Помещик 4

Глава 9

Вечером первого сентября я возвращался домой, закончив свой последний трудовой день на стройке. Как бы мне не хотелоть и дальше заниматься этим милым моей душе делом, но другие наши предприятия требовали моего вмешательства и принятия некоторых решений.

Уборка урожая подходила к успешному завершению, везде уже начали пахать под озимые. Земля ложилась под плуги жирными чёрными пластами, обещая будущий урожай. Господа агрономы сегодня могут уже устроить себе первый отдых от непрерывного многодневного труда от зари до самого позднего вечера и у нас должен состояться первая настоящая ознакомительная беседа и возможно даже ужин при свечах. Всё зависит от того как пойдет.

Федор затопил баню, приготовил свои знаменитые отвары и готов во все оружие попарить барина и господ-агрономов. Анна безумно рада, что наконец-то она будет регулярно видеть мужа не только в темное время суток.

Федор как всегда выше всех похвал. Я конечно устал за эти недели работы без проходных и выходных, но я все-таки хотя бы более-менее спал, а вот господа агрономы в буквальном смысле слова еле переставляли ноги, когда пришли в баню.

Один из них, я правда не понял кто именно, так как несмотря на свои сорок, они как настоящие близнецы были не только на одно лицо, но и одинаковой комплекции, даже мог сам раздеваться и насколько раз пытался засыпать. Андрею даже пришлось ему в этом помогать.

Но чудесник и мастер своего дела Федор сотворил чудо. Через два часа в столовой за стол с накрытым поздним ужином сели двое преобразившихся и помолодевших господина.

Восторгов по поводу вкусности поданного особых не было, за уже проведенное у нас время, господ-агрономы хорошо усвоили, что в этом доме кормят очень хорошо и необыкновенно вкусно. Пелагея подала свежие напитки приготовленные из ягод урожая этого года и конечно грибы. Она хорошо усвоила, что белопольские и рыжики я могу есть каждый день и в том или ином виде подавала их каждый день.

Но сегодня гвоздь программы молодое малиновое вино, которое я в своей покинутой первой жизни готовил используя обычную резиновую перчатку. Здесь у меня такой возможности нет и пришлось вернуться к технологии с использованием водяного затвора. я долго думал, как это сделать и решил попробовать два способа.

Про первый можно сказать, что голь на выдумки хитра. Я решил сначала попробовать использовать обычное оконное стекло, но потом подумал и заказал тонкое лабораторное. Сейчас это достаточно серьезная проблема, его еще надо найти. Но у меня получилось — из Москвы мне привезли то, что нужно. Я взял и его просто положил на сверху на горловину стеклянной четвери. И это у моему изумлению сработало.

Стекло ровно и плотно лежало на горловине и не позволяло воздуху проникать в бутыль. Когда там повышалось давление, то оно немного поднимало стекло и лишние газы стравливались.

Второй способ был сложнее, но столь же эффективным. Кузнец Василий сделал мне металлический затвор и я приготовил две четверти используя оба метода.

К началу ужина подъехали молодые супруги и мы его начали с дегустации моих изделий. Пелагея конечно уже попробовала и мне поднесла по глотку, но одно дело глоток, другое полноценно употребить.

Анна нам не товарищ, поэтому употреблять будем впятером. Мы конечно не профессиональные дегустаторы, которые сделав по глотку тебе расскажут о вине все, к том числе и о традициях, которые которые усвоил от своих пра-пра, даже если и никогда о них даже не слышал. Но Василий был на самом деле знатоком, а Петр превосходил его на голову.

Все таки Лейб-гвардии Преображенский полк по-гвардеистей чем Лейб-гвардии Егерский. Да и службе господин преображенец уделял меньше внимания. Так что Лиза вполне может тоже хорошо разбираться в винах. Василий пробу снимал первым.

— Александр Георгиевич, не знаю что будет потом, но первое впечатление — великолепно.

По возвращению с Кавказа, он Сашкой называл меня только тет-а-тет, при супругах и Пелагее Сашей, во всех остальных случаях Александром Георгиевичем.

