Наполеону очень хотелось закатить глаза, но он заставлял себя вежливо слушать лопоухого низенького ниппонца с шапкой коротких, но торчащих во все стороны волос, которые никакая повязка или шляпа толком не могли примять. Этакий черный одуванчик. Ниппонец был смешной до икоты. Но это был сейчас один из самых важных людей для генерала.
Главный мастер по изготовлению ружей — Тадаши Гэ.
Вернее, по массовому изготовлению. Все-таки созданием самого первого ружья занималась совсем маленькая группа — четыре мастера (Наполеон про себя называл их инженерами), три из которых были чосонцами с Цусимы. С ружьями всё проходило намного сложнее, чем с пушками. Здесь не вышло просто дать кузнецам чертежи: нате, делайте!
Во-первых, Наполеон был артиллеристом, и ручное стрелковое оружие знал гораздо хуже. Во-вторых, а какое именно ружье нужно? Оружейная мысль в его родной Европе развивалась уже почти полтысячелетия, и за это время было накоплено много опыта. Но зачем делать архаические вещи, если можно внедрить в Южную армию самые прогрессивные образцы! А оказалось, что иначе никак…
От вычурных нарезных штуцеров сразу пришлось отказаться. Мудрый «Ли Чжонму» понятия не имел, как в имеющихся реалиях кузнечного дела нарезать ствол изнутри. Он поначалу смутно представлял, как вообще делать этот ствол… Да и затем нужна меткая, но редкая стрельба из штуцера, если лук делает это быстрее, бьет дальше, а стоит дешевле?
Далее пришлось отказаться от простого и понятного ружья. Чем оно отличается от древних мушкетов да аркебуз? Весит меньше, а стреляет точнее. Точность достигается за счет плотного прилегания пули к диаметру ствола. Но вряд ли ниппонские кузнецы смогут достичь сейчас такого же совершенства. Придется исходить из большого зазора между стволом и пулей и заполнять пустоту за счет пыжа. Получается, точность — мимо. А вес ружья зависит от калибра. И Наполеон подумал, что не сможет позволить себе 17–18 миллиметров, принятые в его родном мире. Такие пули убивают врагов в мундирах, а здесь они — в доспехах. Вот и получается, что для увеличения убойной силы пуля нужна потяжелее и побольше. Ну, хотя бы, 22–23 миллиметра.
И тут началась битва за вес! Наполеон очень хорошо понимал, что скорость стрельбы — важнейший фактор. А здесь, кроме выучки, важен вес оружия. Древние мушкеты весили килограммов по девять-десять. И стрелять из них приходилось с помощью сошки. Что долго и неудобно! Инженеры делали для генерала образец за образцом, осторожно облегчая оружие, но сохраняя прочность ствола и убойность пули. Пошли даже на урезание длины (всё равно меткость будет низкой).
А потом Наполеону стало ясно, что и банальный кремневый замок он на ружье не поставит. Потому что неоткуда здесь взять тысячи кремней. Да еще и быстро. Их надо искать, добывать, заготавливать. А кремень — это расходник, его нужно пополнять постоянно. В этом случае быстро сделать ружья на целый полк не получится! А сделать нужно быстро и на полк. Так что только фитили, ибо это ниппонцы делать умеют.
В итоге вместо ружья мечты у Наполеона вышел древний фитильный мушкет. Разве что облегченный, чтобы можно было стрелять без сошки. Ну, и две вещи удалось добавить: удобный спусковой крючок (вместо примитивной жагры) и штык! Вот штыком «старый генерал» гордился! По крайней мере, благодаря штыку можно будет отказаться от архаичного пикинерско-мушкетерного формирования полков…
«Так я думал, пока мои мушкетеры чуть не полегли под копытами, — грустно усмехнулся Наполеон. — В моей родной старушке Европе, исчезновение пикинеров шло постепенно, по обеим сторонам… фронта. А здесь против моей Южной армии — латные войска. И без пикинеров, похоже, никуда».
Оказывается, историю трудно перехитрить. Даже имея в голове прогрессивные знания своего мира.
Но Наполеон твердо вознамерился это сделать!
Итак, четыре инженера попытки с десятой собрали оптимальное ружье. И вот тут в дело вступил Тадаши Гэ. Крупный, преуспевающий хакатский кузнец-оружейник, который видел, как богатеют купцы и мастера, связавшиеся с чосонским генералом. Едва только город «подарил» гостям остров Ноконошима, «Ли Чжонму» предложил Тадаши Гэ паевое соглашение по производству нового оружия. От «чосонца» — технологии, от кузнеца — мастера. И равное финансирование.
