Пресвитерианцы. Вторая армия

Глава 26

«Новая любовь… Пробивается робко…»

Гванук не жил, а летал. Вся война, вся кровь скрылись для него в тумане, он не видел их. К чести сказать, настоящей войны на севере почти не было, а крови (по мнению того же Ариты) проливалось постыдно мало. Но Гванук не видел и того, что имелось. Изо дня в день он просыпался и отходил ко сну, повторяя пятистрочье, будто, молитву. ЕЁ пятистрочье.

Она любит его! Она сама это сказала, почти не скрывая! В пяти коротких строках Айдзомэ сумела поведать ему о своей несчастной судьбе, о браке, лишившем ее и свободы и возможности любить. Но он — именно он — смог пробудить в ней это великое чувство.

«Пробиваются робко разноцветные крылья…».

Это было еще приятнее, чем осознать, что принцесса любит его. Он дарит ей крылья, он помог снова увидеть жизнь яркой и разноцветной.

«А я ведь только об этом и мечтаю, — закрыв глаза, думал О. — Сделать ее счастливой».

На этот раз Гванук просился в поход сам. Ведь Она, его принцесса, тоже оправлялась на войну вместе с мужем. У огромной армии и обоз был огромный. А значит, будет возможность видеть ее. Может быть, перекинуться иной раз парой слов.

Генерал Ли, конечно, не отказал своему адъютанту, тем более, что у того имелся богатый опыт выстраивания отношений между сюго и полками Южной армии… Ох, не те отношения выстраивал на этот раз Гванук! Ему, конечно, из раза в раз стыдно было смотреть в глаза младшего Кикучи. Ведь он посмел любить жену человека, который спас его в бою! Звучало, действительно, некрасиво, а сам Мочитомо оставался невероятно слеп ко всему, что происходило за его спиной. Но каждый раз, едва Гванук встречался со своей принцессой… Едва ловил ее обещающий взгляд, вдыхал запах волос — то напрочь забывал о стыде.

«Ради такого… Ради ее полуночной улыбки — я и душу продам!» — так говорил юноша себе, не признаваясь, конечно, что делает это и для себя…

Неуверенность и малодушие Мацууры, который не решился на битву и увел всё войско с побережья, пришлись Гвануку по душе. Потому что… потому что, с одной стороны, адъютант стал больше бояться смерти. Нет, не смерти самой по себе, но… но ведь она разлучит его с принцессой!

А самое главное, войско сюго встало у большого старого замка на перевале. Айдзомэ поселилась в покоях одного из дворцов, а большая часть войск оставалась снаружи. Мочитомо теперь совсем мало времени уделял своей жене, ведь ему приходилось оставаться со своим полком. А влюбленные…

Как много нашлось в старом замке укромных неприметных уголков! Гванук называл их не иначе как «местами счастья». Сколько всего он нашептал девушке в этих закутках… Сколько преступлений совершил.

И не раскаивался ни в чём!

Огромное войско отдыхало вокруг замка уже который день. Где-то на севере так же бездействовала бессчетная толпа вооруженных северян. Похоже, что за проливом точно так же ничего не делал и сёгун.

Какое счастливое время для любви!

Сегодня Гванук снова договорился о встрече с Айдзомэ. С утра он выбрался в горы, нарвал свежих цветов, тайно протащил их в замок — чтобы порадовать свою любимую. Здание, в котором он жил, крышами почти вплотную сходилось с крышей дворца, где поселилась его принцесса. Только та была заметно выше, требовалось ухватиться за край и забраться на лакированную черепицу. Зато там Гванук заранее нашел удобное место, где разобрал часть крыши, и теперь легко мог проникать под нее. Над вторым этажом дворца скрывалось целое пустое помещение! Да, пыльное и грязное, но зато здесь никого не было… разве что, кроме трусливых крыс.

Здесь он и его принцесса могли быть самими собой.

Обычно, юноша приходил задолго до урочного часа. Чтобы ждать, любимую, мечтать обнять ее. Томиться! Ему нравилась эта волнительная боль ожидания. А сегодня, как назло, опаздывал. И боль от мысли, что сейчас Айдзомэ его ждет — оказалась на редкость неприятной. Гванук суетливо разбирал черепицы в старом месте, поспешно запрыгнул внутрь, даже не заложив за собой дыру — лишь бы его принцесса не грустила долго…

Только вот ее не было.

«Все-таки успел раньше!» — с облегчением улыбнулся О и принялся радостно ждать.

