Слуга Государев 3. Потешный полк

Глава 17

Преображенское

6 августа 1682 года

— А ты мне, Егор Иванович, казался более разумным мужем. Разве же не понимаешь, что она нынче христианка? И, даже если вы обвенчаетесь, то её отец сие не примет. Выступит с ещё большей злобой. А сколько казне обойдётся то, что нам придётся усиливать границы наши? У бея войско в пять тысяч сабель. И никогда не знаешь, где они будут прорывать засечённую черту. Оттого усилить границы наши нужно не менее, чем двадцатью тысячами воинов.

Да всё я это понимал. Но питал надежду на то, что все не так уж и худо. Ну не хотел бы бей Кучук знаться со своей дочерью, так и не отвечал бы на письмо.

И мало того, так посланник вернулся с дарами для дочери. Я не говорю про некоторые золотые украшения, которые не зазорно было бы одеть и царице. Или же о серебре, рулоне шелка и двух конях. Но сам факт, что такие подарки есть говорит в пользу любви отцовской к своей кровинке. С вещами в эквиваленте стоящим не менее восьми сотен рублей, просто так не расстаются.

— Я отправлюсь вместе с Анной на переговоры с ним. Я смогу договориться, — решительно сказал я.

— Не по чину тебе вести такие переговоры, — Ромодановский в отрицании покачал головой.

— Так ты со мной и отправляйся! Разве же не будет тебе привычно с того, что сможем договориться почти что с половиной малой Ногайской орды? — закинул я наживку.

— Чую я, спокойной жизни подле тебя не будет никому. То письмо мне покажешь. И никуда не срывайся. С родичами своими совет держать буду. Как на духу скажу тебе, что и тут вопрос денег встаёт. Решали давеча на думе, что засечные черты усиливать надо.

Я соглашался. Лететь прямо завтра и встречаться со своим потенциальным тестем у меня не было никакой возможности. К таким долгим поездкам и отсутствию рядом с государем нужно готовиться тщательным образом. Ещё не хватало, чтобы прогулка к южным рубежам державы обернулась для меня потерей важного места рядом с государем.

— А не считаешь ли ты, Фёдор Юрьевич, что пора бы уже решить вопросы с Крымом? Не позор ли это для русской державы, кабы до сих пор платить? — спрашивал я, переводя тему.

— Коли это было возможно, то уже сделали бы. За спиной у крымского хана стоит османский султан. Да и сами крымчаки не лыком шиты. Сильны, сученые дети, — посетовал Ромодановский

— А то мне известно. А ещё думаю я, что скоро османы начнут войну с европейцами. Что они осадят Вену и что войском пойдут туда бесчисленным, — я закинул очередную удочку.

Может, всё-таки на какой-нибудь крючок Ромодановский и клюнет. А это очень жирная рыба, если считать не только нынешнего моего собеседника, но и других князей из этого рода.

Я знал, что уже скоро, буквально в следующем году, начнётся грандиозная война. Османская армия числом то ли в сто двадцать тысяч, то ли ещё большим, вторгнется на территорию Австрии.

По сути, это противостояние станет главным как для Австрии или даже всей Европы, так и для Османской империи. Если турки возьмут Вену… а они были очень близко к тому… неизвестно, как история станет развиваться. И останется только гадать, когда Германия станет мусульманской страной. Возможно, даже более мусульманской, чем та Германия, которую я покинул в будущем.

— И ты предлагаешь выступить нам? С тобой я перестаю чему-либо удивляться, — сказал Ромодановский и громоподобно рассмеялся.

— Нам сейчас сложно выступать. Но это такая возможность, что не скоро появится вновь. Крымцы выгребут всех своих лучших воинов и отправят на помощь турецкому визирю. Само ханство окажется без защиты, — сказал я и пожалел о том, что не взял с собой одну из своих важных папок с бумагами.

