Слуга Государев 3. Потешный полк

Глава 4

Москва. Кремль

20 мая 1682 года

Анна стояла над блюдами и кувшинами, явно приготовленными для меня, и выливала из небольшого глиняного флакона жидкость. Лила в питье, брызгала этим еду.

«Яд!» — первая моя мысль.

— Кто подослал? — жестко сказал я.

Еще и схватил бы ее, да и без того выглядела побитой.

— Тебя били и заставляли? — спрашивал я. — Кто приказал меня травить?

Анна стояла, раскрасневшаяся, растерянная до крайности. Еще бы! Застукал ее, когда она какой-то гадостью меня опоить собиралась. Как же на сердце защемило! До крайности было обидно. Я вообще хоть кому-то, хоть на чуть-чуть могу доверять? Невозможно жить, если смотреть на всех, без исключения людей, даже на тех, кто дорог, зверем. Нельзя не доверять людям. Пусть малому числу, путь бы и одному человеку, но необходимо доверять.

Анна молчала, потупив взор.

— Кто… тебя… заставил… меня… отравить? — чеканя каждое словно, спрашивал я.

И тут девушка преобразилась. Она показала зверька, но никак не пугливого кролика. Кошку, дикую, свирепую. Не видел еще у Анны такого взгляда.

— Ты как измыслить-то такое мог? Я? Травить тебя? Любого мого? Да я кого иного, укажи перстом своим, а тебя и от сабли лихой собою прикрою! — кричала, напирала, приближаясь ко мне Анна.

Я отстранялся. Нет, не убоялся я, конечно, девицы. И сейчас даже было более чем забавным наблюдать за такими метаморфозами Анны. И забавлялся бы, если только девчонка не была избитой.

— Хорошо, примирительно я выставил руки вперед. Тогда что ты лила в питье? — спросил я.

И вновь изменения в девушке. Куда только решительность подевалась. Стоп… Догадка пришла от того, как сильно смущается Анна.

— Приворот? — удивленно спросил я.

Анна было дело попробовала расплакаться. Обычная женская реакция во все времена. Вот только я не дал этого сделать.

— Не смей слезы лить! Отвечай также и о том, кто тебя избил! — потребовал я.

— Приворот… Ты жа все никак, ничего… и мне сказано…

— Кем сказано? — жестко спросил я, цепляясь за сказанное.

Уже не так и волновали побои Анны. Неужто и вправду предала?

— Не могу сказать. И врать не буду, — отвечала шпионка.

— Мата Хари, мля…

— Что? Кто? — не поняла Анна.

— Ничего… Или говори, и я буду защищать тебя и жалеть, или… уходи! Ты нынче вольная птица. Езжай в Ногайскую Орду или куда там еще. Становись двадцатой женой бедного ногайского крестьянина, — сказал я.

— У ногаев крестьян нет… И жен двадцати нет, — пробурчала Анна.

— Уходи! — сказал я, демонстративно начиная выбрасывать в мешок всю еду, что принесла и приготовила Анна.

Ну не есть же мне все это. Даже если приворот… Боюсь подумать, из чего он может состоять. Есть с настойкой из помета и каких жаб, я не буду. Не те условия. В Кремле хватает запасов и сытной еды.

— Заставляли меня с тобой возлечь… боярин Матвеев, — тихо, но я услышал, сказала девушка.

— Возлегала с бояриным Матвеевым? — вырвалось у меня.

Как бы и не это должно было беспокоить в первую очередь. Но что тут поделать, если слова понеслись вперед разума.

— Нет! Ты же не думай, я…

— Кто избил? Он? — строго спросил я, не желая слушать, что там у нее было и с кем.

— Настасья, ее служка, Антипка со товарищи. Снасильничать удумали, что я уже не под защитой была Настасьи и батюшки ее, — Анна встрепенулась. — Токмо я отбилась.

Я сел на кровать. Наверное, сейчас выглядел уставшим. Так оно и было и остатки сил на сегодняшний день только что, казалось, растратил. Но внутри рождалась буря.

— Мне нужны те, кто тебя обидел, — жестко сказал я. — Даже не тебя. Избивая мою… служанку, они выказывают неуважение ко мне.

— Митрофан, пошли постоишь со мной рядом! — сказал я, увлекая за собой десятника, который сегодня дежурил в Следственной комиссии.

