Пресвитерианцы. Вторая армия

Глава 12

Гванук засел в громоздком деревянном корыте над замковыми воротами, которые используют ниппонские лучники при обороне. Он сам вызвался последить за дорогой, ведущей к замку Кумамото, но на самом деле, ему просто хотелось побыть наедине. Остудить на стылом ветру пылающее лицо.

Когда юная испуганная Айдзомэ, наконец, поверила, что чосонский захватчик (примерно так видел себя Гванук: распаленный боем грозный воин с мечом наголо)… так вот, чосонский захватчик не желает ей вреда, она наконец робко шагнула вперед — и улыбнулась. Яркая чернота зубов обнажилась на фоне выбеленного лица — и эта улыбка охагуро заставила его застыть на месте. Он, конечно, слышал о традиции этой страны — чернить зубы женщинам. Но раньше видеть этого не доводилось. Простолюдинкам такое украшательство дорого обходилось, а знатных женщин Гванук пока не встречал.

Черная улыбка завораживала. В ней пряталась какая-то тайна, которая вкупе с робостью девушки… лишала покоя. О решил дальше никуда не идти и лично встал в дверном проеме, прогоняя от комнаты особо ретивых воинов войска Мацууры. По счастью, те его узнавали и нехотя подчинялись. Покоренная его заступничеством Айдзомэ преодолела ужас, опустилась на колени позади и сбоку — так, чтобы «чосонский захватчик» мог ее видеть.

— Мой защитник… — негромко произнесли черные лакированные зубы.

Покорная пленница поклонилась, уткнувшись лбом в треугольник ладоней. От неловкого движения какая-то булавка выскочила — и вся явно долго возводимая прическа развалилась. Густая черная волна волос растеклась, поплыла по ее плечам, поблескивая в отсветах солнца. Гванук невольно дернулся поправить (или погладить), но сам испугался своего движения и сдержался.

— Ах… — растерявшаяся девушка резко поднялась, оставаясь на коленях, прикрыла часть лица широким рукавом халата, второй рукой неумело поправляя волосы. Румянец пробился даже сквозь густые белила.

— Я… могу чем-то помочь? — выдавил Гванук из себя; горло его пересохло, и каждый звук царапал жгучей болью.

— Ты уже помогаешь мне, славный воин… Прости, не знаю твоего имени.

— Гванук.

Так они и провели рядом долгое время, пока бой в замке не затих окончательно: адъютант-советник — с мечом наголо в дверном проходе, а прекрасная пленница — рядом на коленях. Пленница всё время стыдливо опускала глаза, но ее искренне интересовало не только имя чосонского воина. Она хотела знать о нем всё… а Гванук всё рассказывать не хотел. Под доспехом у него вдруг всё зачесалось, когда Айдзомэ спросила о родителях юноши. Сказать ей, что он из большой семьи, которая много поколений прислуживала знатным господам?..

«Таким же благородным, как она…».

Нет, гораздо сильнее хотелось рассказывать ей только о последнем годе своей жизни. О том, как он помогал великому генералу Ли Чжонму, как раскрыл заговор против него, как оборонял замок Дадзайфу от орд Отомо, как метал вместе с Головорезами гранаты в великой битве при Онге, как лично вскрыл ворота Асо-дзё…

Гванук искренне старался не привирать, но, великие предки! — как же хотелось впечатлить эту удивительную красавицу с загадочной улыбкой ночной полуночи…

— Всё началось с того, что я спас сиятельного… — слова снова застряли в горле у Гванука, правда, на этот раз по другой причине. Но Айдзомэ уже вскинула руки в удивлении и восторге: широкие рукава легко и величественно порхнули вверх — и адъютант снова забыл обо всём.

— Спас? Как⁈

— У генерала Ли случилось помутнение. Наверное, возрастное. Я помогал ему говорить, узнавать людей. Помогал стать прежним Ли Чжонму… Даже лучше прежнего!

— Как это удивительно…

«Я же никому не говорил… Никому и никогда» — мысленно хлестал себя по щекам Гванук, но…

— Гванук, ты такой преданный и надежный помощник. Как же мне повезло, что в эту комнату ворвался именно ты!

«Говори! Говори со мной, красавица! Восхищайся мной…».

