Пограничник. Том 7: Призраки Пянджа

Глава 11

И я стал действовать.

Я не знал, где именно движется Молчун. Не знал, вооружён ли он. Не знал, как далеко он. Но действовать всё равно было надо.

Я в миг взорвался резким движением — перекатился на спину, вскинув автомат.

Только тогда я увидел, где именно шёл Зубаир.

Двигаясь немного сгорбившись, он пробирался у правого края тропы, под скалой. Снайпер замер, когда увидел, как я вскинул оружие.

Нас разделяли метров сорок тропы.

Я почти не целился. На это просто не было времени. Потому я просто направил ствол автомата куда-то в Молчуна и нажал на спуск.

АК разразился длинной очередью. Непослушно задрожал у меня в руках, норовя поднять ствол выше к небу.

Пули защёлкали по скале за спиной Молчуна. С глухими хлопками стали ложиться на тропу, разбрызгивая щебень и поднимая пыль.

Эти секунды стали для меня настолько длинными, что я смог уловить, как попал в него. Увидел, что на правой ноге снайпера, пониже колена, дёрнулась одежда. Точно так же дёрнулась она и на бедре. Последняя пуля, которая угодила в Зубаира, раздробила ему правую кисть.

Ноги Молчуна подкосились, и он странно, как-то неестественно для человеческого тела, рухнул на правый бок.

Я ловко извернулся, сел на ноги без помощи рук и, не снимая мушки с лежащего снайпера, выпрямился.

К этому моменту Мартынов, держа наготове автомат, тоже оказался уже на ногах.

— Лежать! Лежать, не двигаться, мля! — орал он во всё горло.

Зубаир, явно ошарашенный происходящим, замер, лёжа и опираясь о землю локтем правой руки. Левой, здоровой, он зашарил у себя на поясе.

— Руки! Руки, чтоб я видел! — крикнул я, пока мы с Витей торопливо сокращали дистанцию до Зубаира.

Тот дёрнул левую так, будто схватился за что-то горячее. Показал мне страшно изуродованную беспалую правую кисть, на которой остались только безымянный, мизинец и большой палец.

Кажется, снайпер сам всё ещё не совсем понимал, что происходит. А потому очень удивился ране на своей руке. Казалось, он тут же потерял всякий интерес к нам, уставившись широко распахнутыми глазами на изуродованную ладонь.

— Не двигаться! — крикнул ему Витя.

Оказавшись рядом, мы наставили на него автоматы.

Я видел, как кровь мерно вытекает у него из ран на ногах.

Внезапно Зубаир дёрнулся. Он полез здоровой рукой к своей кобуре на поясе.

Мартынов тут же приготовился стрелять.

— Нет! — крикнул я, бросаясь на Зубаира.

Когда он всё же достал оружие, я понял, что он собирается сделать.

Он и не думал направить пистолет на нас, чтобы в отчаянном порыве храбрости защититься. Он приставил ствол своего старенького ТТ к подбородку, неловко норовя взвести курок большим пальцем левой руки.

Я не дал ему этого сделать.

Отбросив автомат, вцепился ему в предплечье. Хлопнуло. Пистолетная пуля ушла куда-то вверх.

Я оказался верхом на Молчуне, отобрал у него пистолет и отбросил под скалу.

Мартынов тут же подскочил с другой стороны, нацелил ствол АК прямо ему в лицо.

— Давай, — каркающим, грубым голосом бросил Зубаир. — Давай! Стреляй, русская собака!

— Я тебе щас всю рожу перекрою! — крикнул Мартынов, тыча стволом Зубаиру в щеку.

— Нет! — Я вырвал свою измазанную кровью руку из хватки израненной кисти Молчуна, положил её на цевьё Витиного автомата, отводя его в сторону. — Нет! Он этого и хотел!

— Так пусть сдохнет!

— Нет, Витя, — сказал я, глядя в лицо Мартынову, — нельзя.

— Почему⁈ — выкрикнул тот, уставившись на меня дурным взглядом. — Он бы нас всех перестрелял, как уток, если бы мог!

— Он может что-то знать, — сказал я. — Может владеть информацией о «Пересмешнике».

— Его лучше убить, — сказал Марджара, неведомо когда оказавшийся у нас за спинами.

Я оглянулся.

Надим Хусейн выглядел так себе. Его лицо сильно опухло после моего удара. Губы превратились в один большой струп запёкшейся крови.

Тем не менее взгляд его оставался холодным и внимательным. Я бы сказал — расчётливым.

— Вот в этом я с тобой, вражина, согласен, — прошипел сквозь стиснутые зубы Мартынов.

— Он хитер, — покачал головой Марджара. — Даже раненный — опасен. Он может попытаться убить кого-то из нас, если мы потеряем бдительность.

