Слуга Государев 3. Потешный полк

Глава 16

Преображенское

6 августа 1682 год

— Шаг! Шаг! — командовал я. — Да куда ты вылез, башка твоя куриная!

Я палкой ударил «солдата», загоняя его в строй. Тот быстро встал именно туда, где и должен. Знает же, зараза такая, как должно быть, но все равно не делает. Хорошо, что еще не сказал: «Благодарствую за науку». Чуть-на-чуть от этого отучил.

Это невыносимо, на самом деле. Сложно, и даже очень. Словно бы возишься с детьми детсадовского возраста, и то, кажется, что те детишки посмышленее будут. Порой создается такое впечатление, что они делают это назло мне. Но, ведь нет… Ну не мазохисты же!

Два месяца прошло, как крестьян стал обучать, а они все равно ломают строй. Но, не набьешь шишек, не научишься ходить. Но я же не ракеты учу строить? Ходить строем! Причем относительным строем. Куда там этому построению и шагистике с тем, как в будущем обучали! Идти только в ногу, смотреть на соседа, слушать барабанный бой и офицера. По сути же, все. Но, видимо, что и это сильно сложно.

Вот мы и ходим. Когда со мной, когда и несколько немцев помогают.

— С чего ты так сурово с солдатами? — смеялся Федор Юрьевич Ромодановский. — Воно как страшатся твоего гнева!

Его забавляла не только картина, как я с говорю с крестьянами, которые медленно становятся солдатами, но и в целом, как я учу их. Ведь первые недели я, набравшись терпения, объяснял, показывал. Это же прописные истины. И нет я и кричал порой. Но в какой-то момент взял-таки палку в руки и начал учить через насилие. Нет, сильно не бил, но все же. И получалось же. Понимали науку быстрее, чем словом.

— Сурово? В Европе бьют куда как сильнее, — сказал я Ромодановскому.

На самом же деле, ситуация не была безнадежной. Мы уже освоили шагистику настолько, что вот-вот и доберемся до уровня стрельцов. Не тех стрельцов, сто так же батальоном обучаются тут же. А тех, кто сюда не попал, но считает себя главной опорой обороны страны и престола.

Да, этот уровень так себе, маловат, для действительно значимых задач. Но важно же показать, что крестьяне могут быть солдатами. С ними, как с детьми нужно, но в итоге дети вырастают. Ведь правда? И мне не придется даже уже через год-другой заниматься тем же, чем и сейчас? По линейке выстраивать солдат. Хотелось бы в это верить.

— Того и гляди, Егор Иванович, а Федор Юрьевич тебя обскочит, — усмехался государь.

Петр Алексеевич сидел за столом, под навесом, наблюдал за обучением. Уроки только что закончились. Никита Зотов смог объяснить государю обыкновенные дроби. Правда до того, мы с ним вместе вспоминали эту тему. Но… Никита — лучший из моих учеников, как оказалось. Особенно, как только он перестал артачиться и, чтобы успевать за государем и не потерять свое место наставника, начал учиться у меня.

Так что порой бывает, что я сперва даю урок Зотову. А уже после он объясняет царю. Ну и переучиваю Никиту Моисеевича на новый лад. И новая грамматика и система измерений.

Интересно, а Ньютон изобрел свой закон Всемирного тяготения? У нас по плану через четыре занятия именно это открытие будет изучаться. Кстати, царю нравится химия и физика. Вот только лишь раз в неделю эти предметы будут изучаться. Побороть неусидчивость Петра оказалось невозможным. Так что и увеличивать время занятий не получается. Три часа утром и два часа после обеда — вот предел, который Петр Алексеевич может высидеть за партой.

— Так что, Егор Иванович? Проиграл ты спор? — повторил свой вопрос царь, пока я отвлекся на то, как крестьян натужно и с криками пробуют выстроить в каре.

— Срок еще не вышел, ваше величество, — сказал я и посмотрел на ухмыляющегося Федора Юрьевича.

Да, у нас с Ромодановским спор, ну или дворянско-боярское соревнование. Он набрал роту из мещан и мелкопоместных дворян, а я из дремучих крестьян. Ну, и кто из нас получит лучшие результаты за три месяца, тот и выиграл. А проигравший обеспечивает за свой счет оружием и амуницией еще одну роту новобранцев из дворян и мещан.

Конечно же, у Федора Юрьевича была лучшая стартовая позиция. У него большая часть новобранцев умела читать и писать. Как минимум, знала где «лево», а где «право». Да и в целом попонятливее люди были. А мои… Ничего, еще научу. Да уже что-то получается.