— Ты, наверное, и сейчас всегда заботишься о своем господине, если на него снова нападает опасная немочь?

— Что ты! Ничего подобного с ним больше не происходило! Господин Ли Чжонму стал только более мудрым — сколько разных открытий он сделал для Южной армии! И сильным! В битве при Онге ему пришлось вступить в схватку, и генерал Ли лично зарубил трех самураев.

— Как интересно… — улыбнулась Айдзомэ. — Великий генерал и преданный помощник. О вас будут слагать стихи.

Гванук уже решил, что лично отведет ее к Мацууре и будет отстаивать ее свободу… если потребуется, то и с оружием в руке!

«Она ведь была пленницей у Асо, а, значит, ее семья может стать нашими союзниками! — готовил он аргументы для командующего. — Девушку оставят при войске, я буду ее защищать, буду спать у ее порога…».

Но ничего этого не потребовалось. Ни аргументов, ни спать у порога. Когда Гванук с Айдзомэ добрались до квадратного самурая, возле того находился какой-то незнакомый ниппонец. Из местных. Который мгновенно кинулся к девушке и сгреб ее в объятьях!

«Мочитомо Кикучи…» — с ненавистью выплюнул имя Гванук.

Старший сын князя Канетомо Кикучи. Как раз он-то и был пленником, вернее, почетным заложником у Асо, а Айдзомэ… она оказалась его женой! И разделяла печальную судьбу мужа. Супругов держали порознь, они виделись лишь изредка… Надо ли описывать радость их встречи и освобождения!

Мир рухнул.

У Гванука едва хватило сил написать сообщение генералу Ли. О победе и о планах Мацууры. Написать же имя заложника он никак не мог себя заставить. Ненавистное имя… ни в чем не повинного сына князя. Самое ужасное было то, что на время перехода в замок Кумамото (где планировалась встреча с послами Кикучи) принцесса Айдзомэ слезно попросила, чтобы о ней заботился «ее защитник».

Два следующих дня стали пыткой для адъютанта-советника. Полуночная улыбка принцессы, сальные подмигивания Стеновиков и Псов, снисходительная улыбка проклятого счастливчика Мочитомо. Муж Айдзомэ был невысок, с узким лицом, безобразно торчащим острым носом и гривой непокорных волос, с трудом укладывающихся в прическу… но ему всё это шло! Его вполне можно было назвать красавчиком — от чего не особо выразительный О бесился еще сильнее. Хотя… разве дело во внешности? Сын могучего даймё (а вскорости — и сюго) и сын слуги. Как омерзительно и жалко теперь выглядело всё его прежнее хвастовство…

Но мучительнее всего было находиться рядом с Айдзомэ. А принцесса постоянно звала его к своему паланкину, она вечно выдумывала какую-то помощь, для оказания которой ей требовался «ее защитник». А после помощи девушка норовила завести беседу. Как тогда — в разоряемом войной замке.

В тот час, когда Гванук был по-настоящему счастлив, спасая прекрасную принцессу.

По счастью, в Кумамото его присутствие при Айдзомэ уже не требовалось. Адъютант заставил себя окунуться в работу. Заставил написать, наконец, серьезный отчет о делах под замком Асо, плюс добавил новости, что получен ответ от клана Кикуче, и со дня на день ждут послов. Брался за любые обязанности, лишь бы быть подальше от начальства и дворца, в котором поселилась счастливая семья освобожденных заложников. Даже на посту на воротах стоять вызвался, только бы не видеть глаз принцессы. Волны ее черных волос. Полуночной улыбки.

— Эй, дозорный! Глаза протри! Уже снизу видно!

Гванук вскочил и заметил большую процессию всадников и носильщиков с паланкинами, которые приближались к замку.

«Бесполезный О» — адъютант с силой стукнул бревнышком-билом по сигнальному колоколу.

…Встреча с делегацией Кикучи проходила торжественной, и от нее не было никакой возможности отвертеться. Прибыл сам Канетомо — глава клана — суровый крепкий мужчина лет сорока. Разумеется, пригласили и освобожденных заложников. Гванук смотрел в пол, не желая встречаться взглядом с теми самыми глазами. А потому не обратил внимания на то, как сдержанно поприветствовал отец своего носатого сына. Конечно, ниппонцы — суровый народ… но ведь родная кровь находилась практически в плену! Ли Сунмон потом долго возмущался этим наедине с адъютантом, а тому и сказать было нечего.

