Утром первого дня лета года 1841 от Рождества Христова я проснулся, и меня почти сразу же огорошили двумя новостями: рано утром приехала Елизавета Николаевна Нестерова, вдова моего покойного старшего брата Петра с двумя маленькими дочками, и они вшестером: Анна Андреевна, Елизавета Николаевна, Василий Георгиевич и девочки — поехали кататься по окрестностям, совершенно наглым образом бросив меня досыпать.
Вторая новость была не менее интересной. Елизавету Николаевну в Сосновку привез лично их высокоблагородие главный калужский жандармский штабс-офицер полковник Дитрих.
Он, естественно, кататься не поехал, а сидел в столовой, пил чай и, ожидая моего пробуждения, беседовал с Пелагеей!
Увидеть такую картину я никак не ожидал. Все-таки при моем самом глубочайшем уважении к этой женщине, она — крепостная баба. А он — голубая кровь. Но полковник этим своим действием только подтвердил мое мнение о нем.
— Мой визит к вам, Александр Георгиевич, совершенно частный, — широко и открыто улыбаясь, начал говорить Дитрих после обязательных взаимных дежурных приветствий. — Я бы даже одел что-то цивильное, но не имею под рукой. Конечно, я совместил приятное с полезным и познакомился с вашим братом и Елизаветой Николаевной. Анна Андреевна сказала, что вы предложили своей невестке переехать к вам, и, на мой взгляд, это очень правильно и честно.
Полковник коротко и резко наклонил вперед голову, демонстрируя свое отношение к моему решению.
— Вы не будете против, если я, Александр Георгиевич, присоединюсь к вашей утренней трапезе, — спросил он после этого. — Вы, возможно, не поверите, но я отказался от предложенного завтрака, так как уже завтракал рано утром в Калуге. А сейчас только думал, когда вы выйдете к столу, когда поплыли запахи самого восхитительного утреннего блюда ваших заведений — яичницы с беконом.
— Конечно нет, господин полковник. Вы мне даже льстите такой оценкой простой яичницы с беконом.
— Простая яичница с беконом, — хмыкнул полковник. — Если даже сам главный гурман и обжора России потребовал повторить, то это явно не простая яичница. Я на вашем месте в меню так и написал бы: непростая простая яичница с беконом. И, возможно, добавил бы: по-нестеровски.
Я даже немного растерялся от такого предложения, но тут же подумал, что в нем есть очень рациональное зерно. Такое на самом деле достаточно сильный маркетинговый ход, особенно если я действительно решу работать в Первопрестольной.
Пока мы болтали, Пелагея действительно подала яичницу с беконом на сливочном масле. И я действительно в это прекрасное июньское утро на завтрак хотел именно ее.
— Я был безмерно вчера рад, когда мне доложили о вашем возвращении. У меня, не буду скрывать, на рабочем столе лежит подробнейшее описание вашей экспедиции и характеристики на тех, кого вы дополнительно с собой привезли. Эта парочка мужиков подполковника Судакова, Ефрем и Ефим, будет вам чрезвычайно полезна. То, что они будут служить вам, сэкономит мне лично кучу времени и нервов. Я буду почти спокоен за безопасность вашей семьи.
Услышав такое, я чуть не подавился куском бекона, который в этот момент тщательно пережевывал. Полковник заметил это и еще раз хмыкнул.
— Я очень хорошо разбираюсь в людях, Александр Георгиевич, и у меня очень много работы. Меня ведь не просто так послали в Калугу. У меня непосредственно перед поездкой был инструктаж у Леонтия Васильевича Дубельта. Он сказал мне, что моя главная задача — личная безопасность помещика Нестерова и его семьи. И что за это я буду отвечать своей головой перед Государем Императором. А понаблюдав за вами, я пришел к выводу, что с вами надо общаться с открытым забралом.
Покончив с яичницей, полковник тут же уехал, а я остался в столовой в гордом одиночестве размышлять над его словами. И когда через какое-то время «великолепная» шестерка вернулась с прогулки, я еще раз обдумал слова полковника и решил не терзать свой мозг, пытаясь понять непостижимое для меня, по крайней мере сейчас. А конкретно: почему личная безопасность помещика Нестерова и его семьи имеет такое значение для императора. Имеет и имеет. Естественно, у него на это есть свои очень весомые причины, и будем надеяться, что они не исчезнут.
Хотя это вполне естественно, ожидаемо и не может быть иначе. Происшествие, случившееся со мной, это не рядовое явление или событие, не знаю, как правильно. Возможно, это первый раз в истории человечества. Поэтому вам, Александр Георгиевич, как главному действующему лицу, надо прекратить ломать голову в бесплодных попытках понять непостижимое и заниматься делом, делом, сударь.
Например, срочно своими имениями. В Торопово начали привозить детали пятидесятисильной паровой машины, и там уже началась тихая паника. Это мне успела доложить Пелагея до момента возвращения «великолепной» шестерки.
Войдя в столовую, Анна обняла меня, не обращая внимания ни на кого, опять чуть не задушила меня своим поцелуем, а потом резко оттолкнула, так что я от неожиданности сел на стул и, подперев руками бока, встала передо мной, изображая гнев.
— Вы, сударь, потрясли меня нынешним утром до глубины души. Я целых полчаса пыталась всяческими способами пробудить вас, но вы совершенно никак не реагировали на свою супругу и её усилия.
Высказав всё это, Анна села рядом со мной и другим тоном и голосом продолжила.
— На самом деле я, Сашенька, сидела над тобой целых полчаса, боясь спугнуть твой сон.
