого Молчуна температура, видать, — сказал Мартынов, выйдя из шалаша и сразу покосившись на Джамиля, сидевшего у стены нашего укрытия.

Мальчишку мы обыскали. При себе у него нашлось два десятка патронов для мосинки, самодельный охотничий нож и мешок сухарей. В расщелине, как и ожидалось, я нашёл винтовку Мосина.

Впрочем, для предосторожности я избавился от оружия — просто выкинул её в пропасть. Так, на всякий случай, чтобы никто не соблазнился.

Ситуация и так была сложной. Получалось, что против двух пограничников — трое нарушителей, пусть один из них даже и ранен.

Да и Марджаре я не доверял. Этот человек, хотя всеми силами и пытался демонстрировать нам с Мартыновым свою полнейшую лояльность, всё равно казался мне скользким.

Его явное рвение убить Зубаира меня настораживало. Потому я решил держать с ним ухо востро.

Мальчишку мы допросили через Хусейна. Оказалось, он примерно знал, где снайпер устроил нам ловушку. Тогда я приказал ему показать это место.

А вот дела с Зубаиром были не очень. Снайпер молчал. Он постоянно делал вид, что спит. Если бодрствовал — отказывался отвечать на вопросы. Оправдывал, так сказать, своё прозвище.

Меня беспокоило то обстоятельство, что Молчун мог не дотянуть до заставы. У него начался жар. Время от времени накрывала лихорадка. Условия, в которые мы попали, требовали отчаянных, но решительных мер.

— Спроси у него, — сказал я Марджаре, греющему на маленьком костерке банку тушёнки, — знает ли он лечебные травы?

Марджара спросил.

Мальчишка ответил не сразу. Он сделал такое лицо, будто его бить собирались. Потом робко покивал нам.

— Спроси, знает ли он, где их взять? Растут ли они где-нибудь в округе?

— Знает, — кивнул Марджара, после того как спросил и получил от Джамиля ответ. — Он говорит, нужно подняться на скалу. Он видел там чабрец, горькую полынь. Тысячелистник. У козьих троп растёт подорожник.

— Отлично, — я кивнул, — значит, он отправится их собирать. Вить, присмотри за ним.

Мартынов недовольно искривил губы. Марджара, казалось, был как обычно бесэмоционален, но по его долгой паузе я понял, что ему такая идея тоже не понравилась.

Не успел Витя открыть рот, как заговорил Хусейн:

— Отличная идея, Саша. Лечебные травы могут помочь Зубаиру. Позволь мне сопроводить Джамиля.

В этот момент я понял — Марджара попался в мою ловушку.

Чуйка подсказывала мне, что Марджару лучше держать подальше от Джамиля. Так, на всякий случай. Мало ли что?

— Ты нужен мне, Хусейн, — возразил я. — Нужно отыскать и пометить мины, Зубаира, чтобы наши не наткнулись. С этим ты мне поможешь.

Уголки губ Марджары едва заметно опустились, но только на несколько мгновений.

— Я не сапёр, Саша. В таких делах от меня мало толку.

— Отлично, — пожал я плечами, — потому что я тоже не сапёр.

— Саш, можно тебя на два слова? — вдруг вклинился Мартынов.

Я глянул на Марджару. Потом на Джамиля, прижавшегося к стенке шалаша. Мальчишка выглядел совершенно затравленным. Он поджал и обхватил колени. Поглядывал на нас, словно напуганный щенок.

— Отойдём недалеко. Переговорим.

— Это срочно? — сказал я холодно.

— Срочно.

— Если хочешь что-то сказать, — начал я, не желая оставлять Марджару с Джамилем наедине. — Давай говорить здесь.

Мартынов недовольно раздул ноздри. Едва заметно кивнул на наших нарушителей. Однако он знал, как и многие другие на Шамабаде, что спорить со мной бесполезно.

— Мальчишке надо поесть, — сказал вдруг Марджара и снял банку с костра деревянными палочками, которые он выломал из молодой акации. — Да и нам всем тоже не мешало бы.

С этими словами он взял банку, ложку и отошёл к мальчику.