— Мой господин сдержал свое слово, — Хисасе Мацуура передавал князю Кикучи слова, что велел заучить его генерал Ли. — То, о чем ты говорил, выполнено. Сдержишь ли ты теперь свое обещание?

Канетомо не смутился ни капли. Выдержав взгляд квадратного самурая, он коротко бросил:

— Если я сделаю это, то стану сюго провинции?

— Это от тебя зависит, почтенный! — улыбнулся Мацуура. — Власть Асо низвергнута силами Южного двора. И власть над провинцией Хиго может быть дана лишь тому, кто верен истинному императору Го-Камеяме…

— Тебе ли говорить мне о верности, даймё пиратский! — Кикучи бросил эту фразу, совершенно не повышая голоса. — Все ваши дома — абсолютно все! — покорно перебежали под знамена этого зверя Имагавы. Перебежали, тогда как мой дед Такемицу из последних сил защищал принца Камеоши. Защищал и погиб. Да что там дед. Даже паскуда Корейтакэ Асо еще много лет сражался плечом к плечу уже с моим отцом. Против ваших кланов сражался, что с быстротой спугнутых оленей переметнулись на сторону Северного двора. В итоге у отца не осталось ничего, кроме разоренного Имагавой замка Кумабэ.

Кикучи несколько раз глубоко вдохнул. Но это был еще не конец отповеди.

— Или ты думаешь, я сижу здесь, в своем углу, и не знаю о том, что творится у вас на севере? Как ты изначально пытался использовать и продать Южную армию?

В зале повисла нехорошая тишина. Даже Гванук немного отвлекся от ковыряния своих душевных ран — такая тяжесть придавила его.

— Ты забываешься, господин Канетомо, — поджав подбородок, тихо ответил Хисасе. — Всё, что я делал — было продиктовано лишь моей верностью дому Сёни. Но боги указали мне мою ошибку. Те, кому я верил, отправили меня в темницу. А тот, в ком сомневался — возвысил меня до звания сюго… Какового мой дом не имел никогда… Ты спрашивал меня: станешь ли ты сюго провинции? Так я тебе отвечу: ничего не требуй и не проси. Просто докажи свою верность генералу Ли и Южному двору. Сам. И не прикрывайся именами отца и дела.

Гванук вскинулся. «Генералу Ли и Южному двору»! Здесь не было нужды льстить старому генералу. Значит, квадратный самурай сам, по личному почину поставил имя главнокомандующего впереди! Об этом надо обязательно сообщить сиятельному.

— На этой стороне ценят верность, — продолжил Мацуура. — Верность в делах. Так что докажи ее — и будешь возвышен.

Канетомо Кикучи долгое время молчал. Косился на спасенного сына, хмурился.

— Так не пойдет. Мой дом многое сделал для Южного двора — мы заслужили это право.

— Тогда тебе придется самому идти в Хакату и говорить об этом главнокомандующему Ли Чжонму.

Кикучи резко, со свистом втянул воздух. И вдруг повернулся к сидевшему чуть в стороне полковнику Ли Сунмону.

— Я вообще не понимаю, а почему за нашего истинного императора воюют чосонцы?

Гванук замер. Полковник Ли был, пожалуй, лучшим командиром в Южной армии. Но только командиром. В дела политики он никогда не лез, ему хватало достойного исполнения приказов генерала. Что он сейчас скажет?

— Не знаю, господин, Кикуче, — с искренней улыбкой ответил Ли Сунмон. — Возможно, потому что не нашлось достаточно верных и смелых ниппонцев?

…Договор был заключен.

Даже сурового Канетомо устыдил ответ полковника Ли. Конечно, тот не оставлял надежд заполучить пост наместника провинции, поэтому готовил посольство в Хакату. Хисасе Мацуура намекнул ему, что хороший подарок наверняка смягчит сердце чосонского генерала.

— Шелка? Серебро? — с кривоватой усмешкой уточнил Кикучи.