Айдзомэ не появлялась. Гванук принялся бесцельно бродить по захламленному чердаку, стараясь не скрипеть досками. Не случилось ли с ней чего? Или они все-таки разминулись. Или…

— А это еще что?

В дальнем углу обнаружилась маленькая дверца. Адъютант ее раньше не видел, наверное, была завалена всяким хламом. А сегодня — вот она. На виду. Весь разом напрягшись, Гванук приблизился к ней и подвинул. Низенькая — в половину его роста! — дверь не поехала в сторону. Но чуть покосилась. Тогда он потянул за край — и она открылась, поворачиваясь на ременных петлях. Внутри царил почти полный мрак, но за порогом юноша заметил несколько ступенек, уходящих вниз.

Какой-то тайный путь? Гванук резко побледнел: а если за их тайными встречами кто-то наблюдал? А если не только наблюдал…

— Айдзомэ? — севшим голосом прошептал он. Хотел позвать, но испугался. Вдруг неизвестные схватили ее?

«Мы же во вражеском замке! — с ужасом осознал он. — Тут полно тайных мест, в которых могут скрываться враги!».

Выхватив кинжал, он кинулся внутрь. Почти сразу оступился в непроглядной темноте и загрохотал по ступеням. Кинжал вылетел, укатился куда-то с глухим звоном. Юноша торопливо поднялся и, уже тщательно ощупывая рукой стенку, а ногами — новые ступеньки — осторожно двинулся на помощь похищенной принцессе.

Лестница вскоре перешла в коридор. Низкий, тесный, он был проложен прямо в стене! Настоящий тайный ход. Поворот — и тьма резко наполнилась светом. Через несколько вдохов Гванук понял, что преувеличил освещенность. Тоненькие лучи света пробивались сквозь щели в заколоченных досками окошках. Глянув в эти щели, адъютант увидел далеко внизу знакомую улочку замка.

«Это я к Тигровому дворцу иду!» — догадался он.

Эту галерею ему и раньше доводилось видеть. Снаружи. Тогда Гванук подумал, что она построена для лучников на случай обороны. Только вот во время захвата замка с нее никто стрельбу не вел.

Удвоив осторожность, О пошел дальше. Снова сгустилась тьма — он оказался во дворце. И почти сразу стали слышны голоса. Слишком тихие, слишком глухие — не узнать, не разобрать. Но точно мужские.

«Похитители? Но во дворце⁈».

Тигровый дворец стал резиденцией для всего руководства войска сюго. Кроме полковников и ротавачан Армии Старого Владыки. Офицеры Ли Чжонму обычно жили рядом с войсками.

Гванук замирал после каждого шага, вслушиваясь и пытаясь понять, кто говорил. Наконец, он оказался в длинной комнате, прорезанной узкими вертикальными полосками теплого, красноватого света — в стене стояла решетка. Боясь выдать себя даже звуками дыхания, Гванук приблизился — и увидел внизу зал. А в нем… в нем оказались не похитители, а все сюго!

— … же видно, Хисасе. Ты просто боишься проиграть. Больше всего боишься!

Гванук узнал голос князя Симадзу. И обращался тот к квадратному самураю Мацууре.

— Как ты смеешь! — Мацуура был полон гнева и даже схватился за рукоять тати.

— Успокойся, главнокомандующий! — Симадзу произнес этот титул насмешливо. Значит, прочие сюго тоже явно на его стороне, раз он так смел. — Забудь об этикете. Сейчас мы говорим о гораздо более важных вещах. Ты взял груз, который твоя спина не выдержит и боишься сломать себе хребет. Я не желаю тебя обидеть, Хисасе, и лишь говорю то, что есть. Твой род издревле издревле поставлял крепких даймё, удачливых пиратов. Но не более. Ты же стал сюго, а ныне возглавил всё войско Тиндэя. Конечно, ты боишься проиграть и обрушить всё…

Гванук не мог разглядеть лицо Мацууры, но молчание того было совершенно подавленным.

— Каждый, кто сидит перед тобой, достоин твоего звания в гораздо более высшей степени. Наши кланы вершили судьбу этого острова многие века… Даже, когда здесь еще не было великой империи… Но не подумай, мы не хотим отнимать у тебя власть. Я привел сюда Сёни и Кикучи, чтобы помочь тебе. Ведь есть способ не проигрывать битву.

— Какой?

— Не проводить ее.