Я вчерне уже проработал план военной кампании на следующий год. Первоначально думал о том, чтобы вместо польского короля Яна Собеского выступить к осаждённой Вене и деблокировать её. Ведь силы сторон были настолько равны, с очень малым преимуществом турок, что даже появление и десяти тысяч хорошо обученных и вооружённых русских воинов могло сыграть существенную роль в этом противостоянии.

Почти так и случилось в иной реальности, когда Ян Собеский привёл далеко не самое многочисленное войско под стены Вены, присоединив к себе некоторые отдельные отряды европейцев. Тогда он неожиданно ударил туркам во фланг. И осада посыпалась.

Меня не столько привлекало даже спасение Вены, хотя и допустить того, чтобы Османская империя её взяла, нельзя. Меня в подобном варианте решения вопроса Великой турецкой войны более всего прельщала добыча, которую можно взять, если разграбить турецкие обозы.

Россия сейчас в экономическом отношении слишком слабая, чтобы рассчитывать на резкое возвышение, в том числе и во внешней политике. Огромная Россия не получает в бюджет даже половину от того, что имеет не такая уж и огромная Голландия. Маленькая Голландия, если не учитывать её колонии, которые находятся на самоокупаемости.

Так что нам нужно зарабатывать. Пусть бы и войной на юге. Пара крупных городов, если разграбить, то уже можно пополнить бюджет на половину.

Однако, я отмёл идею помогать европейцам напрямую, но решил, что выполнить свои союзнические обязательства необходимо. Причём, сделать это не так, как в иной реальности поступила Софья Алексеевна, направляя неподготовленное войско в Крым во главе с Василием Васильевичем Голицыным.

— А не для того ли ты учения превеликое удумал? — догадался Ромодановский.

— Для того или нет, но у нас повинно быть воинство, какое мы в урочный час не собирать должны по городам и весям, а призвать и тотчас же узреть его, — говорил я.

Действительно, я провёл совещание с рядом полковников стрелецких полков и полков иноземного строя. Вернее сказать, пригласил их попировать в Преображенское. Ну и собирал их, скорее, даже Фёдор Юрьевич Ромодановский, правда, говорил всё больше я.

Мы договорились выделить из каждого из полков не менее, чем по две сотни бойцов, чтобы провести с ними масштабнейшее учение. Я не столько помышлял о каких-то сражениях и взятии крепостей, сколько попробовать провести элементарное боевое слаживание различных частей и соединений.

Ну и отобрать некоторые полки и командиров, которым можно было бы доверить большое дело. Это было важно ещё и потому, что после бунта началась серьёзнейшая неразбериха и со стрелецкими полками. Растерянность переметнулась в том числе и на полки наземного строя, на рейтарские полки.

И что удивительно, Боярская Дума такими вопросами даже не озадачилась. Утверждение Григория Григорьевича как главы стрелецкого приказа и старшего воеводы произошло буквально две недели назад.

Это вот столько времени потратили в Боярской Думе на то, чтобы согласовать уже ранее согласованный вопрос о назначении Григория Григорьевича Ромодановского. Каждая политическая сила стремилась хоть что-то урвать с клана Ромодановских за то, что их представитель становился головой Стрелецких приказов и еще и главным воеводой России.

— Как бы мы ещё успели подготовить линейных пешцев… — выразил надежду Фёдор Юрьевич Ромодановский.

— Так потому-то и хватит нам чаёвничать, боярин! Давай выводить на учебные площади стрельцов. Пора сравнить, кто лучше всего линейную науку осваивает! — залихватски заметил я.

Очень странные у нас отношения с Ромодановским. Словно бы оба мы бояре. Может, я только чуть-чуть младше возрастом, хотя по виду так оно и есть. Но в этой истории этот человек наверняка покажет себя точно не хуже, чем в иной реальности. Насколько будут внедрены новшества, посмотрим. В этом деле крайне не хватает жесткой руки самодержца. Но уже набирает ход процесс. От малого к большому.