— Прошу простить меня, ваше величество! — сказал я.

Оставив государя и Ромодановского, я подошел к своим в будущем чудо-богатырям.

— В шеренгу по три, становись! Равняйсь! — командовал я своим бойцам.

Встали, грудь выпучили, подбородки кверху, чуть направо повернуты. Красавцы! Или пока не очень, но непременно таковыми будут.

— Государь, надлежаще ли команду выполнили сии солдаты? — спросил я у Петра Алескеевича.

Еще одна любимая забава царя — проверять насколько построение и внешний вид солдат соответствует нашему «потешному уставу».

Потешному? Да этот устав уже лучше и подробнее, чем те правила, что бытуют в русской армии. Может он и не выстрадан кровью, но определенную логичность имеет.

— Отчего фузея не чищена? — начал отчитывать моих бойцов царь.

Это надолго. А потом Зотов должен забрать государя на занятия по выезду верхом. Так что я воспользовался моментом и спросил Ромодановского:

— Как мысль моя про бумагу с гербовой печатью? Пришлась ли по нраву боярам?

Федор Юрьевич скривился, показывая мне, что тема для него неприемлема. Ну нет. Этот вопрос важен, причем и для нашего сотрудничества с Ромодановским.

— Что? Не пришлась по нраву сия задумка? — удивился я.

На самом деле, даже не могу представить себе более хитрый и одновременно прибыльный способ заработка для различных ведомств. Хочешь челобитную написать? Пожалуйста. Но сперва купи бумагу особую. Только на таких и можно писать, иные рассматриваются только от иностранцев и не в России писанные.

Это своего рода Государственная пошлина, зависящая от того, насколько высоко и статусное то учреждение, куда нужно обратиться. В высокую инстанцию пишешь? Покупай бумагу с большим тесненным двуглавым орлом. До рубля может стоить лист. И такой способ заработка был известен и ранее. Но в России-то об этом не знают. Так что это именно моя инициатива, я догадался.

Это не самый справедливый налог. Ведь все равно нужно же крестить детей. Свидетельство же о крещении выдается на гербовой. Или венчаться… Так что бременем ложиться на кошели людей. Вот я и прописал, что крестьяне платят медяк, мещане полушку, а вот дворяне… найдут уже ефимку, чтобы заплатить за семейное торжество.

— Так что, боярин, неужто не приняла Дума такую задумку? — Ромодановский молчал, но я настаивал на ответе.

На самом деле, уже знаю, что именно произошло и почему вопрос о принятии «закона о гербовой печати» не решен. Но хочу услышать это от Федора Юрьевича.

Я проверяю уже в который раз его честность и лояльность по отношению ко мне. Нужно определить, насколько существенным является такой источник информации, как князь Федор Юрьевич Ромодановский. Можно ли ему доверять большое, если будет врать в малом.

— Да чуть было не подрались бояре… Не уговорились, кому за то отвечать. Твоя задумка по нраву всем пришлась. Но зело много серебра на том заработать можно. Вот и делят, — сказал мой куратор, одновременно отворачивая голову.

Стыдно за коллег? Бывает. Значит, что сам — душа не пропащая. Но, что для меня важно — не стал юлить, что-то выдумывать. Мог и вовсе ответить, что не мое то дело, да и все. И я отстал бы и… отношения накалились бы. А мне очень много чего придется поведать боярину. В том числе и в вопросах экономики и промышленности. Менять в России нужно невероятно сколько всего.

На самом деле, при принятии закона «о гербовой печати» банально встал вопрос денег. Я предлагал те деньги, что будут собираться с такого сбора направить на своевременное обеспечение чиновников, прежде всего, дьяков. И моя идея была поддержана. Вот тут и обозначился вопрос, каким дьякам. Чье ведомство более нуждается в дополнительном финансировании.

Ха… дополнительном. На самом деле, дьяки получали в лучшем случае выход хлебом. Оплата их труда уже не проводилась по некоторым ведомствам несколько лет. Например, в приказе иностранных дел. Или сами бояре, которые занимали те или иные посты, «кормили» своих подчиненных, или те кормились ото всюду, где только придется.

И мы, ну, пусть я, хотим снизить коррупцию не в разы, но хотя бы немного. Да, берут все, если только занимают те должности, кому взятки дают. Таксы даже есть. Дашь столько-то, так в течение месяца получишь ответ. Ну, а больше, так и раньше. И это не считается чем-то плохим. Это норма. Ну и власть думает, что раз чиновники находят с кого содрать, то почему бы не содрать с чиновников.

