Мужики уже начали забрасывать удочки по поводу очередного праздника урожая.
— Барин, — подошёл как-то Антон, — а когда гулять будем? Урожай-то знатный, грех не отметить.
— Отметим, Антон, непременно отметим, — заверил я его. — Как только всё в закрома уберём.
Все наши нижние чины, приехавшие с Кавказа вместе с нами, перевезли свои семьи и поселились в наших владениях. Воротынске и Сербском. В Торопово обосновался только один унтер — его жена стала у Василия с Лизой кухаркой, а он сам — камердинером или денщиком у Василия. Не знаю, как это правильнее называть, но Василию явно было спокойнее с надёжным человеком рядом.
В двадцатых числах сентября у меня появилось какое-то физическое чувство надвигающихся событий. Словно в воздухе повисло предчувствие перемен, и оно не давало покоя.
Я вызвал Степана и распорядился:
— Срочно подготовь подробный отчёт о положении дел в имениях. Мне нужны все цифры, все детали. Если какие-то проблемы, то попроси помочь господ-агрономов.
— Срок какой, барин? — спросил управляющий, доставая записную книжку, которую завел по моему примеру.
— Неделя. По моему мнению, самое время подводить итоги. В первую очередь меня интересуют результаты уборочной.
Такие же поручения я дал Антону, Пантелею и Сидору. Каждый должен был отчитаться по своему участку работы — подробно, с цифрами и перспективами.
Что-то подсказывало мне, что скоро всё изменится. И к этим переменам надо быть готовым.
В первую очередь я почему-то жду каких-то известий от Василия, не просто так же он написал и отправил кучу писем.
Подготовку к Празднику Урожая я поручил Степану, как управляющему нашими поместьями Сосновкой и Торопово.
Предложение Петра Сергеевича Лукина создать на базе наших имений научно-опытной фермы очень заманчивое и перспективное. Мне на самом деле хотелось сказать ему да прямо сразу же.
Но есть маленький, а на деле огромный и самый существенный момент — кто этим делом будет заниматься в моё отсутствие?
Кандидат способный на все сто заменить меня безусловно есть. Это моя жена, друг, единомышленник, помощник по всех моих начинаниях и прочее, прочее, прочее Анна Андреевна Нестерова. Которая еще и моя любимая женщина, а также мать моего будущего ребенка, который должен появиться на свет ориентировочно с двадцатого по тридцатое октября. У неё сейчас очень сильный токсикоз и я не могу рисковать, да и просто не имею на это никакого права дополнительно на её хрупкие плечи взвалить еще одну обузу, которых и так может оказаться вагон если вдруг появится фельдъегерь и сообщит, что мне с Василием надо ехать, например, в Севастополь.
От египетской экспедиции, а она обязательно состоится, я железно уверен в этом, зависят жизни нескольких десятков русских офицеров, оказавшихся в рабстве почти на другом краю света. И если встанет серьёзно вопрос ехать мне до её родов, Анна конечно скажет: «Да». Я в этом не сомневаюсь, но организация и начало работы научно-опытной фермы слишком серьёзное, хлопотное и ответственное дело, чтобы моя супруга начала еще и им заниматься в своем нынешнем положении в случае моего экстренного отъезда.
Поэтому я даже не стал с ней обсуждать эту тему, а решил поговорить сначала с Силантием и Матвеем Филипповичем.
Научно-опытную ферму по-хорошему надо организовывать не на базе наших имений, вернее не только на их базе, а в первую очередь в «Калужском сельскохозяйственном обществе». Даже его название за это.
Конечно на первый взгляд ферму надо организовывать надо в Сосновке и Торопово. Но это только кажется. Все преимущества заключаются с их большей освоенности и наличии уже налаженного сельского хозяйства.
Но очень скоро многое, а вернее почти всё надо перестраивать и переделывать. А там практически всё надо делать с нуля и это с точки зрения создания такой фермы плюс. Мы сразу же делаем как надо и это будет работать несколько десятилетий.