За своих нужно биться. Анна же, все равно своя. И догадывался я, почти что и уверен был, что на нее выйдут, начнут давить. Удивлялся, что этого еще не происходит. Хорошо скрывала дамочка.

А, может, я спешил драться, так как не знаю, что мне со всем этим делать? Подумать нужно, пар выпустить. Вот моя болевая точка, я бы даже сказал, эрогенная.

Интересно, а Матвеев настолько меня просчитал, что инициировал появление в моей жизни Анны? Да нет же. Ну не мог же он знать, что я всегда блондинкам предпочитал брюнеток. Что никогда не заострял взгляд на полных девушках, нравились в меру худые.

Матвеев… Этот человек, если войти с ним в прямое противостояние, станет очень сложным противником. Как бы и не сложнее патриарха. Артамон Сергеевич до своей опалы ведал и иностранной разведкой, и внутри страны смог многое сделать. Это он разгребал последствия Разинского восстания. Разгреб. Так что ухо нужно держать востро и не расслабляться.

А я кремень! Матвеев же строил медовую ловушку. Подложить под меня Анну, потом влиять на меня через нее. Или не только через нее? А каким боком тут Игнат?

Вышел с Посольского терема. Пошел в царские палаты. На страже стоял, ставший уже приятелем, Рихтер. Он все так же ротмистр. Хотя я бы хотел видеть такого деятельного офицера и в полковниках. Вот только немцы пока в России во власти не представлены.

Тут, в царских палатах, чтобы быть всегда ближе к царской семье, и жил стряпчий у крюка. Его сын и совершил насилие над Анной. Так что как бы не убить мне кого в порыве.

— Ты Антипка? — спросил я малолетнего, но детину рослого.

Видел я его в Кремле. Я тут многих уже знаю. Так что, как только Анна сказала, кто ее так, нашел быстро. Да и рядом с покоями стряпчего у крюка «большегруз» ошивался. Ребенок на лицо, телом великана, такого упитанного тролля. Впрочем, троллей видеть не приходилось, могу пользоваться образами из кино.

— Я, — испуганно сказал верзила малолетний.

— Зови всех, кто участвовал в избиении Анны! — приказал я.

— Э… Господин… Э… — замялся акселерат.

Отъелись тут на кремлевских, дармовых харчах!

— Что мямлишь? Не слыхал, что полковник повелел? — помог мне десятник Матвей.

— Так, то ж два сына были стряпчего у крюка. Иван, стало быть, и Архип, — сдавал своих подельников подросток-переросток.

Матвей посмотрел на меня вопрошающе. Стряпчий у крюка — достаточно значительная фигура. Это своего рода обер-камердинер. Главный среди служащих Кремля.

С ним мне не пришлось общаться. Но некоторых людей, что были подчинены стряпчему у крюка, выдергивал. Иван Тимофеевич Молчанов — человек, за которым стоит дворянский, без бояр, но достаточно сильный род. Связываться не хотелось. Но…

— Иван Тимофеевич, — сказал я, входя в комнату стряпчего.

— А, полковник! Видать не учили, что спрашивать нужно вперед того, как приходить до дворянина, — Молчанов был груб и надменный.

Он сидел за столом, на резном стуле с гнутыми ножками. Такие обычно в Голландии заказывают. Я узнавал насчет мебели и откуда она берется.

— А я к вору прийти могу и так. Что ж спрашивать у того, кого на плаху отправлю? — спокойно сказал я, проходя в комнату [вор в понятии изменник].

Жил стряпчий в царских палатах, путь и в угловых комнатах. И убранством эти помещения никак не уступали тому, где и бояре собираются. Или даже где живет сам государь. Может быть и чувствует себя, словно царский родич?

— Ты говори, да не заговаривайся! Не вор я. Неча напраслину возводить! — усмехнулся стряпчий.

— Батюшка! — в комнату влетела Настасья. — Что случилось-то? Чай одумалси косатик? Сватов засылать буде?

Тон девушки был в предвкушении. Она явно неправильно оценила обстановку. Болеет, наверное, желанием выйти замуж. И, видимо, я для нее симптом. Ну так пусть поспит и все пройдет. Она и Анна, Анна и она. Даже не с чем сравнивать! Конечно, Анна.

— Да нет, видать безродному наш род древний не в почете! — сказал стряпчий, посмотрел на меня. — Не убоюсь я и «кровавого полковника». Я на своем месте, я окольничим уже наречен.

