Слуга Государев 3. Потешный полк

Глава 9

Москва. Кремль.

22 мая 1682 года

Если я хочу, чтобы все было так, как я хочу, то мне необходимо заручиться поддержкой. И не кого-нибудь, а бояр. Пусть не всех, части из них. Но количество членов Боярской Думы должно быть таковым, чтобы все запланированное мной реализовалось. Сложно это, не без того. Но и я понимаю принципы построения интриг.

Безусловно, первым человеком, к которому я обращусь за помощью и поддержкой, будет Григорий Григорьевич Ромодановский. Потом я обязательно должен буду поговорить и с другими людьми, также вошедшими в Боярскую думу. Если Ромодановский будет за меня, то, учитывая коллаборацию этих двух бояр, Языков также меня поддержит.

Более того, я готов пойти на соглашение, да хоть бы даже с самим Афанасием Нарышкиным, чтобы только прошли мои решения. Этому можно было бы и денег предложить. Судя по всему у дядьки царя какое-то психологическое расстройство на почве богатства. Как этот синдром называется? Плюшкина? Дракона? Он же удавится за копейку и крайне ревнив, если кто еще зарабатывает, кроме его. Впрочем, вряд ли Афанасий Нарышкин и зарабатывать-то умеет. Воровать — да.

Насчёт мести Афанасию Кирилловичу Нарышкину я пока не особо-то и думал. Не знаю, как оно было в иной истории, но здесь и сейчас он уже достал всех и каждого. Честолюбивый, заносчивый, откровенно грубый и бесхитростно напористый — в таком виде он даже был мне несколько выгоден.

Оказывалось, что я отнюдь не самая главная заноза у бояр. Пусть воюют с Афанасием, которого вынужденно поддерживают другие Нарышкины.

— Князь, боярин, — сказала я, поклонившись подошедшему Григорию Григорьевичу Ромодановскому.

Минут сорок мне пришлось ждать князя-воеводу. Впрочем, минуты ожидания были компенсированы общением с моим конём. Ох и зверюга! Будто бы чует человека. Своенравный конь был у Хованского. А теперь у меня.

Так что я хотел бы наладить дружеские отношения с этим свободолюбивым великолепным животным. Но ещё было бы неплохо подумать, как сохранить такое богатство при себе. Ахалкитинец был столь породистый, что даже мне, человеку не так чтобы хорошо разбирающемуся в лошадях, было понятно — мой конь, если не царь среди других коней, то уж «боярин конский» точно.

— Хотел ты чего? Нынче такие игрища в Боярской Думе, что нам видеться нельзя, — словно оправдывался Григорий Григорьевич.

— Помощь твоя нужна, боярин, — сказал я и посмотрел в глаза Ромодановскому.

Сомневался Григорий Григорьевич. Наверняка ему не очень-то и полезно будет сейчас поддерживать меня. Правда, смотря в чём. Если только не выдавать мои решения за свои. И я готов отдать пальму первенства Ромодановскому, пусть бы и сказал, что это он меня подталкивал на решения.

Действительно, сейчас что ни заседание Боярской думы, а собираются они через день, так чуть ли не с кулаками друг на друга лезут. Ещё нет заключения Следственной комиссии, не обнародованы свидетельства казнокрадства и преступной деятельности Милославских, прежде всего, в экономической сфере. А боевые действия за условно говоря «министерские кресла», что занимали представители этого рода и их клиенты, начались.

Так что-то, что касается злодеяний Милославских, обязательно будет поддержано Боярской думой и утверждено. Единственное, чего наверняка захотят — больше крови. Но я бы и в прямом, и в переносном смысле не рубил с плеча.

— Софью… разумеешь же ты… Вижу, что разумеешь, какая она, — когда я быстро, буквально за пять минут описал все свои решения по основным фигурантам стрелецкого бунта, поглаживая почти седую бороду, говорил Григорий Григорьевич: — Софью Алексеевну боятся. А патриарх так и вовсе… Разумна, поймёт, что владыка наш также замешан.

Сказав это, Рамадановский даже немного отстранился от меня, рассматривая и изучая мою реакцию. Я стоял ровно, без лишних дёрганий. Так что Григорий Григорьевич не мог найти во мне фанатичного поклонника патриарха Иоакима. Кабы не узрел Ромодановский и вовсе безбожника.