Повисла долгая пауза. Гванук забыл, как дышать. Происходящее внизу напугало его так, что он забыл обо всем.

— Ты подбиваешь меня на измену, Мотохиса? — прошипел Мацуура.

— Измену? — это уже князь Сёни. — Разве служба истинному правящему императору может быть изменой?

Тут потрясенный Мацуура все-таки пришел в себя и явственно усмехнулся.

— А я думал, что все вы признали истинным Южный двор и принесли клятву верности Го-Камеяме, — нарочито громко провозгласил квадратный самурай. — И сдается мне, что сейчас не лучшее время для того, чтобы забыть об этих клятвах. Почти весь остров подчиняется Южному двору, войско императора утоплено в проливе, а сёгун ничего не делает для защиты чести своего императора!

— Ты ошибаешься, Хисасе, — улыбка Симадзу была узкой, как режущая кромка клинка. — И я привел сюда наших братьев, чтобы объяснить тебе твою ошибку. В проливе утонуло вовсе не войско сёгуна. Этот чосонский старикашка даже не подозревает, что потопил врагов Ёсимоти Асикага. Все воины на кораблях были вызваны из округа Канто, которым управляет Мотиудзи. Главный соперник Ёсимоти. Глупый Ли Чжонму только сделал сёгуна сильнее. И даже не затронул его армию.

— А где же его армия? — голос Мацууры совершенно утратил уверенность.

— Ты еще не понял? — улыбнулся Симадзу. — Мы — его армия.

Гванук не ужаснулся. В отличие от квадратного самурая, он знал ответ уже несколько вдохов назад. Но кровь всё равно отлила от лица.

— Как видишь, сёгун эти месяцы не бездействовал. Он обратился к нам за помощью. И мы ответили. В принципе, эта война уже закончена. Там, внизу лагерем стоят не менее 15 тысяч Оучи. Здесь у меня и наших братьев, — Симадзу указал на Сёни с Кикучи. — Более десяти тысяч. Твой же отряд, и без того малый, сильно поредел в боях. Нам не нужен этот разговор, Хисасе. Я пришел сюда только потому, что хочу помочь тебе. Помочь исправить ошибку.

— Мы все клялись… — плечи Мацууры поникли. — Мы воевали за Южный двор. За Ли Чжонму… Что нас ждет в итоге, после всего этого?

— Это хороший вопрос, Хисасе, — кивнул Симадзу. — Сначала скажу, что ждет тебя в случае отказа. Смерть. А твоему роду грозят позор и разорение. А вот, если ты одумаешься… Конечно, в главном выигрыше останется старик Морими Оучи с племянниками. Клан Оучи окончательно выйдет из опалы. Но мы тоже кое-что можем. Если всё сделать правильно, то у нас — у Сёни, Кикучи и у нас с тобой — будут чудо-ружья. Пушки, гранаты и эти короткие штуки… Мы заполучим их, наши люди уже умеют пользоваться дивным оружием старого Ли Чжонму! И его мы поднесем сёгуну и императору Сёко. Поверь, за такой подарок Асикага нас щедро вознаградит. В итоге даже Оучи не получат столько выгод. С новым оружием, которое будет в наших руках, сёгун возродит единство страны. Мы покончим с дикими эмиси на севере, войдем в Чосон и разрушим его до основания! Даже империя Мин станет считаться с нами! Ниппон встанет во главе мира!..

Гванук осел на пол. Он начал медленно отползать от решетки. Максимально тихо, хотя, руки и ноги его дрожали. Дрожали от ужаса напополам с гневом.

«Измена… Снова измена!».

Он не стал дожидаться окончания разговора, и так было ясно, что Мацуура перейдет на их сторону. Предаст в очередной раз. Он! Которого генерал Ли спас из плена! Пошел на все риски и главным условием перемирия с Сёни поставил именно его свободу.

Хотелось выломать решетку, кинуться на предателей — прямо сверху, как какой-нибудь убийца-синоби. И кромсать! Кромсать! Кромсать! Да только кинжал где-то потерялся. Но самое главное — надо предупредить.

— Предупредить наших… — одними губами отдавал себе приказ адъютант Армии Старого Владыки. — Добраться до Ариты и Кикучи. Рассказать всё полковникам… И помочь спасти.

Подразделения их Армии стояли к северу от замка. Получается, как раз между войсками Оучи и… предателями.

— Великий Тангун! — простонал он. — За что ты так испытываешь нас?