Я внимательно следил за ним. Марджара явно изображал тактичность. Хотел вызвать у нас доверие тем, что оставил, дав нам с Мартыновым поговорить без посторонних ушей. Да только я понимал — это его уловка.

Хусейн отдал тушёнку Джамилю, бросил ему несколько слов. Потом выпрямился и снова что-то добавил.

— Что ты ему сказал? — спросил я строго.

Хусейн обернулся.

— Что? — сделал он вид, что не расслышал. Но заметив мой суровый взгляд, поспешил ответить: — Пожелал приятного аппетита. Спросил, как он себя чувствует и заверил, что ему нечего бояться.

Я не поверил Марджаре. Но не выдал своих подозрений. Только кивнул, а потом спросил у Мартынова тихо:

— Что такое, Витя?

Марджара опустился к Джамилю. Поставил перед ним вскрытую банку тушёнки. Положил ложку.

— Ешь. Тебе понадобятся силы, когда придут остальные советские пограничники, — сказал ему Марджара на киргизском.

Джамиль не ответил ему. Его испуганный взгляд скакнул с банки к глазам Хусейна.

— Боишься за семью?

Молодой пастух снова не ответил. Только сглотнул неприятный ком, ставший поперёк горла от страха и волнения.

— Ну конечно же боишься.

Уголки губ Марджары едва заметно приподнялись, показав Джамилю жутковатую улыбку.

— Я могу помочь тебе их спасти. Предупредить. Знаю, как сделать это через пограничников, — сказал Марджара тихо. — Но для этого сначала ты тоже должен кое в чём мне помочь.

Джамиль непонимающе расширил свои большие, миндалевидные глаза.

Улыбка не сошла с лица Марджары, когда он тихонько достал из рукава чапана и положил рядом с банкой маленький стебелёк ядовитой беладонны.

Пастух ошарашенно уставился на непонятно где сорванное Марджарой растение.

— Чтобы я жил и смог тебе помочь, он должен умереть, — Марджара указал взглядом на вход шалаша.

Хусейн выпрямился. Добавил:

— Выбор за тобой.

— Саша, что за глупости? — прошептал мне Мартынов тихо. — Ладно, Марджара этот — тот ещё фрукт. Но он точно никуда не сбежит. Теперь, когда он помог нам взять Молчуна, он и себя к стенке припер. Ему обратно ходу нету.

— Так надо, Витя, — сказал я, украдкой наблюдая за Марджарой.

Пакистанский спецназовец присел у тропы, в нескольких метрах от нас, и принялся жевать сухарь. Пастух у шалаша за обе щёки уплетал тушёнку.

— Что надо? Что надо, Саша? Мы с тобой не сапёры. Но я лучше с тобой пойду мины искать, чем за этим мальчишкой приглядывать…

— А если он сбежит? — я хмыкнул.

Мартынов нахмурился.

— Так с ним же Хусейн будет. Присмотрит.

— А с чего ты взял, что Марджара его остановит?

На самом деле интуиция мне подсказывала, что Хусейну нужен этот Джамиль. Для чего? Мысли были. Однако, если их ход верный и Марджара задумал именно то, что я предполагал, пакистанец слишком рисковал. Даже чересчур, учитывая то, что после всего этого он хотел сотрудничать с СССР.

Пусть его намерения выдать КГБ всё, что он знает о «Пересмешнике», не вызывали у меня сомнений, но ненависть к Зубаиру заставляла задуматься… Тогда я решил, что лучшая стратегия — разделить этих двоих. И наблюдать за каждым по отдельности.

Мартынов задумался.

— Если не остановит — ему это потом припомнят. В его же интересах сотрудничать с нами. Ты пойми, идти разыскивать растяжки в одиночку, без помощи товарища — это как лечь в гроб раньше времени! У нас даже щупа нету! Придётся ножиком мину нащупывать! А если что с тобой случиться?

— Не случится, — ухмыльнулся я. — Я знаю, что делаю. И помощи Марджары мне хватит. А тебе нужно присмотреть за мальчишкой.

Я снова глянул на Хусейна. Добавил, понизив голос до практически шепота:

— Мне кажется, он что-то задумал. И для этого ему нужен мальчишка.