Или же подозревает меня боярин, что я знаю о патриархе куда как больше положенного?

— Помочь тебе желание имею. Как и впоследствии службу стребую. Готов на сие? — сказал Ромодановский, потом поспешил добавить: — Серебро и иные подарки придётся мне боярам подносить. В сговор вынужденный вступать с Одоевскими.

— Не могу и не стану говорить тебе, боярин, что любую службу готов сослужить. Соратником тебе на поприще развития отечества нашего — завсегда да. В том и шпага моя, и разум, и те люди, которых я поведу за собой. Но служкой уже ни для кого я не стану, — сказал я.

Наступила пауза, даже какое-то неловкое молчание. Явно, что реакция на мои слова от Ромодановского должна последовать. И тут настолько всё рандомно, что предугадать крайне сложно.

Ведь кто я такой в понимании знатного боярина? Выскочка, временщик. Лишь только персонаж в сложившейся ситуации. Но лихие дни прошли. Наступили привычные будни политической борьбы. Я ведь, по сути-то, здесь и сейчас не нужен.

— Коли бы ранее подоспели иные бояре, что кинули Москву перед бунтом, а нынче возвращаются, так смели бы тебя уже давно. Им ты никто, али и вовсе напоминание о позоре их, боярском. А нынче ты голова комиссии следственной… Иные ждут, когда следствие закончится, так и убрать подале полковника Стрельчина, — говорил Ромодановский.

На самом деле я прекрасно понимал, о чём он сейчас говорит. Прибыли тузы боярские, которые сбежали ранее. И теперь своими пузами желают растолкать тех, кто оставался рядом с Петром Алексеевичем в лихую годину. Вернуть свое положение. Да и коллективно будут жать на Матвеева. Если только тот не даст суровый отпор. Опять же… Тут было бы и мне чем заняться.

Только пока ещё не учли бояре того, что я нашёл очень действенный механизм взаимоотношений с царём Петром Алексеевичем. Это только кажется, что все продумано, что бояре взяли и договорились о чем-то важном. И все исполнилось.

Между тем, государь может такую истерику закатить, чтобы вернули ему любимого наставника, что мало не покажется. Остается только немного царя к этому подвести. А еще на ближайших уроках мне нужно быть настолько интересным, интригующим и основательным, чтобы государь спал и видел наши занятия.

К примеру, я уже распорядился двум десяткам стрельцов прибыть завтра в Кремль, чтобы наглядно еще раз повторять основные принципы тактики линейного строя. Хочу еще попробовать объяснить преимущество «косого» строя, при помощи которого в будущем Фридрих Великий одерживал свои самые значительные победы

В таком случае намного проще будет вернуть меня государю, чтобы царские истерики сильно не портили складывающуюся политическую игру между боярами.

Вот только даже и Ромодановскому, к которому я испытываю чуть больше доверия, чем ноль, о своих гарантиях я рассказывать не стану. Увлеклись бояре противостоянием, но не видят, что возле государя творится. А ведь в силу войдет будущий император… Думаю, что они это поймут пораньше, чем совершеннолетие или ранняя женитьба.

Пауза затягивалась. Григорий Григорьевич буравил меня взглядом. Пой посыл, что я не служка, ему явно не по нраву пришелся. Все тут слуги, и только бояре — слуги государя. А остальные слуги для бояр. Такая иерархия, которую я нарушаю своими заявлениями.

— А ежели ты самовольный, так отчего же мне своё серебро тратить на подкуп иных бояр? — спросил Ромодановский. — Трать свое. Есть же у тебя в достатке ефимок?

— Григорий Григорьевич, по первое, тебе самому сие нужно. Али не ведаю я, что с Василием Васильевичем Голицыным у вас добрый торг шёл? Али не разумею я, что Нарышкины удумали зажимать иных бояр своей властью… — отвечал я.

Доводы на самом деле были так себе. Ну и поторговаться же нужно было. Если нет чего-то существенного, то можно раздавать и «значительное до размеров большого».

Вместе с тем действительно прав был Ромодановский. Если я хочу быть самостоятельной фигурой или хотя бы иметь достаточно признаков своей воли, то мне необходимо как минимум за себя в ресторане платить.

Про ресторан я, конечно, образно.

— Сколько серебра нужно, кабы подкупить половину из бояр? — напрямую спросил я.