— Так что, Егор Иванович, забижать меня пришел? Мало я своих девичьих слез пролила, да сама на очи твои казалась? — не менее строго, с претензиями, спрашивала Настасья.

— Пошел вон! — выкрикнул стряпчий.

— Бам! — моя нога, а рукой было недостать, прилетела в голову сидящего стряпчего.

Он свалился. Ни разу не боец. Хотя, насколько я знаю, в этом роду есть и военные.

— Свидетельства о том, что Настасья бегала из Кремля до бунтовщиков, у меня есть. Что якшался ты, Иван Тимофеевич с Хованским, також имеется. Веришь ли мне, пес? — сказал я, нависая над стряпчим.

— За девку ту пришел? Ссоры со мной захотел? За кого? За полонянку порченную? — прошипел Молчанов. — И не было такого.

— А у меня свидетельства, что были. Отпишу тебя на плаху. Веришь, что так и будет? Али есть еще тот, что не верит в слова мои? — жестко спрашивал я.

Видимо, проникся стряпчий. Или подумал, что связываться не нужно. Но я припомнил и другое.

— А тут еще иное дело… Завтра на учении обскажу все про то, что твои сыны снасильничали девицу, что была полонянкой царя и ему уготована в служанки. Скажу так, что головы полетят. Боярин Матвеев пойдет на то, я ему уступлю в ином, а тебя на плаху, — ухмыляясь сказал я, а потом прикрикнул: — Где насильники те? Коли на плаху не желаете идти и за казнокрадство и за крамолу, за участие в бунте, то с повинной придут и в ноги упадут Анне. Я все сказал. Или покаяние, али я костьми лягу, но возрадуюсь головам вашим отрубленным.

Развернулся и ушел. Но явно это не последняя моя встреча со стряпчим. Теперь буду копать под него. И тут не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы нарыть преступление. Казнокрадство, так точно.

— На! — выходя я увидел одного из сыновей стряпчего.

Удар пришелся в пузо, к слову, не маленькое. Пухлыш сложился в острый угол.

— Хух! — мой кулак встретился с челюстью еще и Антипки-акселерата.

Того отбросило к стене, по которой он и сполз. Прикрыл голову руками, тут же начиная рыдать.

— Мразоты! — сказал я и сплюнул.

Вот теперь мне нужен дегустатор еды, точно. У стряпчего на кухню вход свободный, доступ ко всем блюдам он имеет.

И вот на такой фифе, как Настасья, я мог жениться? Вот же он — род Молчановых! Сильный дворянский род, как мне и нужно было. Вот только лучше удавиться, чем с такой женой жить. Тут не оправдает свадьбу даже и намного большая выгода, чем иметь поддержку Молчановых.

И умею же я находить себе врагов! Но нельзя не защищать того, кому обещал защиту. Защищать ту, которую со всех сторон пинают и с которой требуют. Теперь только я буду с нее требовать. И потребую, наконец. Не нужно мне приворотное зелье.

Артамон Сергеевич Матвеев не спешил покидать Кремль. Предлог для этого у него имелся. Ещё даже не начались восстановительные работы в той усадьбе, которую боярин занимал до своей ссылки.

Её не сожгли, её не ограбили. Скорее всего, потому, что и грабить там уже было нечего. Однако бунтовщики изрядно потрудились над тем, чтобы насолить Матвееву. И окна выбиты, И двери повыломаны. Внутри усадебного дома кое-где были дыры и щербины от пуль. Одна из ватаг бунтовщиков как-то целую ночь бражничала в усадьбе Матвеева.

Вот только, если бы действительно Артамон Сергеевич захотел съехать из Кремля, то и без посторонней помощи нашёл бы, куда податься. Но, в отличие от князей Ромодановских, Матвеев предпочитал оставаться в сердце России, в Кремле, и, как тот кукловод, отсюда дёргать за ниточки.

Словно паук, именно здесь Матвеев принялся плести паутину.

— Отчего не пришёл по первому зову моему? — строго спрашивал боярин Матвеев.

— Служба. У полковника не забалуешь, — нехотя отвечал Игнат Бушуев.

— Ну? Сегодня допрос Софьи случился? Сказывай, об чём говорили! — потребовал Матвеев.

От боярина Матвеева не скрылась неуверенность Игната. Придворный шут и вовсе в последнее время вёл себя странно. Артамон Сергеевич уже начал подозревать, что Игната кто-то перекупил.