Я глянул на Молчуна. Лицо его выражало одну-единственную эмоцию — изумление. Зубаир широко распахнул глаза и уставился на меня. Но, казалось, он совершенно ничего не видел. Взгляд его был пуст. Направлен куда-то внутрь себя.

— Он не станет сопротивляться, — сказал я холодно.

— Станет. Я его знаю. Ты — нет. Он…

— Что бы ты сделал, если бы узнал, что твоя семья погибла? — перебил я Хусейна.

Тот аж осекся. Несколько мгновений казалось, он находится в каком-то ступоре.

— Что это за вопрос? — спросил он, и в голосе его внезапно появились нотки раздражённости. — Причём здесь моя семья?

— Что бы ты сделал, Хусейн?

Надим сглотнул. Глянул на Мартынова. Видно было, что Марджара колеблется. Снова подсознательно ищет подвоха.

— Я бы не смог жить, — наконец ответил он.

— Да, — я кивнул. — Потому что потерял бы смысл жизни. Как он.

С этими словами я указал взглядом на лежавшего на земле и совершенно не сопротивлявшегося Зубаира.

— О чём ты? — не понял Марджара.

— Да, о чём? — поддакнул ему Мартынов.

— Посмотрите на его руку. Теперь он не сможет стрелять, как раньше.

Хусейн ничего не сказал, только поджал разбитые губы.

Мартынов прочистил горло, не сводя автомата со снайпера.

Я встал. Приказал:

— Перевернуться. Руки за спину.

Зубаир машинально, словно механизм, подчинился. Он с трудом, с болью перевернулся на живот. Неловко завёл руки за спину. Но не издал ни стона. Ни единого звука.

— Ваня, — сказал я. — Давай вязать ему руки.

— Наряд, что выдвинулся нам навстречу, должен быть тут к полудню. Ну, максимум к вечеру, — сказал я.

— Предлагаешь ждать? — вздохнул Мартынов и глянул на Марджару.

После того как мы взяли Молчуна, Хусейн стал задумчивым и ещё более тихим. Он сидел у входа, укутавшись в плащ-палатку, которую отдал ему я.

Мы с Мартыновым устроились у пограничной тропы, чтобы погреться в первых утренних лучах солнца. Прогнать с косточек зябкий холод ночи.

Раненый Молчун лежал в шалаше. Мы оказали ему первую медицинскую помощь, остановили кровь. Дали хоть какое-то, но обезболивающее.

Мартынов постоянно ворчал на меня за то, что пришлось потратить на снайпера перевязочный пакет. А я стоял на своём. Один Марджара в руках КГБ — хорошо. Но два «Призрака» — гораздо лучше. Зубаир может стать ценным источником информации. Возможно, не менее ценным, чем Марджара. Как минимум, теперь их показания можно будет сличить. Сравнить друг с другом, чтобы хотя бы отчасти убедиться в правдивости.

— М-да-а-а-а… Дела. Неплохой мы устроили спектакль для этого Молчуна, — ухмыльнулся Мартынов, сидя на камне и перебирая камешки в руках. — И купился же. Я думал, наш фортель не пройдёт.

— Немного удачи, немного смекалки, немного правдоподобия, — улыбнулся я.

— Ага. Я на миг подумал, что вы с Хусейном и правда решили друг друга поубивать, — рассмеялся Мартынов.

Потом он поднял голову. Всмотрелся в синее небо, на котором бугрились красивые, перистые облака.

— Но меня б эта скотина могла бить и послабее, — Мартынов показал в улыбке красноватые от крови зубы. — Вся рожа болит теперь.

— Послабее — неправдоподобно.

— И то верно, — он вздохнул. — Вот удивляюсь я твоей изобретательности, Саша. Я б в жизни ничего такого придумать не смог. Да мне бы и в голову не пришло что-то такое выкинуть! А ты вот придумал и реализовал.

Он сдержанно рассмеялся.

— Теперь хоть новые байки сочиняй.

Когда Марджара пошевелился, встал и направился к нам, мы с Мартыновым взглянули на него.

Хусейн приблизился. Сел под скалой рядом с нами, снова укутался в плащ-палатку. Мы с Мартыновым замолчали.

На тропе было тихо. Только ветер время от времени привычно шумел в ущелье, протянувшемся под обрывом.

— Зря вы меня не послушали, — сказал он отрывисто. — Молчун всё ещё опасен.

— Молчун ранен, — возразил я, крутя травинку в пальцах, — не может даже идти самостоятельно. А ещё он связан. Так что нечего преувеличивать.

— Вы его плохо знаете, — покачал головой Марджара.

— Мы отобрали у него всё оружие, что при нём было. Отобрали все вещи. Он гол, как сокол, — пробурчал Мартынов. — Он разве что может нас кровью залить.