— Не все бояре стоят так дёшево, что их можно купить. Уступки нужны, назначения… — Ромодановский посмотрел на меня весёлым, хитрым взглядом, будто бы постиг какую-то истину и безмерно этому счастлив. — А ты повлияй на то, кабы я стал головой всех стрельцов.

— Как это сделать? — подобрался я.

На самом деле, чтобы именно Ромодановский командовал стрелецким войском, для меня это было самое лучшее решение и выход.

— Так пущай Васька Голицын, али ещё кто из бунтарей, поведает, что убоялись меня, — сказал Ромодановский. — Вот кабы я был головой стрелецкого войска, так и не было бы ничего.

На мой взгляд это было слишком прямолинейно и как-то… по-детски что ли. Мол, одна банда подростков не хотела связываться с другой бандой, потому как там среди бойцов есть грозный воин.

А может быть, действительно, не всегда нужно искать сложности и ещё больше погружаться и учитывать специфику нынешнего времени. Если кого боятся, значит, явно уважают и, значит, можно за этим человеком спрятаться.

А разве в будущем не так? Да нет же. Именно так, лидеров боятся. И то, что возможно при слабом лидере, недопустимо при сильном, пусть они и занимают одно и тоже положение. Лишь только прячутся за многими условностями и нагромождениями.

— Всё как скажешь, так и сделаю, — сказал я, подумав, добавил: — Еще соберу челобитную от всех стрельцов. Пусть они тебя просят быть головою над ними. Ну и ты мне чинить преград не станешь.

— Вот же… Говорю с тобой и в толк никак не возьму… Ты откель такой взялся? — усмехнулся Ромодановский. — Согласный я.

— И я согласен.

Легко соглашаться, когда делать будешь то, что и так собирался.

— А насчёт серебра… полтысячи ефимок хватит? — спросил я, ввергая Ромодановского в недоумение.

— Это ж сколько ты взял с усадьбы моей? Приказчик мог пятнадцать долей отдавал. Там столько не было, — удивился и даже несколько с угрозой задал вопрос Григорий Григорьевич.

— Сильно меньше взял от тебя, боярин. А потерял там сильно больше. Когда твоё добро и твоего родича спасали, добрых стрельцов, товарищей своих я потерял, — дозированно добавляя металл в свой голос, говорил я.

Тут бы ещё не перегнуть палку, не задеть боярский гонор Ромодановского.

В целом мы с ним решили. И этому обстоятельству я был безмерно рад. Я ещё сильно хотел пойти на контакт с Одоевскими. Что-то они лихо начали вокруг себя собирать «беглецов» — тех бояр, которые покинули Москву в преддверии бунта.

У меня есть показания на некоторых из бояр, из числа тех, что вернулись уже через день после неудавшегося штурма Кремля. Причём нисколько не поддельные. Почитай, что треть из беглецов высказывали своё одобрение в нелёгком деле, как оказалось, свержения Петра Алексеевича Романова. Они не высказывали своего желания видеть на престоле Софью, но все говорил в пользу Ивана Алексеевича.

Думаю будет достаточно, чтобы анонимно припугнуть таких деятелей, дабы они хором пели в защиту тех решений, что мной уже приняты, реализацией которых я прямо сейчас занимаюсь. Ну а не анонимно… Так разворочу выводами Следственной комиссии боярское болото так, что пищать еще станут, упыри. Дали такой инструмент в мои руки!

— Добрый конь. Видал я этого коня, — когда по моему жесту конюх подвёл великолепного жеребца, Ромодановский даже забыл уходить.

— Да вот… один болезный подарил. Ну и ему, хворому да духом сломленному, ни к чему такие кони. Подобный зверь слабого хозяина не примет, — сказал я, используя огромное количество намёков.

Получилось, что я рассказал и про Хованского, что он, дескать, не помер. А ещё, что сам себя считаю сильным, что означало к бою готовым.

Тут бы ещё мне лихо вскочить на коня и отправиться на выезд, за конюшню, на круг, чтобы учиться ездить. Но, конечно, такой воин, как Ромодановский, раскусил бы мою немощь, как наездника. Учиться мне еще и учиться.

— Лихой ты, полковник. Коли что случится с тобой, и свечку поставлю в храме, и горевать буду, — сказал Григорий Григорьевич, направляясь к группе людей, ожидавших его неподалёку.