— Насколько я знаю старика, тот гораздо больше обрадуется, если ты подаришь ему бронзу или железо, — ответил Мацуура и радостно осклабился, увидев, как вытянулось лицо даймё. — Вообще, лучше тебе найти того чосонского мальчишку, что сидел неподалеку от меня на переговорах. Не смотри на его возраст, это близкий человек генерала. И он точно знает, какой подарок больше всего порадует сердце старого генерала. Этой Южной армии требуются порой очень странные вещи…

— Я им что, торгаш какой-то?

— А вот такие речи ты в Хакате забудь. Южный двор сильно изменился, господин Канетомо. Император Го-Камеяма через своего генерала даровал купцам и мастерам города равные права и большие привилегии. Торговцы — большие и уважаемые люди при Южной армии. Так что ты поищи мальчишку…

«Мальчишка» же слонялся по самым темным закоулкам замка, прячась от красавицы Айдзомэ и молясь предкам, чтобы войско Мацууры поскорее уже двинулось в Хакату. Как назло, в темных закоулках в голову лезли стихи, которыми адъютанта пичкал толстый Ивата. Стихи эти и тогда нравились юноше, но только теперь они раскрылись по-настоящему, словно, ночные бутоны под утренним солнцем. Каждая строчка ранила в самую душу.

«Может, всё дело в стихах? — задумался Гванук, глядя в причудливую сеть трещин на старой стене. — Заразил меня чем-то толстяк Даичи…».

Живот страдальчески заурчал… Он же не ел сегодня вообще! Гванук вздохнул, отвернулся от подвальной стены и двинулся по коридору в поисках чего-нибудь съестного. Лучше всего было идти к канонирам. У Псов всегда накормят и напоят. Только вот чосонцы расположились за пределами внутреннего замка; придется топать через центральный двор…

«Вдруг встречусь с ней?».

Гванук не сразу понял, что подумал об этом… с надеждой. Он так старательно прятался от Айдзомэ все эти дни, но на самом деле хочет одного — увидеть ее.

— Что же это за болезнь такая, что самого тянет к боли? — вздохнул адъютант.

Он был далеко не мальчик (хоть, и уродился мелким) и хорошо знал, что такое постыдный зов плоти. В Чосоне он его даже не раз удовлетворял. Но здесь что-то совсем другое. Его не тянуло к женщине. Его тянуло только к Айдзомэ. К стыдливой принцессе с нежным голосом и улыбкой темной полуночи. Всех же прочих женщин хотелось еще меньше, чем обычно. Совсем не хотелось!

— Надо уезжать, — пробормотал он, встряхнув голову, перешел на крытую галерею и наткнулся принцессу, куда-то бодро семенящую мелкими шажками.

— Госпожа… — Гванук еле подавил трусливое желание развернуться и бежать прочь. Поклонился.

— Мой защитник, — печальное лицо и опущенный взгляд. — Ты избегаешь меня? Я чем-то тебя обидела?

— Что ты! — О чувствовал, как щипучая, как южный перец, краска заливает его лицо. — Просто… Просто не хочу компрометировать тебя, госпожа, перед злыми языками.

Сказал и тут же со злости чуть себе язык не откусил! Что ты ляпнул, дурачина! Слуга и сын слуги не хочет скомпрометировать жену и невестку высокородных князей⁈ Она же сейчас рассмеется ему в лицо! Безродный выскочка посмел подумать, что может стать угрозой репутации аристократки?

— Ты не можешь бросить на меня тень, — негромко сказала принцесса. — В день, когда ваше воинство брало приступом замок Асо, когда кругом царило законное насилие и смерть — ты встал на мою защиту. С мечом наголо. Рискуя жизнью. Ничего не прося взамен.

Айдзомэ подошла к Гвануку — близко-близко! — и положила свою ладонь на его, нервно стискивающую пояс.

— Такой человек, как ты, не может бросить на меня тень.

Полуночная тень рассекла ее белоснежное лунное лицо.

— Так?

В груди О сердце колотилось о ребра, требуя выхода. На лбу выступила испарина. Ему хотелось упасть на пол и целовать деревянные гэта на ее тонких ступнях.

— Так… — тихо и испуганно согласился он.

— Замечательно! Значит, ты будешь сопровождать меня в путешествии в вашу Хакату? Господин Канетомо направил моего супруга и своего сына посланником к вашему грозному генералу!