Скоро государь отправился на тренировку. И это надолго. Сперва полчаса или больше верховой езды, потом полтора часа фехтования. По моему наущению, Ромодановский нашел для Петра Алексеевича хоть какого учителя фехтования. Испанский идальго Педро де ла Касс, по крайней мере, он так представился, принялся учить русского царя искусству владения шпагой. Кстати, сабелькой Петр тоже машет.

Ну и я с испанцем периодически становлюсь в пару. Он так себе мастер. Но где-то по верхам нахватался дестрезы. Для начального уровня подойдет.

У государя очень дрянной иммунитет, как я узнал. При мне он болел только раз, и не значительно. Но в целом болеет часто, да все простудными. Так что своей задачей я поставил еще и подправить здоровье Петра Алексеевича. Теперь в рационе царя стабильно присуствуют витамины в виде фруктов, даже экзотические апельсины из Персии употребляет. Ну и много занятий проходит на свежем воздухе, как правило, в форме подвижных игр или тренировок.

— Чаю хочу! — прорычав, словно медведь, сообщил мне о желании меда Федор Юрьевич Ромодановский. — Нешто к вечеру зябко становится. Кабы дожди сильно не ударили, да наши занятия не прекратили.

Чай — роскошь. Его можно только боярам да царям. Нет, купить в Москве чай не представляет никакого труда. Вот только цена на него… весьма высока. Стоит ли оно того? За месяц на чаях пропивать корову, ну и с парой куриц в придачу? Да лучше я цикория попью, да кишечник почищу. Ну или обжарю ячменя. Кофе пока — еще более редкий напиток, чем чай.

Для меня, как человека, который чаи гонял в прошлом по нескольку раз за день, это не приемлемо. Ну не могу я за скрученные листья выдавать рубль, разве что, если хоть заварок на десять хватит.

Но мне показывали статус. А я и не против. Пусть показывают, а я чайку попью. Правда, зеленого, но попью.

Боярский чай — это церемония. Не такая, как в Японии. Тут иначе, как и русская душа — на распашку. К чаю несли ну очень много всего. Раз пьешь такой дорогой напиток, то изволь ватрушки медовые испробовать, да крендельки сахарные, баранки. И… варенье. Вряд ли варят его на сахаре, только на меду. И это также статусное лакомство. Вообще любая сладость — это статус.

Ромодановский горделиво наблюдал, как все это съедобное богатство выносят и ставят на стол. А я думал, какие средства на такие столы уходят: собственные боярина, или же все же он то и дело, но залазит в кубышку государеву? Нужно пересчитать, сколько монет осталось. Это не сложно. Их должно быть не менее четырех с половиной тысяч. Еще очень много. Но мы же еще и первый этап строительства не завершили.

— Могу спросить тебя еще, Федор Юрьевич? — осторожно поинтересовался я, когда мы сидели и пили чай.

Ромодановский кивнул.

— Нарышкины ту свару устроили, кому за мое предложение серебро собирать? — я не отказался от своих намерений узнать все обстоятельства.

Это первое мое дельное предложение. Нужно понимать, как иные будут встречаться в боярской среде и стоит ли вообще пробовать проводить некоторые реформы сейчас. Хотя бы и такие, не системные, но полезные.

— Они, сучье пле… — Федор Юрьевич осекся.

Боярин посмотрел на меня, но я сделал вид, что не услышал. Впрочем, так же разделяю мнение, что Нарышкины — зло для России. По крайней мере, некоторые из них, прежде всего, Афанасий Кириллович. Помню я, что он приказывал меня убить. Месть зреет…

— Ты не слышал того, что я изрек! — требовательно сказал князь.

— Не слышал чего? — состроив серьезное выражение лица, спросил я.

— Вот так оно и верно, — удовлетворенно заметил Ромодановский.

Боярин отбил из чашки по типу пиалы чай, зажмурил глаза от удовольствия. Люди, которые не пробовали чего-то большего, наслаждаются даже не самого лучшего качества чаем. Мне именно этот напиток такого удовольствия не приносит. Но и не отвращает.

— Егор Иванович, а жениться ты когда собираешься? — в какой-то момент, поймав меня с набитым ртом, спрашивал Фёдор Юрьевич Ромодановский.