Проводив взглядом Ромодановского, я обратился к конюху.

— Давай, Антип, десять кругов, более времени сегодня потратить не могу, — сказал я.

Антипа, если можно так сказать, «завербовал» Никонор. Далеко не все подчинялись стряпчему у крюка. Он хоть и главный среди стряпчих, но всё больше командует непосредственным бытом царя и других обитателей Кремля. А вот конюхи ему не подвластны.

Более того, мне нужен был кто-то, кто будет со мной заниматься верховой ездой. Это же просто позор какой-то, что я отвратительно держусь верхом на коне. Вдвойне стыдно, что имею одного из лучших коней во всей Москве.

Потому конюху и было выплачено пять ефимок, обещано ещё больше, чтобы он и новости какие сообщал — мало ли о чём говорят в конюшне сильные мира сего, — и учил меня верховой езде.

Туда пять ефимок, сюда… Лучше бы корову купил, да не одну, сколько уже приходится тратить. И не отобью траты жалованием главы Следственной комиссии. Не дешево все же обходятся мне моё положение и необходимые политические игры.

В этот раз я уже более уверенно держался в седле.

— Признал тебя, полковник, Буян, — придерживая за уздцы коня и поглаживая его гриву, сказал конюх Антип.

Действительно, конь будто бы чувствовал, в чём я не уверен, подставлял мне чаще свою шею, приостанавливался, как только я начинал заваливаться из седла. Такое поведение животного позволяло быть ещё более уверенным, и на девятом круге я уже достаточно бодро шёл рысью.

— Люди бают, что прогнул ты стряпчего у крюка. С повинной пришли сыны его, да стерьви Настасьи отказал… Он человек злобливый. Такого за спиной не оставляют, ежели нет желания жить без тревог, — напоследок сказал мне Антип.

— Без тревог, Антип, живет только тот, кто ничего не делает. Но за совет спаси Христос тебя. Учту, — сказал я.

Разделся, еще немного в конюшне же позанимался: качал пресс, отжимался, провел бой с тенью.

После направился в Посольский терем, домой, к еде и к Анне. Мы прибыли от отчего дома с немалым запасом продуктов и Анна должна была сама готовить. Есть хотелось неимоверно. Да и было уже достаточно поздно, чтобы ещё позаниматься шпагой или потягать камни, которые я же и собрал за конюшней.

А ещё ноги будто бы сами вели меня к Аннушке. Организм недвусмысленно намекал, что к сладкому процессу любовных утех готов. И что важнее? Еда, или это… Вот бы одновременно есть и заниматься этим… Двойное удовольствие. Но, нет, смешивать же мед с сахаром?

Открывал я дверь с улыбкой мартовского кота. Предвкушал, как поем и начну баловаться со своей кошечкой. Можно было бы и поменять местами: сперва баловство, а потом приём пищи. Так и не определился.

Зайдя в спальню, я увидел стоящие на столе горшочки, но далеко не сразу заметил Анну. Куда запропастилась? Должна же быть уже дома.

— Что случилось? — выкрикнул я, подбежав к корчившейся от боли девушке.

Она держалась за живот и согнулась под стол. Потому не сразу и заметил. Глаза Анны были красными, болезненными.

— Я укусила, — дрожащими губами пробовала что-то сказать Анна. — Я маленький кусочек укусила… Не вини меня за то, что трапезу твою порушила.

Да о чём она вообще думает?

А вот то, о чём думаю я, некоторым деятелям очень не понравится… Пора бы и оскал свой вновь явить. Все знать должны. Но действовать буду нелинейно. Подставляться так же нельзя. Мысли были…

Я тут же принялся промывать желудок Анне. Надеюсь, что все не так критично. «Кусочек» же только съела. Обманщица. Говорил же, чтобы сама готовила и не отходила от еды ни на миг.

От автора:

✅ Самый редкий жанр на АвторТудей — ОБРАТНЫЙ ПОПАДАНЕЦ!

✅ Читайте громкую новинку о нестандартном попаданце. Вышел седьмой том.

Матерый опер погиб в 1997-м, выполняя долг.

Очнулся — в теле молодого лейтенанта в нашем времени. Мир изменился. Преступники — нет.

Старая школа возвращается.

✅ Первый том со скидкой: https://author.today/work/450849