А пока за работу. Нам категорически не удаётся даже со стрельцами организовать плотное каре. А без подобного построения идти и воевать войску, преимущественно состоящему из кавалерии, категорически нельзя.

Так что всю вторую половину дня я только и делал, что тренировался сам, логикой и какими-то обрывочными знаниями из будущего выстраивал систему обучения.

А вечером меня ждал плотный обед и вожделенная женщина. Нет, я её не отдам даже отцу, даже если мне придётся стоять против пяти тысяч его степных воинов. Но поговорить с тестем необходимо.

Тут же важно, чтобы он признал в Анне свою дочь. И это будет крайне сложно, так как она всё-таки христианка. Но ведь можно её не признавать в своём, мусульманском мире, но при этом выдать хоть какую-то бумагу, подтверждение, что не забыл о своей старшей дочери.

И тогда выходит, что это не я делаю милость Аннушке, выбирая её в жёны. А это она — княжна… Если бы только получилось привести этого ногайского бея под руку русского царя, да с признанием его титула… так и вышло бы, что Анна, действительно, княжна.

Нужно будет тщательно проработать и то, что я буду говорить своему тестю, и то, чем буду его одаривать. Может быть, и получится как-то повлиять.

Москва

17 августа 1682 года

Я смотрел, как покидают Москву многочисленные обозы. Стрельцы уходили на Восток. Недовольные, то и дело бросающие злобные взгляды на любопытствующих москвичей. Но они не были казнены. Пусть бы порадовались уже этим фактом.

Конечно, происходящее в некотором смысле авантюра. Ну дойдут они до Нижнего Новгорода, потом на Казань, в сибирские городки, каждый отряд в свой. А как встречать будут местные власти? На кой ляд им эти стрельцы? И бунт возможен, и дезертирство.

Уходили стрельцы еще и с некоторыми консультациями, как себя вести с местными. Может удастся создать из тунгусов и других народов воинские подразделения для помощи в отражении атаки маньчжуров.

И тогда на месте должен появиться Голицын, которому и предстоит доказать свою состоятельность и заключить мирное соглашение. Амур должен стать русским! И нам необходимо иметь место для военно-морской базы. Да, на будущее, может и чтобы строить там корабли лет так через двадцать. Но место должно быть.

В Москву я прибыл, чтобы увидеться с родными и посмотреть, как идут работы на предприятиях Стрелецкой Корпорации. Нам просто необходимо было создавать обувные и текстильные мануфактуры, а лучше, так и заводы. Обмундирование новых рекрутов обходится в очень серьезные деньги и закупается в Европе. Ну как же допустить, чтобы такие деньги уплывали в Голландию и Англию!

Но сперва я решил посетить Кремль, и то мероприятие, что состоялось перед отправкой стрельцов на Восток.

— Несите православие, крестите поганцев и там, где будет православный крест стоять, там и правда будет! — буквально полтора часа назад увещевал всех патриарх Иоаким.

Очень надеюсь, что к такому посылу уходящие на границу с Китаем русские люди не особо прислушаются. Кому можно, я вложил в голову, что насильно мил не будешь. Нельзя навязывать свою религию, когда вот-вот разразится война.

Тут нужно тоньше работать, на противовесе с репрессивной политикой маньчжуров. А то увидят в русских только лишь завоевателей, так и кормовой базы лишат. Без торговли с местными и ясака выжить будет сложно. Слишком много воинов отправляется в те края, некому хлеб сеять, чтобы такую ораву прокормить. Тут либо помощь со стороны местных, либо вовсе никак.

Вместе с этими стрельцами отправлялись и те, кто их сопровождал. Порядком пяти сотен стрельцов и бойцов полков наземного строя уходили в Сибирь. Нехотя, но ничего не поделать. Россия необъятная, служилые люди нужны во всех уголках страны.