Мартынов устало прыснул и закончил:

— До смерти…

Марджара ничего не ответил.

— Зачем ты хочешь его убить? — спросил я Хусейна прямо.

Тот нервно пошевелился. Но не ответил сразу.

— Хусейн?

— Он может быть опасен, — словно мантру повторил Марджара.

— Ты сам в это не веришь, — я волком посмотрел на пакистанца. — Лучше бы тебе говорить правду.

Марджара сглотнул.

— Этот человек заслуживает смерти. Он военный преступник.

Мартынов, уставившийся на Марджару, приподнял брови. Потом мельком глянул на меня.

— Об этом у нас не принято говорить, — помолчав, продолжил Марджара, — но Зубаир участвовал во множестве операций против мирного населения Афганистана и против пленных советских солдат.

— Зубаир, значит, участвовал? — с подозрением спросил я.

— Да, — Хусейн не повёл и бровью. — Под непосредственным руководством Тарика Хана они творили ужасные вещи. Вещи, о которых мне хорошо известно.

— Это какие же? — спросил любопытный Мартынов.

Марджара вздохнул. Вздохнул тяжело и горько. Вздох получился такой, каких я ещё не слышал от этого сдержанного человека.

Хусейн начал:

— Провокации в кишлаке Балух-Кала. Зубаир играл роль советского снайпера, отстреливавшего мирных жителей, с целью укрепления антисоветских настроений. Это спровоцировало переход некоторых местных на сторону моджахедов.

Мартынов нахмурился. Сжал зубы так, что я слышал, как они скрипнули.

— Зубаир был в составе группы, уничтожившей колонну Красного Креста с медикаментами и припасами для беженцев. Группа выдавала себя за советских солдат.

— Я слышал о таком, — кивнул Мартынов, казалось, полностью поглощённый рассказом Хусейна.

Я промолчал. Потер щетинистый подбородок.

— Молчун участвовал в пытках и казнях советских солдат. Участвовал в отравлении колодцев в провинции Кундуз. Помогал засыпать колодцы стрихнином, чтобы отомстить жителям близлежащих кишлаков, симпатизировавших правительству Наджибуллы и советским силам.

— А ты, значит, в этом всём не участвовал? — спросил я.

От вопроса Мартынов почему-то аж вздрогнул. Вздрогнул так, будто этот вопрос предназначался не Марджаре, а ему. Старший сержант растерянно глянул на меня. Я не ответил ему взглядом. Вместо этого продолжал пристально смотреть на Хусейна.

— Я был, в большей степени, техническим специалистом, — сказал Марджара. — Занимался операциями «Призраков» у советско-афганской границы. Провокациями среди моджахедов.

— Но знал о том, что творят твои сослуживцы? — бросил Мартынов злобно.

— Знал, — кивнул Хусейн. — Знал, но сделать ничего не смог. И благодарил Аллаха за то, что мне не приказывают участвовать в таких зверствах.

Марджара повёл по нам с Мартыновым взглядом.

— Теперь вы понимаете? Понимаете, почему Зубаир так яростно хотел убить меня? Дело здесь не только в «Пересмешнике». Дело также и в его преступлениях. «Призраки» как никто другой рискуют оказаться в руках советов. КГБ и ГРУ знают о нас. Даже в каком-то смысле охотятся. Попади Зубаир к ним в руки — его точно ждёт расстрел.

Я скептически сузил глаза.

Рассказ Хусейна был складным. Да только кое-что в нём не сходилось. Зубаир не был похож на человека, боявшегося смерти.

Тем не менее я решил не выдавать своих мыслей ни Мартынову, ни Хусейну. Вместо этого сказал:

— Ну и отлично. Расскажешь всё то же самое нашим. И тогда Молчуна ждёт суд и пуля. Чего ты дёргаешься? Безнаказанным он все равно не уйдет.

Марджара не ответил. Лицо его ничего не выражало.

— Возможно, ты прав, Саша, — наконец сказал он после недолгого молчания. — Возможно, я излишне озлоблен на этого человека. Война войной, но те вещи, что он творил — настоящая низость. Полное падение в безнравственность. И я надеюсь, он будет гореть в аду за свои дела.

Небольшой родник тонким ручейком спускался со скалы. Он журчал на замшелых камнях, спускаясь под скалу, а потом переходя в ручей, бегущий вдоль пограничной тропы.

Ручей был кристально чистым. На его красивом, устланном мелкой галькой дне играли солнечные зайчики.

Ручеёк уходил не слишком далеко. Дальше он мелел, в некоторых местах разливался на тропу, делая её щебень сырым и непросыхающим даже под прямыми лучами солнца. А потом уходил в землю. Вот так вода исходила из горы и в неё же возвращалась.

Вокруг ручья буйствовала многочисленная растительность — мята, полынь, дикий лук, горные цветы.