Мартынов сжал губы. Хотел было обернуться и взглянуть на Марджару, но одёрнул себя.

— И теперь он понимает, что мы что-то подозреваем, — докончил я.

— Понимает? — удивился Мартынов.

— Да. Потому что мы тут с тобой шепчемся.

Зрачки Мартынова забегали. Он понял, что поторопился вести со мной подобные разговоры. Однако я считал, что лучше так, чем оставить этих двоих наедине хоть на одну минуту. Пусть подозревает. Это сделает его менее решительным. Но и более внимательным.

Иногда, чтобы продолжать игру, нужно чем-то жертвовать и идти на риск.

— И… и что же делать? — растерянно спросил Мартынов.

— То, — я едва заметно улыбнулся, — что я тебе сказал — идти с Джамилем за лекарственными травами.

К одиннадцати часам дня Мартынов с Джамилем вернулись в лагерь. Витя принёс полный вещмешок трав. Тогда мы спросили пастуха, знает ли он, как готовить лекарственные отвары или мази. Через Марджару он сказал, что знает.

— Ну тогда готовь, — сказал я. — Если что-то нужно, говори сразу, потому что Хусейн пойдёт со мной, а Витя останется тебе помочь.

Когда Марджара передал мои слова мальчишке, тот кивнул. Сказал, что нужно больше воды и подходящие камни, чтобы растереть травы.

Мартынов, ругаясь про себя матом, встал. Взял полупустую фляжку.

Мальчишка, усевшись у маленького костра, принялся вынимать пучки трав из вещмешка.

Я сел рядом. Стал за ним наблюдать.

— Идём, — вдруг сказал Марджара, стоявший за моей спиной. — Ты говорил, наряд придёт к полудню.

Он поднял взгляд к небу, козырьком приложил ладонь ко лбу, чтобы не слепило солнце.

— А скоро полдень, — констатировал Марджара. — У нас мало времени.

Я проигнорировал его слова.

Взял пучок дикого лука, осмотрел и отложил. Взял тысячелистник.

Джамиль, ломавший и подбрасывавший в небольшой костёр сухой хворост, явно занервничал. Он то и дело зыркал на меня, не поворачивая головы. Пастушонку казалось, что я этого не замечаю.

Я взял один стебелёк тысячелистника.

В прошлой моей жизни был у меня один случай в восемьдесят шестом. Группа наша застряла в горах. Отрезанные от связи с командованием, от внешнего мира, мы неделю сидели там, в окружении душманов.

Тогда нам хорошо помог один местный пастух.

Я всегда не очень хорошо разбирался в травах, однако Леня Голубков — кичившийся тем, что проходил углублённую подготовку по выживанию в дикой местности, взялся лечить раненых местными травками, когда медикаменты были уже на исходе.

Если бы не пастух, неплохо разбиравшийся в травах, Голубков напоил бы всех чаем из беладонны. От пастуха же я узнал о болиголове — коварном растении, которое легко можно было спутать с некоторыми лечебными травами.

Я осмотрел стебель тысячелистника. Провёл пальцем по его гладкой поверхности. А потом заметил едва приметное фиолетовое пятнышко у основания.

Растение сорвали так, чтобы на основании стебля почти не осталось этих пятен. Да только Джамиль, видимо, нервничал. А может быть, торопился. Потому сорвал этот стебель так, что пятнышко осталось.

— Саша? — позвал меня Марджара.

Я поправил автомат, лежавший под коленом, обернувшись к нему на мгновение, бросил:

— Успеем. Жди.

А потом глянул на побледневшего, словно смерть, Джамиля, дрожавшими пальцами державшего сухую веточку можжевельника.

Когда я сорвал лист тысячелистника со стебля и растёр его в пальцах, мне показалось, пастушонок сейчас упадёт в обморок от страха.

Я поднёс зелёные от сока пальцы к носу. Но прежде чем понюхал, уже понял, что сейчас случилось.

«Пахнет трупной плесенью. А ещё смертью. Как тогда. В тех горах» — промелькнуло у меня в голове, когда старые воспоминания из прошлой жизни наполнили память.