На острове быстро развернулась просто-таки гигантская мастерская. Тадаши был против привлечения чужих мастеров, но Наполеон настоял, убеждая, что большое производство даст и прибыли большие. Более того, он даже приводил каких-то людей с улицы (к ужасу наследных мастеров)! И, что самое удивительное — нашел им работу. Пришелец из иного мира предложил революционный, по ниппонским меркам, метод работы. Каждый человек должен делать определенную операцию: мастер — сложную, чернорабочий — простую. А уж качать меха горна, клепать ободы или выравнивать ствол абразивом — любой дурак может.
На пике в мастерской работало сорок человек! Вообще-то, ружья делало еще больше людей. Не меньше дюжины день за днем вырезали из дерева ружейные ложа, кто-то для них заготавливал древесину. После договорились с еще одной кузницей в Хакате, и она поставляла на Ноконошиму железные заготовки по весу: на ствол, на замок, на ободы и так далее. Несколько месяцев всё это обилие людей делало, делало, делало ружья. Прямо на ходу Наполеон и Тадаши корректировали структуру мастерской: где нужно добавить людей, а где, наоборот, прохлаждаются лишние. Всё для того, чтобы механизм мануфактуры действовал идеально.
Параллельно, на закрытом полигоне, Дубовый полк учился воевать уже не с муляжами, а первым настоящим оружием. Отрабатывали те же самые приемы, учились заряжать до мозолей на пальцах. И, конечно, стреляли. Когда Хван Сан увидел, какую силу он воспитывал более полугода, восторгу его не было предела. Наполеон честно признался щеголю, что его полк станет самым главным в Южной армии. И, возможно, это будет не полк даже…
«Но для этих мыслей еще слишком рано» — снова осадил себя «Ли Чжонму».
К началу войны с Сёни и Сибукавой мануфактура Тадаши сделала почти 800 мушкето-ружей. Без нового оружия оставались где-то с полсотни Дуболомов. И Наполеон оценил в итоге, что сделано оно неплохо. За первое сражение сломалось 63 ружья: где-то лопнул сварной шов ствола, где-то сбился замок или слетел спусковой крючок. Для начала, для того, как всё на коленке делалось, это весьма неплохая погрешность.
Теперь, по возвращении из похода, настало время для дальнейшего усовершенствования работы мануфактуры, но Тадаши Гэ пришел к генералу в первый же день. Пришел совершенно недовольный, и объяснил подробно, чем именно он недоволен.
— Ты ушел, господин, и стало всё очень плохо. Дюжину ружей доделали — и работа встала. Заготовок нет, заказов нет… Денег нет! Очень плохо, генерал!
— Или ты мало заработал на почти восьми сотнях ружей?
— Много, сиятельный, — поклонился Тадаши. — Семь раз носил я подношения могучему Ханиману, который помог мне заключить такое выгодное соглашение. Но то было тогда! А сейчас? Сорок человек сидят без дела. Им надо платить, их надо кормить и содержать! Или мне их выгнать, сиятельный, раз нет работы? Так потом тебе потребуются ружья, а эти люди назад уже не придут. Будешь новых искать? Неумелых, не знающих, как делать твое дивное оружие…
— Да… Плохо получается.
— Верно! Очень плохо, сиятельный! Мастерская должна работать всё время, тогда только есть прибыль, есть чем платить работникам… Да ты и сам всё понимаешь!
Наполеон понимал. Просто привык приказывать и не задумывался над рентабельностью своих решений. Но с мануфактурой (как и со всеми прочими паями и контрактами) приказами не отделаешься. Либо это всё будет работать с выгодой… Либо разорится и рухнет.
— Не переживай, мастер. Я вернулся, сейчас надо будет заняться ремонтом…
— Ремонт тоже плохо! — нагло перебил генерала мануфактурщик. — На ремонте работает десять… ну, пятнадцать мастеров. А остальные? Снова содержать бездельников! Тадаши Гэ пойдет по миру! А твоей армии некому станет делать ружья!
Торгаш начал театрально причитать, падать в ноги — Наполеона это раздражало.
— Да не стони! Заказы еще будут. Будем делать ружья.
— Сколько? — моментально успокоился Тадаши.
— Ну… Думаю, еще две сотни можно. Чтобы полку хватило с запасом.