Впрочем, Матвеев держал шута не благодаря деньгам. Немало общего связывало этих двух людей в прошлом. Даже та великолепно сыгранная интрига с царём Алексеем Михайловичем, когда ему подсунули молодую красавицу Наталью Кирилловну Нарышкину, не обошлась без Кульгавого Игнатки.

— Я должен выказать подозрение в твоём предательстве? — строго спрашивал Матвеев. — Али напомнить тебе чего?

Боярину не нужно было договаривать. Компромат на Игната у Матвеева имелся. Было дело…

— Полковник ведёт дела зело споро. Порядок выставил таков, что все у него бегают… — заговорил Игнат. — Не ведаю я, чтобы кто так справлялся. Работы сделано столь много, как и за месяц не справиться. А бумаги переведено так, что скоро к Кремле и бумаги не будет.

— Про Софью, пёс шелудивый, сказывай! — взревел Матвеев. — Неча мне зубы заговаривать. Я, коли они болят, рву зубы. И тебя вот так, с корнем, коли артачиться будешь.

— До допроса царевны полковник подошёл с лукавством… — нехотя, словно с трудом выдавая каждое слово, говорил тогда тот.

По сути, шут о многом и не знал. И не потому, что растерял свои навыки видеть и думать. Он специально не хотел узнавать ничего тайного, чтобы это тайное не рассказать Матвееву.

— Что? Оставил Софью без трапезы? — спросил Матвеев и рассмеялся. — И как тут не поверить, что в Стрельчине кровь царская? Кто же на такое преступление пойдёт? И мать его я видел. Справная жена, пригожая и в старчестве.

Игнат молчал. Потребовался ещё один окрик от Матвеева и уже конкретные угрозы, чтобы он продолжил.

— На Хованского все ссылаются.

— Что? Живой он? — возбудился Матвеев.

— Того не ведаю, — солгал Игнат.

— Так проведай, уды твои гнилыя! Сказывай дале!

— Из допроса выходит, что Софья Алексеевна не была головою бунта. Токмо и вовремя его не остановила. Стала это делать опосля, — выдавал полуправду Игнат.

Шут понял, что полковник Стрельчин хочет идти на соглашение с Софьей Алексеевной и с Василием Васильевичем Голицыным. О чём именно Егор Иванович хочет договориться, было неясно. Для Игната же было понятным другое: этот молодой полковник затевает собственную игру.

И как же сейчас хотелось Игнату Бушуеву находиться не в палатах Матвеева, а рядом с полковником. Рядом с Анной, с той девицей, что стала для бездетного и неженатого Игната словно дочерью родной. Как же щемило седрце старика это предательство!

Но вместо того теперь он вынужден быть с Матвеевым.

— Значит, в монастырь Софью? — задумчиво сказал Матвеев, когда Игнат ему в целом описал картину происходившего в кабинете головы следственной комиссии. — Иные сие поддержат. Царственной крови проливать никто не желает.

Ни слова не прозвучало о том, что это Стрельчин выдвигал условия, и что полковнику будет с того выгода, если Софья Алексеевна отправится в заточение в монастырь.

— Токмо лишь быть в монастыре, но без пострига — сие не лучшее. Постричь в монахини потребно Софью Алексеевну, — размышляя, говорил Матвеев. — И ты на то Стрельчина подбивать станешь.

Игнат поклонился. Он уже понял, что настаивать и спорить бесполезно, а если крепче убеждать полковника в необходимости пострига Софьи Алексеевны, то Егор Иванович уж наверняка всё равно сделает по-своему.

— А что Милославские? Какие показания они дают? — всё-таки удовлетворившись ответами по допросу Софьи, спрашивал Матвеев.

— Ивана Милославского полковник не думает привлекать по делу бунта. Зато он уже собрал немало свидетельств казнокрадства со стороны былого державного казначея, — доложил Кульгавый. — Судить за это желает Думе Боярской предложить. Там вельми много денег пошло на Милославских, мимо казны.

Матвеев преобразился, даже встал со своего стула. На лице боярина заиграла улыбка. Артамон Сергеевич как раз вступал в должность державного казначея. Так что ему были позарез нужны свидетельства преступной деятельности своего предшественника.

Матвеев пока только догадывался о хищениях из государственной казны, а если и были у него факты, то сплошь незначительные. Если у полковника есть что-то большее… Впрочем, тут боярину удалось подавить свою радость.