Если для проявившихся и осужденных главной мотивацией было искупить свою вину и вернуться назад уже через шесть лет. То тех, кто их сопровождал, пришлось мотивировать рублём.

И по этому поводу у меня состоялся не самый приятный разговор с Матвеевым, который включил режим жёсткой экономии, оперируя тем, что казна трещит по швам. Но деньги выделены. А подводы с провиантом собирали чуть ли не всем миром. Первый стрелецкий приказ только собрал десять телег с продовольствием и с оружием.

Одной полусотне стрельцов я смог выкроить фузеи с примкнутым штыком. И вместе с ними отправляется один из кузнецов из мастерской сотника Собакина. Может быть, успеют ещё сделать штыки до начала наступления маньчжуров, и тогда немного, но усилится мощь русских бойцов на Дальнем Востоке. Но, главное — пушки. Их везли пятьдесят единиц. Не так много, но был приказ в другие городки Сибири, чтобы максимально наделили артиллерией это воинство.

Нам никак нельзя проигрывать войну за Албазин. Если удастся плотно стать на Амуре, то это в том числе и сельскохозяйственные угодья, куда со временем можно было бы отправлять и крестьян. Ну и прочный выход к Тихому океану.

— Ну, наставник государев, доволен ли ты? — с явным сарказмом спрашивал у меня Матвеев.

Я стоял на кремлёвской стене и в подзорную трубу наблюдал за тем, как уходят стрельцы. Не слышал, что боярин ко мне приблизился. Вокруг было много иных шумов, да и мое сопровождение, охрана, не пропустила бы абы кого.

Удалось сдержаться и не показать Матвееву, что его присутствие рядом оказалось неожиданным.

— Как государь? Как науки постигает? — спрашивал Артамон Сергеевич.

Хотя в этих вопросах я не услышал особой заинтересованности, будто бы они прозвучали для затравки разговора, я ответил.

— Каждая наука по-своему дается. Я передавал через Фёдора Юрьевича Ромодановского, что веду диаруш, где выставляю оценки государю за каждый урок. По требованию могу предоставить боярскую думу, — спокойно ответил я.

Диарушаем я называл дневник или, скорее, даже журнал. Говорил это на польский манер, чтобы было понятно, что имею в виду. Пока такой формы контроля за успеваемостью на Руси нет.

— То добро, то правильно, — задумчиво говорил Матвеев. — Потребно ознакомиться нам всем.

— Но ты же, боярин, не за этим спрашиваешь меня? — подталкивал я Матвеева к главной причине, почему он сам подошел ко мне, а не вызвал, как мог.

— А те нововведения, кои ты передаёшь через Ромодановского. Твои ли они? — спросил он.

— Мои, боярин, — отвечал я.

— Зело мудро, — но иное не ко времени. Табель о рангах… Токмо местничество отменили, а ты уже на иноземный манер сословность строить предлагаешь, — осуждающе сказал Матвеев.

— Такого нет ни в одной иноземной державе. Ну коли нынче построить подобное нет возможности, так нужно думать на будущее. Так каждый государев человек будет ведать, что нужно сделать, как бы продвинуться, и в службе радения будет, — сказал я.

— Так я не говорю тебе, что сие дурное начинание. Может, так бы и случилось оно. Токмо есть, кто супротив встанет… кто уже тебя жизни лишить удумал, кто и нынче супротив всего разумного выступает, — с хитрым прищуром говорил Матвеев.

Я состроил непонимающее выражение лица, однако всё прекрасно понял. Никак боярин не оставит свои идеи — моими руками красную дорожку себе постелить. Всё свой зуб точит на Афанасия Кирилловича, который, видимо, окончательно выбился из-под покровительственной руки боярина Матвеева.

Но я глазом не моргнул. Всё помню. Но если вдруг что-то и случится, то подозрений на меня должно лечь как можно меньше.

— А те новшества, асобливо что до сбережения и накопления казны, яко с гербовым сбором — всё это мне отправляй, — сказал Матвеев и покинул меня, а скоро и вовсе кремлёвскую стену.