Вино, приготовленное по моему рецепту, особенно виноградное, в молодом состоянии имело коварнейшее свойство: голова светлейшая, а ноги не идут, а деталь организма используемая для сидения вообще прорастает стул и не желает с ним расставаться.

Часов в десять Василий с супругой покинули нас, Анна тоже решила идти отдыхать, у неё последние пару недель начался токсикоз второй половины и она вечерами предпочитает ложиться пораньше. Я хотел последовать за ней, но она супруга наклонилась ко мне якобы для поцелуя, а сама тихо на ухо прошептала:

— Сашенька, не откладывай дела на завтра, неизвестно каким оно будет.

Проводив Анну в спальню, я вернулся к господам агрономам и решил сразу же взять «быка за рога».

— Господа, вы знаете, кто такой Джон Беннет Лоус и чем он занимается в своем поместье Ротамстед? А также кто такие Жан-Батист Буссенго и Юстус фон Либих.

Господа агрономы переглянулись и Александр Петрович, я как-то резко научился в бане их различать, ответил:

— Знаем. А вы где? — что где я, он не договорил, но оно было понятно.

— Я, господа, во-первых, окончил Московский университет, во вторых некоторое время жил во Франции, — братья дружно кивнули головами, типа понятно.

Я с таким вопросом и тем более ответом сильно рисковал, понятия не имею, как Джон Лоус относится к своим работам, вполне возможно, что только через год, летом 1842 года, мир должен узнать о деле всей его жизни. По этой причине я не назвал второго имени, Джозефа Генри Гилберта, сотрудничество которых началось только в 1843.

Хотя конечно буквально накануне утром я спросил о нем у Вильяма и сказал, что его он слышал, но ни о каких работах не знает. А вот о поместье Ротамстед наслышан. Соседние фермеры наблюдали за впечатляющими урожаями на его полях.

А вот с немцем и французом намного легче, они уже много публиковалось. А труды Михаила Григорьевича Павлова, профессора Московского университета, умершего в апреле 1840 года, неожиданно пришли мне два месяца назад.

Мне как Александру Георгиевичу Нестерову, выпускнику Московского университета, стыдно не знать его имя. Он оказывается создал еще в 1820 возглавил кафедру минералогии и сельского домоводства, которой руководил до своей смерти. Знаменитый Бутырский хутор Императорского московского общества сельского хозяйства создал тоже он и был его первым директором.

Оказалось, что его работы перед самой смертью заказал мой родитель Георгий Петрович Нестеров буквально за день до своей смерти. и вот они пришли в Сосновку почти больше чем через год после его смерти вместе со всеми номерами связи с изменением характера печатного органа и по просьбам самих членов «Земледельческого журнала» Императорского московского общества сельского хозяйства и его продолжения с 1840 года «Журнала сельского хозяйства и овцеводства». Причем были присланы все номера по июнь нынешнего года!

Это все бесценнейший источник информации и я уже заказал перуанское гуано!

Чтобы обозначить наши позиции я начинающимся разговоре я рассказал всё это господам-агрономам: про пришедшую мне литературу, которую я уже успел по диагонали просмотреть, про Вильяма и конечно сочинил историю, что про Лоуса слышал в Париже как говорится из уст в уста. И что якобы побывал на ферме француза ферме в Бешельбронне в Эльзасе.

Мой ответ господ-агрономов не только удовлетворил, но и впечатлил. Они даже сразу продолжили разговор. И я для развязывания языков налил еще малинового вина, которое оказало нужное действие на языки агрономов.

— Мы, Александр Георгиевич, — начал говорить второй брат, — теоретически в этом вопросе подкованы не намного лучше вашего. Но из Европы за несколько дней перед нашей поездкой к вам вернулся из научной командировки однофамилец и возможно даже какой-то родственник Михаила Григорьевича Павлова, только Афанасий Гаврилович, который как раз в курсе всего, что вы нам сейчас рассказали.

Интонации зазвучавшие в голосе Андрея Петровича моментально удалили все признаки легкого опьянения и я почувсьвовал, что сейчас услышу что очень и очень важное.