— Ну, о том, что есть у полковника на Ивашку Милославского, я со Стрельчиным сам поговорю. И правильно ли я уразумел, что Стрельчин у государя тебя выпросил? Что ты вольный нынча? — сказал Матвеев, буравя взглядом пожилого придворного шута.

Игнат прекрасно понимал, что если боярин Матвеев захочет, то можно переиграть даже и царское слово. Однако Бушуев думал ещё и о том, что Артамону Сергеевичу позарез нужны люди рядом с полковником.

— Добро же. Будь подле него… — Матвеев вновь изменился в лице, стал строгим. — Отчего девка твоя не отрабатывает? Стрельчин всё никак в блуд не ударится.

Словно ножом провели по сердцу Игната. Вот и Анне нужно лгать Егору Ивановичу. А ведь девица влюбилась в мужественного, молодого и красивого полковника.

Если бы Игнат действительно задался целью, чтобы Анна возлегла с полковником, то так оно было бы. Белены какой подмешал бы Стрельчину. Да и на Аннушку нажать можно так, что она безропотно ляжет, а ещё и соблазнит. Девка явно не против.

Но любил Игнат, считай, что свою дочку. Во многом получалось в последнее время ограждать Аннушку даже от унижений. То, что прежняя хозяйка, дочка стряпчего у крюка, Настасья, бивала Аннушку — меньшее из зол. Уж куда лучше пощёчину получить по своей щеке, чем быть снасилованной.

— Полковник повинен блудить. Он молод, здесь должна говорить натура, на том его и подловить, — требовал Матвеев. — А кто блудит, тот и полоняным своим порокам становится.

А Игнат думал, что и его судьба, и судьба названной дочери висит теперь на волоске. Анна уже порывается рассказать Егору Ивановичу, что появилась в его жизни не совсем случайно.

Глаза Игната стали грустными, но больше ничем не выдал он теперь своих мук. Видимо, пожил уже, можно и на прощание с жизнью громко хлопнуть дверью. Хоть на сколько часов или даже минут, но окончательно скинуть рабские оковы. Или даже в лицо послать к чёртовой матери боярина Матвеева? Да и не только его.

— Ступай, Игнатка, завтра же ожидаю тебя. И кабы девка твоя блудила с полковником! — сказал Матвеев, выпроваживая изрядно осунувшегося за время разговора пожилого человека.

Матвеев недоумевал. Ну не может же молодой полковник, который ещё буквально седмицу назад был десятником, настолько прозорливо и мудро вести себя.

Всё, что Матвеев узнавал о том, как именно происходит следствие, убеждало, что Егор Иванович Стрельчин делает всё так, что хоть дьяков к нему посылай на обучение. А если уж быть откровенным, так не только дьяков, но и много кого из бояр. Вот только в подобном Матвеев не признается даже себе.

Артамону Сергеевичу позарез нужно было хоть какое-то проявление глупости и слабости, порочности полковника. Иначе за что цепляться, чтобы Егора Ивановича делать своим рабом?

И в этом деле нельзя идти напролом, силой действовать. Во-первых, у Матвеева не так много исполнителей, чтобы он смог угрожать полковнику тайно. Открыто же — не может.

Во-вторых, странным образом, но Ромодановские пока намёками, но прозрачными, говорят, что не позволят уничтожить парня.

Была особая надежда на то, что Стрельчин совершит какую-нибудь глупость по отношению к своему обидчику, Афанасию Нарышкину. Это было бы подарком для Матвеева. Так он и полковника пришьёт к своей штанине, и уберёт зарвавшегося Нарышкина.

Но полковник бездействует… И даже девку ещё никак… А ведь все во дворце слюни глотают, когда нагайская девка проходит мимо. Да, ей бы немного набрать в телесах, уж больно тоща. А в остальном сложно сыскать девицу попригожей, чем она.

Артамон Сергеевич потянулся. Время уже позднее.

— Авдотья! — выкрикнул Матвеев.

Тут же в его горницу зашла ладная девица, молодая, и двадцати годков нет. Как для Матвеева — молодая, но так-то уже взрослая жена.

— Давай! — потребовал Матвеев, не уточняя, что именно.

Авдотья уже знала, что нужно господину. Третий день, как она греет ложе боярина. Так что девица, ставшая срамной, безропотно принялась снимать свой сарафан.