Следующий момент — наличие мощных водных ресурсов. Там Ока здесь Суходрев. Почти всегда сто пятьдесят в Рядово и в лучшем случае сорок метров в отдельных местах рядом с нашими имениями, а Песочня в наших местах вообще мизер нет и десяти метров.
Транспортное плечо от шахты до нас по прямой около тридцати верст, а реально по дорогам все шестьдесят наверное, там до Воротынска меньше десяти и можно даже всерьез рассмотреть через несколько лет строительство своей железки.
Перспективы роста угодий несравнимы и их качество. У нас только клочок в Сосновке и частично в Торопово, там природное плодородие намного выше.
Теперь то, что уже есть в Воротынске. Уже достаточно мощная промышленная база и это очень много значит. А также как и то, что там только появляются необходимые нам рабочие руки и соответственно население. Это в данном конкретном случае плюс.
Сложившиеся мощные крестьянские общины или общества, или как говорят некоторые мир, это хорошо в очень многих случаях.
Но только не при создании опытно-научной фермы. Здесь часто будут нужны даже простые добросовестные исполнители, например, в проверках каких-то провальных в итоге идей и технологий, работы на контрольных полях и многое другое. В наших имениях половина этого не прокатит.
Поэтому сначала беседа с Силантием, затем с Матвеем Филипповичем, от которого будет во многом зависит финансовая сторона дела на начальном этапе, пока не заработают более-менее другие проекты.
А с Анной только после её родов, когда у неё элементарно начнут работать её мозги. Сейчас я вижу, что она абсолютно всё оценивает только с одной точки зрения: мне сейчас тяжело и не тревожьте меня без нужды, ударение на «у», моему ребенку от этого плохо, он требует покоя.
Я для себя всё на самом деле решил и уже собрался на день вырваться из дома, я после того памятного разговора с учеными сижу в Сосновке безвылазно, Анна ничего не говорит мне, но по глазам вижу как она не хочет, чтобы я отлучался из дома, как неожиданно её поддержал Василий.
Он после первого сентября безвылазно сидит в Торопово, опять прекратил выходы из усадьбы, Антон докладывает, что только прогулки по саду. Кроме Лизы и девочек Василий общается только со своим денщиком и его женой кухаркой. Я догадываюсь, что всё дело в том, что брат ждет ответа на свои письма и подспудно понимаю, что это, наверное, сейчас самое важное.
И это оказалось именно так. За три до Покрова Вильям прислал человека с письмом для Василия, прочитав которое он тут же послал за мною.
— На Покров, примерно в полдень, нам с тобой надо быть в Москве, у твоей тещи. Там нас с тобой будет ждать наш общий знакомый по Кавказу и мой товарищ по гвардии, — Василий был непривычно возбужден и начал говорить без какого-либо предисловия и даже не поздоровавшись.
— Полагаю, что это наш гусар Николя? — другого кандидата у меня просто не было.
— Да он был в Петербурге и возвращается на Кавказ. В Москве Николя всего лишь на один день.
— Что он знаком с Евдокией Семеновной? — поинтересовался я. Положительному ответу кстати был бы не удивлен.
— Нет, это моё предложение. Я знаю, кто такой Дмитрий Васильевич Куприн и там мы можем безопасно встретиться и поговорить.
— А мне обязательно ехать? — вопрос скорее всего глупый, но мне очень не хочется оставлять Анну, она наверняка будет очень волноваться.
— Пока мы с тобой тут разговариваем, Лиза поехала к Анне, и она я думаю сама скажет тебе, чтобы ты обязательн о ехал. У меня какое-то предчувствие, что от этого визита зависит, когда мы поплывем в Египет.
— Тогда нет вопросов, — я соглашаясь, я развел руками и пожал плечами, — Как ты предполагаешь добраться до Москвы?
— Мы конечно не такие железные как твой Ефим, но часов за пятнадцать справимся. Выезжаем с ним в девять вечера. А Милош с сербами пусть в полдень с запасными лошадьми и на каждой почтовой станции мы будем их менять. Нам главное неожиданно в Москву приехать, — Василий улыбнулся своей неприятной змеиной улыбкой, а в глазах мелькнуло уже хорошо мне знакомое волчье выражение.