— Если бы он поступил в университет после начала уваровских реформ, то он никогда бы в него не поступил. Михаил Григорьевич Павлов каким-то чудом смог отправить его в научную командировку, — господин агроном сделал паузу и когда продолжил я отлично понял почему. — Солдатский сын, даже очень талантливый в России почти не имеет шансов пробиться куда-либо. Мы успели с ним поговорить и он не знает, что ему делать, университетское начальство посоветовало ему искать благодетеля, который возьмёт его на работу и самое главное возместит расходы университету на его командировку.

— А сколь велики эти расходы? — у меня даже зачесались руки от предчувствия неимоверной удачи.

— Затраты университета на самом деле не так уж велики, пять тысяч серебром, всё остальное были личные средства Михаила Григорьевича, — с горькой усмешкой ответил мне другой брат.

Я сделал жест рукой чтобы братья остановились и поднял звонок, чтобы позвать Андрея.

— Андрей, перо и бумагу, — распорядился я. — И позови Ефима.

Андрей тут же принес мой письменный прибор и я предложил братьям.

— Пишите, господа, письмо своему товарищу. Я заплачу за его командировку и предоставлю ему работу. Если он согласится, мои посыльные ему тут же передадут пять тысяч рублей. Условия для работы у него будут не хуже чем у месье Буссенго.

у меня даже было впечатление, что братья даже не сразу поняли что я им сказал, а когда до них дошло они начали писать в две руки. Выглядело это довольно комично и я еще чуть-чуть и засмеялся, но в столовую вошли Андрей и Ефим.

— Ефим, необходимо срочно отвезти письмо в Москву и деньги. Ефрема с Андреем отпустить не могу, — хотя полковник Дитрих и заверил меня, что нам теперь никто и ничто не угрожает, но бережёного Бог бережет.

А эта троица сейчас самые вернейшие мне люди, поэтому отпустить могу только одного. Ефим с Ефремом ненавязчиво постоянно по очереди находятся при моей супруги, дополняя и цементируя её охрану.

— Тогда разрешите сейчас же съездить к господину Милошу и взять двух людей у него, больше мне не надо. А Тихон пусть нам через час подаст шесть верховых. Андрей покажет ему каких лошадей надо взять.

— И когда ты будешь в Москве?

— А где надо быть? — уточнил Ефим.

— Около Кремля, — тут же ответили хором Серовы, они закончили писать и в интересом наблюдали за происходящим.

— Это примерно верст сто сорок, — Ефим прищурился и задумался. — Часов за двенадцать, может за четырнадцать управимся.

Кого из сербов-казаков возьмёт с собой Ефим я знаю, так же как и каких лошадей назовет Тихону Андрей. Сотня лошадей, на которых мы закончили свой марш с Кавказа, совершив бросок из Одоева, остались естественно у меня. Пока они все стоят в Сосновке и Торопово. Два часа разницы, которые назвал Ефим, это не проблема выносливости людей или лошадей, а например, внезапного ухудшения погоды, банального летнего ливня или того же града.

Не знаю где подполковник Судаков купил их, эта одна из тайн к сожалению унесенных им в могилу, но десятка полтора из них отличались поразительной выносливостью, которую летом Милош с Драгутином трижды проверили совершив на них практически безостановочные двенадцати часовые переходы по сто верст.

А здесь одна лошадь будет половину маршрута без седока и поэтому Ефим говорил о вполне реальном раскладе. Конечно это звучит совершенно не реально — сто сорок верст за двенадцать часов без смены лошадей на почтовых станциях. И господа-агрономы слушают на с раскрытыми от удивления ртами.

Большая часть лошадей от Виктора Николаевича пойдут к Милошу и Драгутину, когда они откроют свои конюшни. Я считаю, что лучшего поголовья для начала серьёзной селекционной работы и желать сложно. Конечно необходимо подобрать еще лошадей для выведения другой линии: наших русских тяжеловозов. Но это совсем другая история.

— Хорошо, Ефим. Я не лягу, пока ты не уедешь. Деньги перед отъездом.

За несколько минут до полуночи Ефим в сопровождении двух сербов, уезжает в Москву.