Вопрос застал врасплох. Но пока я вынужденно пережёвывал изрядный ломоть ветчины, было время подумать. Возраст я свой определил, как двадцать с половиной лет. Для мужчины не такие и лета, чтобы жениться. Это незамужняя девушка в двадцать — трагедия семьи.

Однако, определяют люди, когда уже пора обзаводиться семьей не только исходя из количества прожитых лет. Важен и статус. Стал главой семьи, ну или главным наследником достояния отцовского — будь добр обвенчаться.

Или стал полковником, да еще и наставником самого государя… А еще и небедным человеком, главой рода, с поместьем… Да по всем нынешним понятиям, со мной что-то не так, если без жены живу. Пора уже определяться с невестой. И только Бог ведает, чего мне стоило отвлечь царя от идеи меня женить. Он, мол… «ведаю, какие девки должные быти и яко их ляжки полнити». С таким подходом, даже и без Анны, я не хотел бы выбирать жену. А с ней в одной кровати, так и подавно.

Мало того, некоторые дворяне, которые привозили своих чад в «потешные полки государевы» приезжали с девками. Дело это невиданное, если только не для того, чтобы я посмотрел на «товар». Девицы и слезали с телег лишь при моем подходе.

Лишний раз убеждаюсь, что если упущу Анну по каким-нибудь причинам, то мне сложно будет найти девушку не только по нраву доброму, но и по внешним данным. Да простят меня пухлые красавицы, но я не их поклонник. Тут же… «дабы бедро было широким, рожала бы добро, ну и зубы крепкие». Как коня выбирать.

Таких и показывали дамочек. Как улыбнется, так и думаю, что вместо плоскогубцев такие зубы использовать можно. А как вильнет задом…

— С чего пытаешь, боярин? — сказал я. — У тебя же нет девок на выданье. Да и были бы они, разве жалеешь ли ты породниться со мною?

— А вот тут, и не правый ты. Разве же я не вижу, сколь ты вперёд-то рвёшься? Али не замечаю, что государь к тебе настолько благоволит, что скоро нам, боярам, идти к тебе на поклон, — говорил очень даже крамольные слова боярин Ромодановский.

— Да что же ты говоришь-то такое? — делано возмутился я, но не сдержал улыбку.

— Ой ли? — Фёдор Юрьевич рассмеялся. — Али ты полагаешь, что я слепой, глухой, на разум скудный?

— Боярин, я…

— А ну не перебивай, коли старший говорит! — Ромодановский показался мне уж излишне суровым и решительным в этом выкрике. — Я заприметил и кто тут нынче голова. Никитка Зотов? Нет. Царица? Так она на седмице день-другой проводит у сына, а сама все спектаклю свою готовит, прости Господи. Ты тут заправляешь. И мной мыслишь помыкать. Али я не правый в чем?

Что? Решил поговорить в открытую? А может, он и прав. Время пришло некоторые карты бросить на стол. Уж точно не все, но парочку мелких козырей придется раскрыть. Но князь еще не закончил свою обличительную речь.

— Вижу я, как готовишь ты государя к тому, чтобы он пришёл в Боярскую думу и тотчас бояр на колени ставил. Разве же не видно, яко в школе великие преобразования ты удумал, — Ромодановский пронзительным взглядом посмотрел на меня. — Потешныя полки? Из отроков по четырнадцать-пятнадцать годков? А сколь им будет, когда Петру вступать в свое право единого владетеля России? То-то!

Я ему не перечил. Между тем, в любой момент мог бы всю ситуацию повернуть в шутку и указать на то, что у Фёдора Юрьевича слишком разыгралась фантазия.

Вот только он прав. Нужно быть глухим, или уж совсем дураком, чтобы не понять, что именно происходит сейчас в Преображенском.

— Сколь нынче стрельцов и иных воинов ты собрал рядом с государем? — спросил Фёдор Юрьевич.

— Всего, без учёта потешных полков отроков, — тысяча сто десять, — отвечал я.

— А с той бумаги, что показывал ты мне, тут будет не менее чем десяти тысяч воинов. Так что это? Готовишь государя раньше срока в полную силу возвести? На то женить его надо. Но нынче сильно рано, — сказал Ромодановский и улыбнулся. — Раньше женим тебя.

Я и бровью не повёл после этих слов. Причём прекрасно понял, что Фёдор Юрьевич решил раскачать мои эмоции, вывести на честность и откровенность. Ну или на истерику, что вообще неприемлемо и покажет меня с худшей стороны. Устраивает мне эмоциональные качели, предполагает, что вьюноша так и должен вести себя, смущаться после каждого упоминания о свадьбе. Ну и бояться быть разоблаченным в его коварном плане мирового господства.