— А обратно? — я решил уточнить для правильности понимания ситуации.
— Обратно спешить я уверен, будет только одна причина: твоя супруга. Ты кстати хотел итоги по имениям подвести. Думаю, самое время.
Не знаю, что там Анне сказала Лиза, но, когда я вернулся, они довольные и веселые сидели в столовой и пили чай с моими любимыми бутербродами, и на столе стояли розетки с тремя видами варенья, которые еще вчера супруга не переносила: малиновое, из крыжовника и черной смородины.
— Саша, ты представляешь Лиза вылечила меня от токсикоза, — у меня, наверное, был совершенно идиотский вид, потому что они дружно рассмеялись. — А чтобы быть в этом уверенной я решила, что тебе нужно согласиться с твоим братом. А теперь давай присоединяйся к нам.
После с разговора с Василием у меня было дикое желание срочно затребовать пред свои светлые очи Степана с сотоварищами с надеюсь уже подготовленными отчётами, но спорить с беременной женщиной на последних неделях, это, во-первых, настоящее безумие, во-вторых, большая подлость, в-третьих, демонстрация, того, для подсчета перечисления чего не хватит пальцев рук и ног. И все это будет про меня, про то какой, я одним словом редиска самых различных сортов. Поэтому я молча сел за стол и присоединился к уничтожению горы бутербродов.
Правда надо отдать должное моей прозорливости — распоряжение Андрею вызвать Степана и всех остальных я отдал еще перед входом в столовую, сразу же как мы с ним покинули Торопово.
Глядя на Анну, полную сил и веселья, я ломал себе голову, что же такого ей сказала Лиза, что это не только изменило ей настроение, но и как рукой сняло все проявления токсикоза.
Вот и верь после этого глупцам, которые утверждают, что базис определяет надстройку.
Ровно через час Лиза встала из-за стола и отправилась к себе. Я был максимально собран всё это время и поймал её оценивающий взгляд, когда Анна начала лакомиться вареньем.
Все три вида относились к тем, даже запах которых Анна не переносила последние недели. А тут она с ними начала расправляться за обе щеки.
Почему это было так важно для Лизы мне не понятно совершенно, но кто их женщин поймет, когда они ждут ребенка и тем более собираются произвести его на свет божий можно сказать со дня на день.
Самое интересное было в том, что я чувствовал, что отгадка этой большой тайны мироздания, и самой важной для меня в данный момент времени, лежит на поверхности и мне достаточно понять самую малость, чтобы в этом разобраться. Но она, эта малость почему-то ускользает от меня.
Лиза очень довольная чем-то, по-прежнему не понятным мне, встала из-за стола, мило попрощалась с нами и оставила нас вдвоем. И тут меня осенило!
— Анечка, а у тебя был токсикоз в первую беременность? — спросил я свою супругу, готовый тут же задать следующий, который у меня вертелся на языке.
Но Анна поняла мою мысль и ответила так развёрнуто, что он стал не нужен.
— Твоя мысль, Сашенька, мне понятна, и ты совершенно прав. У меня конечно был токсикоз, когда я носила Ксению, но он был совсем другой. А вот сейчас мой токсикоз один в один с теми, которые были у Лизы. И причина, как ты понимаешь не в нас с Лизой, а в вас, отцах, которые являются родными братьями и мы с ней уверены, что родиться девочка.
И это был действительно ответ на мои вопросы, которые я хотел задать Анне. И понятно почему Лиза ждала, когда Анна попробует все три вида варенья.
А вот последние слова супругу для меня полная неожиданность. Я-то уверен почти на все сто, что будет мальчик, но скорее всего родится действительно девочка. И для этого есть еще одна веская причина, догадка о которой мелькнула у меня в голове, но я её тут-же усилием воли прогнал. О ней я скажу Анне когда мы с Василием вернемся из Египта.