Я уже знал, что после идеи с бумагой с гербовой печатью слова бояр Ромодановских зазвучали немного громче. Дельное предложение вызвало интерес к тем боярам, кого кроме как солдафонами и не воспринимали. Во многом я был не против того, чтобы мои новшества использовали любые бояре. Главное, чтобы они были внедрены.

Так что подумал о том, чтобы подать идею и способы её реализации относительно бюджета государства. Мысли у меня были и о том, что неплохо создать фискальную службу, а также контрольно-ревизионную. Доработаю ещё денёк-другой проект, опишу главные плюсы введения, и дам Матвееву на рассмотрение.

— Боярин, убирать таможни нужно. Ну как же торговать, коли в кожном граде своя мзда? — пользуясь случаем, я решил просить Матвеева.

— Рано, — сказал-отрезал он.

Да, если убрать внутренние таможни, то год, или два, государство будет терпеть убытки. Вот только это несомненно оживит торговые отношения. И после можно будет увидеть рост экономики. Боится.

— Так а подушный налог? — спросил я.

То же новшество, которое быстро наполнит казну.

— Рано…

Да, переписывать нужно людей, чтобы вводить такой налог. Иначе овчинка выделки не стоит. Но ведь нужно работать! Вот почему всех придется строить через Петра. Не хотят работать. Им бы только подавать вот такие вот проекты, как гербовый сбор. Где по сути и делать ничего не нужно, только бумагу теснить. А на все мои потуги… Рано… Потом чтобы поздно не было!

Скоро я отправился к себе домой. В тот отеческий дом. Было бы неплохо увидеть мать, сестру, братьев. И это то прикрытие, которое наиболее правдоподобно для тёмных делишек, что я намереваюсь сделать. Не своими руками, но алиби мне нужно железное, и чтобы в Москве. Потому, на самом деле, я здесь.

— Братец! — с криком бросилась мне на шею Марфа.

Я ощутил, что девка входит в самый сок. За последний месяц чуть поправилась, подросла в тех местах, что для женщин наиболее важны. Может не так и не права мама, которая болеет идеей быстрее выдать замуж Марфу?

Как мне кажется, если бы дети в будущем взрослели также быстро, как и в этом времени, то порог совершеннолетия точно был бы снижен на пару лет. И пусть Марфа годами ещё не воспринималась мной как невеста, но, боюсь, что для других она уже скоро может стать и перезрелой.

— Здравствуй, сыне, — вытирая тряпкой руки, на крыльцо вышла матушка.

Я поклонился, чуть отстранил от себя Марфу, первым поцеловал и поздоровался с матерью. А уже после троекратно чмокнул и сестрёнку.

В этот раз я прибыл к родителям без Анны. И было видно, что такое посещение сыном родного дома для моей матери более приемлемо. Ну невзлюбила мама Аннушку — и всё тут.

Как я понял, мама думала о том, что я мало посещаю родную обитель только лишь потому, что черноглазая ведьма мешает мне это сделать. Околдовала кровинушку, то есть меня, и всячески понукает мною. Мама ещё та свекруха, но из-за этого она не перестаёт быть моей мамой.

Скоро мы уже были за столом. Всей семьей собрались и не только. Пир был такой, что и бояр пригласить на него не зазорно. Даже лебедя подали. Никогда не ел эту благородную птицу и не начинал бы. Но тушка лебедя так аппетитно выглядела, что я не стал чиниться, а попробовал ее прежде всего.

А пироги вышли такие, что пальцы можно было откусить.

— Коли подобными пирогами торговать в Преображенском, так денежку можно иметь неплохую, — сказал я.

— Из кукуйской муки сделаны, — довольная от похвалы, сказала сестрица. — На Москве такой не купить. Но мы то нынче, не бедствуем! Воно… У меня брат в дворянах испомещенных. Эка мы, Стрельчины.