— А если кто на примете у тебя из княжон? Менее чем княжну себе не возьму в жёны, — ввернул я шпильку.

Он сам же, Ромодановский, и допустил ошибку в построении разговора. Если он хотел, чтобы я чётко и конкретно отвечал на вопросы по поводу того, зачем столько здесь войск и какую роль они могут сыграть, то нечего было в конце поднимать тему моей женитьбы. Я выбрал, на какой именно вопрос отвечать.

— Скажу тебе, словно родитель твой. А ты и послушай! Девку свою оставляй. Найдём какую девицу с доброго дворянского рода. Станешь нам, Ромодановским подмогой, а мы тебе, стало быть, — сказал Федор Юрьевич, внимательно изучая мою реакцию.

— И без того, могу быть подмогой вам. Ничего худого, токмо доброе и правильное вижу в родичах твоих и в тебе. И и спрашиваю тебя о княжне. Анна — дочь знатного бея… князя степного.

— Знамо то, токмо раба она! — вновь перебил меня Ромодановский.

Всем хорош князь, но даже элементарным манерам не обучен.

— Прошу тебя, Фёдор Юрьевич, как бы ссоры между нами не вышло, более таких слов не говори! — решительно сказал я, недобрым взглядом поглядев на Ромодановского. — И не раба она, а волей государя отпущена.

— Экий ты спесивый, Егор Иванович. Откуда же всё это берётся, коли ты не из княжьего или даже дворянского роду, — тон Ромодановского стал куда как мягче. — Токмо всё едино полонянка. И родители её отказались от неё.

Я не сразу ответил. Обдумывал последствия того, что прямо сейчас собирался рассказать Фёдору Юрьевичу. Одно дело — государственные вопросы. А вот лезть в мою личную жизнь я позволять не собираюсь.

— Он не отказался… отец ее, — всё же решился я. — Бей вспомнил о своём умершем сыне и о дочери. Он ответил на письмо.

Князь Ромодановский даже подобрался. Я воспользовался этим, затягивая паузу в разговоре. Пускай потомится в ожидании ответа.

На самом деле ногайских и татарских набегов на Русь до сих пор случается немало. И я даже понимаю, почему такая нелюбовь и даже ненависть была по отношению к Анне в Кремле. Из семи крупнейших прорывов кочевников через засеченные черты, три были совершены отцом Анны и его сыном.

Причём, как мне удалось узнать, активировался этот бей ровно тогда, как узнал о смерти своего старшего сына, бывшего пленником при русском царе.

— А я был убеждён, что бей Кучук уже и забыл о своей дочери. Ну так ты говори — что писал этот разбойник? — нетерпеливо говорил Ромодановский.

Я сам понимал, что обладаю эксклюзивной информацией. Теми сведениями, что дают возможность резко уменьшить количество степных набегов на русские земли. Оказывается, очень деятельный человек мой потенциальный тесть.

Он смог собрать вокруг себя союз сразу из семи знатных беев. Это ещё, наверное, неполноценное войско по нынешним меркам. Однако почти что пять тысяч — на грани того, чтобы показаться мне просто сложно решаемой проблемой на русских рубежах, а полноценной войной со Степью.

— Не томи…

— Дочь он пожелал свою узреть. Говорить желает — наконец произнёс я.

Ромодановский надолго задумался. Я же этот вопрос для себя уже решил.

Сразу, когда пришло письмо от отца Анны, она плакала, даже порывалась сорваться и ехать к своему родителю. Я даже был готов к тому, что лишусь любимой женщины. Отпустил бы. Насильно мил не будешь.

Однако, несмотря на то, что она вдруг стала серьёзной и воспылала желанием посмотреть в глаза своему отцу, который обрёк её на лишения и унижения в Кремле, уходить от меня Аннушка всё же не хотела больше.

— Нынче полюбовница твоя вольная птица. Для спокойствия державы нашей лучше её отпустить, — с суровой решимостью сказал боярин.

— Нет, Фёдор Юрьевич, — не менее решительно отказал я. — Быть ей со мною.

У меня были планы куда как более грандиозные. Реализация их поможет и мне и России.

От автора: Кто еще не читал новинку от Гурова?

Присоединяйтесь!

Я очнулся в 2025-м в теле толстяка-физрука.

Класс ржёт, родители воют в чатах, «дети» живут в телефонах. Я должен сбросить жир и навести порядок железной рукой! https://author.today/reader/492721