Я настолько погрузился в свои мысли, что даже упустил нить происходящего и испытал даже некоторое замешательство, когда вошедший Андрей доложил, что Степан пришел и сидит, ожидая вызова, в прихожей.
Анна меня опередила и улыбаюсь привычно и знакомо, а не вымученно как последние недели, сказала:
— Ты, Саша, если тебе надо иди работай, а мне позовите Пелагею, я хочу обсудить некоторые вопросы кулинарные и кондитерские проблемы, — она показала на остатки бутербродов и почти пустые розетки с вареньем.
Андрей пошел приглашать в кабинет Степана, а Пелагея сама вошла в столовую, она, наверное, хорошо слышала на кухне слова Анны.
Что они начали обсуждать, я уже не слышал, так как стремительно направился в кабинет. У меня вдруг появилось острое желание поскорее узнать итоговые цифры нашего второго сельскохозяйственного года.
Увидев цифры Степана, я не поверил своим глазам и не сдержался, чтобы вслух выразить своё удивление:
— Степан, ты уверен в своих цифрах?
Самый старый и верный мой слуга от моих слов даже потерял на какое-то время дар речи. мне даже стало стыдно, что ему так сказал.
Степан ведь действительно, не по возрасту, а по продолжительности служения, мой самый слуга и ни разу не дал даже малейшего повода усомниться в своей верности. А тут вдруг барин заявляет ему такое.
— Александр Георгиевич, — он начал он отвечать на мою претензию, с обидой в голосе и с трудом сдерживая слезы, — да как вы могли такое подумать. Я три раза сам все проверил и пересчитал, господ-агрономов попросил помочь. Мы все вмести каждую цифирку чуть ли не руками потрогали.
Не сердись, старина, — мне реально было неловко перед простым мужиком за свои сомнения, — но пойми и ты меня. Я же наизусть помню цифры нашего прошлого года и предыдущие.
За два года урожайность ржи и пшеницы, которой у нас немного, но есть, а также гречихи, овса и ячменя у нас существенно увеличилась. И это в сочетании с по настоящему рекордным урожаем всяких тыкв, картофелей, свекол, реп и прочих турнепсов и без всякой натяжки вольным сеном, которое мужики говорят девать будет не куда. А ведь еще есть солома м мякина, которую в этом году мы пока вообще никак не рассматриваем как корм.
Поэтому предстоящими зимой и весной, мы везде в наших имениях и предприятиях будем сыты. И все наше поголовье животных и птиц тоже.
Конечно в моем понимании и знании двадцать первого века это самые низкие показатели нормального кормления. интенсивных технологий
Я слышал про «ужасы» содержания животных лет пятьдесят назад в конце прошлого восемнадцатого века, когда доходило до того, что сухое дерьмо одних животных мешали с соломой и мякиной и давали другим. Но по простоте душевной считал это пропагандой, вот мол что творилось при страшном царизме и самодержавии.
В истории про голод с трудом, но верилось, потому что встречал еще стариков, помнящих своё детство времен коллективизации.
Но оказавшись в реальной России девятнадцатого века я неожиданно узнаю, что то, что считал пропагандой, оказывается правда, притом реальность бывает еще страшнее. Незабываемый вкус французской булки и упоительные российские вечера, тоже правда.
Такую благостную картину портит правда одна небольшая натяжка. Нашего урожая зерновых хватит на наше потребление при одном важнейшем условии, абсолютно всё, до последнего зернышка, пойдет на потребление.
Мы добились такого результате не только благодаря моему организационному «гению», сумевшему перестроить на ходу перестроить организацию работы хозяйств. Это конечно главная причина нашего успеха. Но есть другие, пусть и менее важные.
Вторая причина — это Анна Андреевна, обеспечившая через своих зерновых компаньонов, первоклассные семена. И если она сумеет это еще раз сделать, то даже теоретически у нас не должно быть проблем. А без этого будут сложности.
Третья причина общая и это отличная погода. Но она благоприятствует всем, а отличный результат только у нас.
И это тот фундамент, опираясь на который мы должны с помощью достижений науки и техники шагнуть еще дальше.