— Две сотни — это очень хорошо, сиятельный! — заголосил ремесленник с таким усердием, что генерал моментально почувствовал подвох. — Это же почти месяц превосходной работы для всех! Мы с тобой снова станем богатыми, сиятельный!
Насчет «мы» — это была, конечно, неправда. «Ли Чжонму» ничего не получал с этой мануфактуры. Ибо покупал ружья сам у себя. Вернее, закупал их из армейской казны (которую то ли берег, то ли разворовывал толстяк Ивата). Просто, благодаря паевому договору, оружие доставалось Южной армии за полцены. Хоть какая-то экономия.
— Целый месяц будем богатыми! — продолжал свою песню Тадаши Гэ. — А потом что? Потом снова бедному Тадаши падать тебе в ноги и рыдать?
«Действительно, а что потом? — задумался Наполеон. — Отсрочить проблему и решить — это не одно и то же».
Конечно, хотелось бы загрузить мануфактуру ружьями на годы вперед. Потому что… что такое один стрелковый полк? Да ничего это! По первости, пока враги не понимают, с чем столкнулись, пока глупо идут на ружья — это сила. Но для дальнейших побед со здешним количеством войск нужно хотя бы полков пять. Ружей нужны тысячи!
Только вот нет у него такой возможности.
Во-первых, нет столько средств. На изготовление ружей ушли все стратегические запасы казны Южной армии. Всё, что было награблено и удалось заработать на ремесленниках Хакаты. Победа в долине Онги принесла некоторую новую добычу, но армию так сильно потрепало, что выгоды от боя нет никакой.
Во-вторых, ресурсы. Ниппон невероятно бедная страна. Тут всегда не хватает всего… разве что кроме камня и морской воды. Люди с рождения привыкают довольствоваться минимально необходимым. Всё берегут, всему дают вторую жизнь. Здесь нельзя просто докупить то, чего не хватает. Если чего-то нет, значит, этого нет вообще. Двадцать пушек оставили без свободной бронзы всю Хакату… если не весь Тиндэй. Часть сплава даже из Мин привезли. С железом случилось почти то же самое: его постоянно не хватало, приходилось ждать плавильщиков, ждать торговцев с крицами. А железо в Ниппоне получают плохое — это даже чосонские мастера подтвердили. Чтобы довести крицы до приемлемого качества, приходилось «терять» до четверти веса.
И, наконец, ресурсы. Четыре тысячи мушкето-ружей — это еще больше людей. Которых надо одевать, кормить, снаряжать. А еще эти ружья стреляют и жгут горы пороха! Который тоже надо из чего-то делать. Постоянно, непрерывно.
Нет, не потянуть ему пять полков — нет нужной производственной базы. И один-то тяжело идет. Особенно, не хватает пороха, который нужен не только для войны, но и для обучения. А, значит, проблема мануфактуры остается открытой. Если, конечно, не начать делать оружие для местных князей… Они уже намекают на это. По крайней мере, такое производство станет очень выгодным, так как можно задрать цены до небес. Но… Но Наполеону было страшно давать ружья в руки даже союзникам. Здесь много говорят о верности и долге, но предательства происходят повсеместно.
Мастер Тадаши почтительно молчал, пристально вглядываясь в прищуренные глаза Ли Чжонму. Тот придумывает что-то полезное… Но Наполеону плохо думалось.
— Надо выпускать какие-то другие товары, когда нет заказа на ружья.
— Замечательно! — кузнец выплеснул из себя столько энтузиазма, что непонятно: льстит генералу или издевается над ним. — Только вот неудобно! В мастерской каждое место обустроено так, чтобы делать именно ружья. Одно за другим. И инструмент подобран, и формы. Всё расставлено для быстрой работы. Всё менять прикажешь?
— Мы продумаем вторую линию производства. Главное, решить: под какой товар.
— Вот да, генерал. Под какой? Один кузнец в своей мастерской делает то, что его просят. Сегодня серп, завтра нож. Потому и работа у него всегда есть. А у нас 40 человек. И делать они должны много товара! Какого?
«Верно мыслит кузнец, — кивнул Наполеон. — Надо изготовлять что-то такое, что требуется всегда и всеми. Только так мануфактура окупится. Но что? Гвозди? Мелко. На ум лезет различный сельхозинвентарь. Крестьян тут множество. Только вот из всех бедных ниппонцев они тут самые нищие. Почти все излишки у них отбирают самураи да даймё. На что им торговать? Они предпочтут старую дедову мотыгу, а не новый замечательный плуг. Да и зачем им плуг, они в грязи рис выращивают… Надо очень хорошо подумать, посоветоваться с местными».