«Ничего, — прикусил он губу. — Есть же Псы. Есть восемь, демоны их побери, пушек! Мы ударим резко и внезапно! Разнесем вхлам ворота. Так по ним ударим, что еще посмотрим, кто тут слабее! Два полка, почти две тысячи… Две тысячи обученных людей генерала Ли. Мы проложим себе путь сталью и порохом! Выложим дорогу их трупами. Пушки, конечно, придется оставить… Но солдаты выберутся. Мы воссоединимся со всей армией — и предатели еще…».

Его спина уперлась во что-то. Что-то мягкое и податливое. Что-то, чего за его спиной быть не должно.

— Мой защитник, — мягкий воркующий шепоток. — Я ждала тебя… Как ты сюда забрался?

Гванук стремительно обернулся.

— Айдзомэ? Любимая, что ты тут… Умоляю, будь тише. Там… О боги, там такое…

— Что, милый? — принцесса сильно запылилась, пробираясь тайными ходами за своим защитником. Даже покрытое белилами лицо, на котором сияла по-детски наивная улыбка.

— Любовь моя! Всё ужасно. Они… Сюго предали нас. Снова предали!

Девушка округлила глаза.

— Ты не веришь? Я сам всё слышал, милая, поверь мне!

— О, что ты, я, конечно, верю, мой герой, — принцесса снова улыбнулась своей черной улыбкой, наклонилась к юноше и заботливо погладила его по щеке. — Просто… я это и так знаю.

Язык во рту стал тяжелым и твердым. Он забил весь рот Гванука, не давай вдохнуть воздух. Руки слабо шарили по груди, они бы разодрали ее, чтобы впустить хоть немного воздуха. Да сил совсем не было.

— Знаешь? — наконец, выдавил он.

— Да, мой ненаглядный, — не убирая приклеенную улыбку с лица, кивнула Айдзомэ. — Мой защитник. Знаю.

Она промедлила, старательно вглядываясь в малейшие перемены на покрытом ужасом лице адъютанта. Жадно вглядываясь. И добавила:

— Я это сама создала.

Гванук буквально вколотил кулак в рот, чтобы не заорать от ужаса.

— Я больше года следила за вашей Южной армией. Говорила, с кем надо, сообщала, что надо. Всё могло завершиться еще раньше и успешней, но твой чосонский старик пережил нападение. Однако, теперь всё закончится. Вы обречены.

— Ты… — непроницаемая темнота заливала глаза юноши. Она, словно, исторгалась из чернёной улыбки Айдзомэ. Вытекала пугающими волнами, обволакивала всё вокруг. — Ты предала нас?

Принцесса слегка отшатнулась, испуганно округлила глаза и даже в ужасе приложила ладони к щекам.

— Нет!.. Нет-нет-нет, мой любимый! Я никогда не предавала вас. Я всегда была против вас. С рождения, — она снова наклонилась к измученному любовнику. — Но что с тобой? На тебе же лица нет! Почему ты не радуешься? Ведь ты сам столько раз говорил, что моё счастье — самое главное для тебя. Или ты мне лгал? Почему ты не рад, Гванук, ведь я счастлива!

Последнюю фразу она уже не шептала, а выкрикнула в полный голос, выпрямившись и раскинув руки. Где-то внизу что-то грохнуло, чьи-то ноги дробно затопали, но Гвануку уже было всё равно, что их слышат. Он смотрел в лицо принцессы — самое прекрасное лицо на этом свете — видел жуткую искреннюю радость… И желал ослепнуть.

— Мало же стоят твои слова… мой защитник. Даже такого слабого испытания ты не выдержал. Может, ты уже и не любишь меня? Забыл все свои клятвы? Погоди… Может быть, ты даже убить меня хочешь? Так, возьми.

Из рукава ее кимоно внезапно появился кинжал. Его кинжал. Принцесса взяла оружие в две руки и с церемонным поклоном протянула.

— Возьми и убей меня, О Гванук.

В запале юноша потянулся к кинжалу, схватил… и согнулся от рыданий. Он так любил ее… Так любил, а она всё погубила!

— Но почему?

Айдзомэ резко замерла. Руки её застыли на разных уровнях, кисти изысканно выгнуты — как будто, она окаменела посреди танца.

— Почему? Ах да, ну, откуда тебе знать, мой защитник? Ты ведь даже имени моего не удосужился узнать.

— Что? Я знаю твоё имя, Айдзомэ.

— Оучи Айдзомэ. Старшая дочь Мотиё Оучи. Внучка Ёсихиро.