Господам-агрономам я предложил наш серьёзный разговор отложить до возвращения Ефима. Если незнакомый мне Афанасий Гаврилович согласится приехать к нам и окажется именно тем специалистом которого мне как воздуха не хватает для начала настоящей аграрной революции хотя в пределах моих поместий.

Конечно существует вероятность, что пять тысяч рублей окажутся просто выброшенными на ветер если сей господин окажется пусты местом. Но мне не верилось, что опытные и грамотные агрономы, а именно такое мнение уже сложилось о братьях Серовых, не разглядели бы пустоту этого человека. Ввергать меня в такие никчемные расходы с их стороны был бы явный перебор за который придётся отвечать.

Ефим вернется скорее всего к утру третьего сентября и ожидая его, самое разумное с моей стороны хотя пролистать еще раз все книги и журналы привезенные недавно из Москвы.

Но этим я займусь после полудня, вернее когда вернусь с нашего хозяйственного двора в Сосновке.

Как обстоят дела на скотном дворе я знаю и даже не в общих чертах, а достаточно подробно. Через день как минимум, пусть и проездом на стройку в Торопово, но обязательно заглядывал на него.

Почти всегда это был момент окончания утренней дойки и вид ведер до краев наполненных парным молоком наполнял мою душу каким-то умилением, чувством гордости и радости.

У нас есть буренки рекордистки. Это потомство уникальной, а это действительно так, коровы Степаниды и неожиданно таковыми оказались еще две. Одна из купленных в Бутырках, а другую Пантелей привез из какой-то дыры на севере губернии. За неё он отвалил две цены и я не пожалел об этой переплате.

До коровы Степаниды ей далеко, но она должна будет, со слов Пантелея, со следующего пятого отела дать максимум своей продуктивности и он должен будет составить в пересчете на литры, от семи до восьми тысяч. Среди нашего стада в восемьдесят с небольшим коров это будет абсолютный рекорд. Его возможно через пару лет превзойдут дочери коровы Степаниды.

Уверенность Пантелея зиждется на тщательнейших расспросах прежних хозяев, который он провел перед покупкой. Будущая рекордистка сразу же, после обязательного карантина, была переведена им на получения рацион для продуктивных животных и чуть ли не на следующий день стала прибавлять.

Гуляла она уже у нас и покрыл её любимец Пантелея, бык Кудряш. Не знаю какой будет продуктивность его потомства, первый результат у нас должен быть в конце зимы, но телята от него получаются как на картинке.

Пригласить стоящих специалистов, хорошо разбирающихся в животноводстве и ветеринарии пока почему-то не получается. Всех кандидатов отметал Пантелей, который был знатоком-самородком и можно сказать классическим примером как сословность империи не дает шансов для талантов из простых крестьян.

И пока мне приходится ориентироваться на его знания и умения, Степаниды и Вильяма. Но после беседы с господами-агрономами я твердо решил, что займусь поиска столь необходимых специалистов в ближайшее время.

На коровниках, в Сосновке и Торопово, ведется строжайший учет. И получается, что на мой взгляд простейшее улучшение кормления и содержания животных уже дало поразительный результат. У нас все! абсолютно все коровы дают больше двух тысяч литров, а в среднем две двести восемьдесят.

Они еще все продолжают немного прибавлять, конечно кроме тех, которые должны идти в запуск.

У нас сейчас нет недостатка в кормах, которые в моем двадцать первом веке называют сочными и концентрированными. Вильям долго пыхтел пока весной рассчитал сколько, чего и как необходимо посеять и вырастить, чтобы у нас уже имеющееся поголовье и его уже плановый прирост до будущего урожая был обеспечен этими кормами.

По сену мы превзошли все ожидания и его можно будет давать всем животным в волю. По зерну и всяким сочным кормам у нас должно быть тоже перевыполнение всех планов, особенно по соломе, её просто огромное количество по сравнению с прошлым годом. Окончательная картина станет ясной к Покрову, но вне всяких сомнений ситуация с кормами позволит нам кормить предстоящими зимой и весной как положено, в моем понимании конечно.