На фоне вечных серых камней и скал это место казалось оазисом. Именно сюда я и отправился за водой, благоразумно прихватив с собой Марджару.

Не хотелось мне оставлять его одного с Мартыновым и Молчуном. Ой как не хотелось.

Я подошёл к большому замшелому валуну, который лежал у тропы, и по которому спускался поток родника, переходя в небольшой водопадик.

За валуном была глубокая, но неширокая расщелина. Пограничники не использовали её как укрытие. Слишком она тесная для такого дела.

Марджара тут же опустился у ручья. Набрал ледяной воды в руки и омыл ею разбитое лицо.

Я подставил фляжку под родниковый поток.

— И о чём ты хотел со мной поговорить? — спросил Хусейн после того, как в очередной раз обдал разбитое лицо водой.

Собственно говоря… Не о чём. «Разговор» был лишь предлогом, чтобы увести Марджару с собой.

Здесь нужно было действовать тонко и хитро. Прикажи я напрямую ему идти следом — Хусейн догадался бы, что я что-то подозреваю. Этого я допустить не мог.

Потому приходилось импровизировать.

— Я хочу лишь задать несколько вопросов об операции «Пересмешник», пока есть время, — сказал я. — Как ты понимаешь, рисковать заводить такую тему рядом с Зубаиром я не мог.

Я глянул на Хусейна.

— Ради безопасности такого важного свидетеля, как ты. Зубаир, очевидно, не слишком-то печётся о своей жизни. Если узнает о твоих настоящих целях, может выкинуть что-то неразумное.

Хусейн задумался. Встал.

— Звучит логично. Но разреши мне для начала задать вопрос и тебе. Если ты не против.

Я пожал плечами.

— Задавай. Как ты когда-то сказал? «Враг моего врага — мой друг»?

Марджара хмыкнул. Кивнул.

— Верно. Итак. Почему советский разведчик рассказал тебе, простому срочнику, об операции «Пересмешник»?

— Скажем так, — я отнял наполнившуюся флягу от воды. Отложил её. Подставил другую. — Он мне доверял. Я участвовал в операции по его спасению. И оказался в нужное время в нужном месте. Искандаров считал, что вы придёте. Считал, что Шамабад должен быть к этому готов. Потому и предупредил того, кто оказался рядом перед его отбытием. И всего-то.

Пусть я немного поскромничал в этом моменте, но всё же посчитал, что подробностей нашего с Искандаровым разговора Хусейну знать не стоит.

— Вот как… Значит… Тебе? Не командиру, а простому сержанту?

— Уверяю тебя, — я хитровато глянул на Марджару. — Все, кто должен, уже знают, чего ждать. Ну теперь ответь ты.

Марджара пригладил чёрные мокроватые волосы пятернёй.

— Слушаю.

— Зачем маяки? Какова их основная задача?

По правде сказать, я знал ответ на этот вопрос. Вернее, догадался об их предназначении. Тем не менее Марджару нужно было занять каким-то разговором.

— Это электромагнитные излучатели, — сказал он без всяких сомнений. — Сигнал от них улавливается специальным оборудованием. Так можно точно распознать их местонахождение. Причём довольно скрытно: никаких радиопомех, отличная маскировка.

— Мой компас сработал на них, — улыбнулся я.

— В этих горах много металла, магнитных аномалий, — пожал плечами Марджара. — Брошенная военная техника. Магнитные возмущения можно списать на такие вещи. Потому вряд ли кто-то обратит внимание на колебание стрелки компаса.

— Я обратил, — хмыкнул я.

— Ты наблюдателен, — бесэмоционально проговорил Марджара.

— Значит, вы использовали маяки, чтобы отмечать себе путь в горах?

— Да. Разведать и пометить наиболее удачную тропу, по которой можно было пересечь границу через горы.

Я наполнил вторую фляжку. Выпрямился и глянул Хусейну прямо в глаза.

— У Шамабада есть что-то подобное? Есть похожие излучатели?

Марджара вдруг нахмурился. Взгляд его сделался внезапно подозрительным, но лишь на одно мгновение. Почти сразу глаза Хусейна стали холодными и безучастными ко всему.

— Я… — начал он.

Внезапно в расщелине, за камнем родника, я услышал какой-то звук — звук каменной осыпи.

— Тихо. Слышал? — проговорил я, медленно укладывая фляжку на землю и снимая автомат с плеча.

Марджара не ответил. Только кивнул. И пригнулся.

Жестом я приказал ему оставаться на месте. Сам же аккуратно обошёл замшелый валун. А потом увидел какое-то движение в неглубокой, но достаточной, чтобы укрыться от чужих глаз, расщелине.

Тогда я быстро сообразил, что там прячется человек. И вскинул автомат.

— Стой! Руки!