— Собери мастеров, Тадаши. Пусть каждый выскажет свои предложения. Я тоже подумаю. А потом мы решим, чем займется твоя мануфактура. Время есть: пока пусть чинят ружья, да готовятся к новому заказу.
Мастер Тадаши Гэ поклонился, плохо скрывая неудовольствие и молча вышел. Но у Наполеона и без этого было много дел.
События развивались со страшной скоростью. Не успел Хисасе вернуться из плена, как «Ли Чжонму» прилюдно предложил ему самому стать губернатором-сюго взбунтовавшейся провинции Хидзен. Разумеется, от имени «старого владыки» (всё чаще в Южной армии так и говорили — «старый владка» — уже не уточняя Го-Камеяма это или король Тхэджон… или еще кто). Раз уж Мицусада Сёни оказался таким неблагодарным гадом, что не принял губернаторство из рук верного вассала, то этому верному вассалу и править! По лицу квадратного самурая было непонятно, как он отнесся к столь щедрому подарку, очень хотелось надеяться, что растрогался (как до этого Садака).
А вот кто не растрогался, так это Мицусада Сёни, приехавший договариваться о мире и союзе в тот же день. После стольких демонстраций превосходства Южной армии этот князь все-таки решился отложиться и признать власть Южного двора. А что ему оставалось? От его владений осталось всего ничего, часть провинции разорена, войска побиты. Грош цена, конечно, таким клятвам верности… Но пользуемся тем, что имеем.
Так вот, рослый, дородный Мицусада был страшно возмущен, что исконную провинцию его дома — Хидзен — отдали каким-то пиратам Мацуура.
«Так союзы не заключаются» — вздевая бровь, заметил аристократ.
«Князь, тебе принесли провинцию на открытых ладонях и с чистым сердцем, — ответил тогда Наполеон. — За просто так. И что ты сделал? (Мицусада помрачнел). У всего есть своя цена. И у ошибок тоже. За плен Хисасе, за битву у Онги придется платить».
Очень не понравилось это Сёни. Они тут вообще не любят говорить прямо и честно. Помешаны на сохранении лица. Мицусада смотрел на «чосонского» генерала, как на дикаря, который ест руками с земли. Но ничего. Утёрся!
Договор заключали долго, рядились из-за всего. Прежде всего, Мицусада настаивал на поставках «новому союзнику» чудо-оружия. Прыткий князь! Тогда генерал впервые загорелся идеей продажи ружей и сразу же испугался ее. На поставках ружей можно сделать невероятные деньги! Разорить всех даймё Ниппона… Но к чему это может привести в итоге?.. И ведь прямо не откажешь. Пришлось врать, что новые союзники обязательно получат ружья, но после старых союзников. Такова цена верности: город Хаката и клан Мацуура ее уже выплатили.
«Конечно, хакатскому ополчению я бы и сам дал несколько сотен мушкетов, — задумался Наполеон. — Но даже Мацуура…».
Пока Сёни пришлось удовольствоваться обещаниями. Вообще, когда тебе после такого разгрома предлагают практически равный союз, а не ярмо данника — этому радоваться надо! Но здесь это тоже работало иначе. Обидевшиеся аристократы могли биться до последнего воина, а потом покончить с собой со счастливой улыбкой.
Ниппон.
«Будем рады тому, что у нас, хотя бы, есть» — улыбнулся сам себе «старик» «Ли Чжонму».
А есть у него теперь немало: две провинции, два сюго с неоднозначной степенью верности. Есть поредевшая, но только ставшая сильнее Южная армия. И репутация уничтожителя огромных армий. Надо ею пользоваться, пока она у всех на слуху.
Уже на следующий день генерал повелел своему верному другу и помощнику — Хисасе Мацууре — собрать великое войско из своих новых вассалов (бывших равных союзников) и повести его в бой. Не зря же они все пришли в долину Онги так… «вовремя». Думали отвертеться от сражения? Не тут-то было. Даже от Сёни Наполеон потребовал отряд. Хоть, 500 асигару с несколькими десятками самураев — но пусть примут участие в новой войне. Чтобы не было у них пути назад.
С кем война? С кланом Асо. Пора уже привлекать к союзу старых сторонников Южного двора — Кикучи.