Сразу было видно, кто именно пёк пироги.

— Ох, и кому ж такая красавица достанется? — сказал я, и тут же пожалел о сказанном.

Тема замужества сестры стояла в полный рост.

— Об том поговорить потребно. Уже и не рассматриваем никого. Два дворянских рода породниться желают с нами. Степану жену присматриваю. У Алёхиных девка справная есть. Мы им почитай, что отказали и не дали Марфу, так Степан пущай женится, — завела свою шарманку мама.

Марфа так закатила глаза, мол, как же её достали эти разговоры. Я могу представить.

— А тебе, Степан, девица та Алехина по нраву? — спросил я.

— Справная девка. И телеса добрые. Не толста и не тоща. А кабы не была белоручкой, и за хозяйством добре присматривала, — со знанием дела говорил брат.

Да уж… За хозяйством мужа жена должна присматривать, это точно.

В целом породниться с Алёхиными было бы неплохо. Два представителя этого рода сейчас поступают на службу в потешный полк. Там я могу их немного продвинуть, если только толковые будут.

И в целом род не знатный, абсолютно не богатый, даже, возможно, в нём и однодворцы есть. Но род многочисленный, и родства своего не растерял, держатся друг за дружку.

— В целом жа, добрый род, — сказал своё мнение Никанор.

Интересная была реакция мамы. Пусть ненадолго, но с неё слетела властность. И посмотрела она на дядьку таким нежным взглядом… А ведь они ещё далеко не старики. Никанору лет сорок семь, вряд ли больше. Маме так и вовсе около сорока. Да и выглядит она привлекательной женщиной.

Но пусть сперва выдержит годовой траур, а то как-то неправильно это всё будет. Так думаю я, который и вовсе сожительствует с девицей.

Скоро мне пришлось отойти. Прибыл Игнат, и у нас с ним было очень серьёзное дело. За стол его я не приглашал, пусть службу несёт. То, на что я решаюсь, должно быть максимально подготовлено и продумано. Так что нечего чаёвничать и пироги поедать.

И нужно было встретиться быстро и желательно тайно. Так что наш разговор был в конюшне.

— Что скажешь, Игнат? — спросил я.

— Всё готово…

— Кто исполнять будет? — задал я следующий вопрос, моментально растеряв весёлое расположение духа.

— Есть один… сто рублев запросил.

— Много, шибко много… Тебя видели?

— Нет, как и было установлено, действовал через другого… Жалко его будет. Исправный вышел бы слуга, — сказал Игнат и посмотрел мне в глаза.

— Сам понимаешь, что все концы нужно обрубить. Ничто к тебе и ко мне не должно привести, если кто задумает этот клубок размотать, — с немалым сожалением сказал я.

Сложно решаться на то, что кого-то нужно убить, но кто сослужил тебе службу. Пускай даже эта служба и была столь низкой и предательской.

— Когда? — спросил я.

— Два-три дня, — отвечал Игнат.

Ну что ж. Главное, чтобы месть сработала. И чтобы никто не мог доказать, что я к этому хоть как-то причастен.

А если даже и не получится убить Афанасия Нарышкина, то сам факт покушения можно будет с выгодой для себя использовать. Пускай бы пауки передрались, выясняя кто кого заказал убить. Но больше хотелось всё-таки смерти Афанасия Кирилловича и сразу же ослабления влияния Нарышкиных в Боярской думе.

Говорят, что месть — блюдо, которое подаётся холодным? В нашем случае блюдо будет подано горячим…

От автора:

Бизнесмен, циник, везунчик. Таким я был, пока не умер и не вернулся назад в 90-е. Время, когда был нищим студентом. Но кто сказал, что я собираюсь повторить свою жизнь? Нет, я планирую круто ее изменить! И помогут мне в этом… видеоигры. АИ про бизнес в 90-х от Савинова и Емельянова — https://author.today/work/370409