В этот момент в столовую вошли Василий и Лиза, и мне одного взгляда на них было достаточно, чтобы решить, что у них уже все сладилось.
— Сашка, пока ты дрых как сыч, мы все обсудили и решили, — без «здрасте» и доброго утра начал говорить Василий, — Анна Андреевна сказала, что ты будешь не против, если мы с Лизонькой и девочками поселимся в Торопово. Я бы, конечно, предпочел Сосновку, но в сложившейся ситуации права выбора не за мною. В твои дела с имениями я влезать не имею никакого права, особенно учитывая мой предыдущий личный вклад в финансовое благополучие семьи. И мы будем тебе признательны за то, что ты сочтешь возможным выделить нам из своего дела. Я предполагаю…
Дальше мне слушать Василия совершенно не хотелось, и я постарался как можно мягче прервать его.
— Хватит, Василий. Ты рассказал Елизавете Николаевне о наших ближайших южных перспективах?
— В первую очередь, — Василий сразу же изменился в лице и весь подобрался как-то по-волчьи.
— Когда вернемся, тогда и будем всё это обсуждать. А сейчас живите в Торопово и не забивайте себе голову ничем, кроме, конечно, одного. Я полагаю, вам надо безотлагательно обвенчаться.
— Конечно, — кивнул головой Василий. — Мы этим начнем заниматься завтра же. К египетским берегам я хочу пойти женатым человеком.
— Вот и отлично. Я только могу поприветствовать твое решение.
Короткое утреннее напоминание о предстоящей египетской экспедиции тут же всколыхнуло в памяти мои ночные размышления, и я решил, что всеми делами, требующими моего вмешательства, заняться тут же и до обеда, решил съездить в Торопово.
С Александровского завода уже начали поступать все заказанные нами паровые машины, но, естественно, с нарушением сроков и непонятно в каком порядке. Хорошо хоть не путают лево с правым и адреса.
Я еще на стадии переговоров подверг сомнению слова инженеров завода о сроках и комплектации поставок. Из их слов я понял, что такой объем работ и в такие сжатые сроки завод еще не выполнял. Но заказ был уж больно выгодный, особенно сейчас, когда в России достаточно серьезный очередной финансовый напряг: идущая денежная реформа и продолжение неурожая прошлого года.
На этом фоне мало кто может вот сразу оплатить такой большой заказ.
Помещики Нестеровы могли, и их заказу — зеленая улица. Конечно, с нашей стороны тоже не шло речи о полной предоплате, а всего лишь о хорошем авансе и оплате уже поставленного в течение двух-трех недель. Но пока с нашей стороны сбоев оплаты нет, и на заводе, думаю, довольны сотрудничеством.
Полностью выполнены все обязательства по двум машинам: на шахте и в Воротынске. Они двадцатичетырехсильные и уже работают. Остальные четыре — в процессе. Реальный срок выполнения заводом всех своих обязательств — конец лета или даже начало осени.
Анна, конечно, уже высказала свое «фи» инженерам завода, командированным к нам, но на самом деле это для нас даже неплохо.
Печатного станка у нас под рукой нет, а финансы — это физическая субстанция, сродни весеннему снегу: вот оно было, и нету.
Затраты на все проекты, которые запущены в работу, просто огромные, и текущие поступления за ними не успевают. Все заначки уже в деле, и уже маячит перспектива делать займы.
Поэтому если некоторые обязательные платежи будут переноситься немного вправо, то это будет очень и очень хорошо.
По причине наметившегося дефицита дензнаков Анна не сразу решила начать строить элеватор, но поставки для тороповской паровой машины неожиданно пошли в каком-то ударном темпе, и ей пришлось поменять очередность осуществления некоторых планов.
Тем более что Силантий нашел в Москве инженера, который с полуслова понял, что от него требуется. Хотя правильнее, на самом деле, сказать, Силантия нашли.
Когда в Воротынске начались работы по установке и монтажу паровой машины, Силантий занялся поисками первых металлообрабатывающих станков.
В России сейчас всего несколько заводов, которые выпускают отечественные металлорежущие станки. Отечественные они, конечно, относительные, так как используются английские лекала. Но тем не менее они есть.
В пределах нашей досягаемости это опять Александровский завод, еще два столичных: Берда и Илиса, и Тульский оружейный.
С туляками Силантию и удалось в конечном итоге решить вопрос о поставке первых трех станков для мастерской в Воротынске.
После Пасхи Силантий поехал на завод, чтобы окончательно обо всем договориться и по-купечески ударить по рукам. Все у него состоялось, и он уже собирался уезжать, можно сказать, уже ногу поднял, чтобы поставить ее на подножку почтовой кареты, как к нему с просьбой уделить несколько минут обратился потрепанного вида человек лет сорока.
По-купечески по рукам ударяли в одном из тульских трактиров, и рядом с горя спускал последние деньги этот человек, решивший с горя утопиться. Он услышал часть разговоров, ведущихся за соседним столом, и решил еще раз попытать счастье в этой жизни.
Его звали Кондрат Иванович Кузин, один из инженеров Тульского оружейного завода. Первый мастеровой из его рода начинал в Туле вместе с Никитой Демидовым. Кондрат был первым дипломированным инженером в роду, все у него ладилось, пока на заводе не случился страшный пожар, уничтоживший все производственные постройки и оборудование. Вскоре выяснилось, что в огне сгорела и карьера инженера Кузина.
Ему самому было не понятно почему, но после этого все начало валиться из рук, и через какое-то время началась полоса профессиональных неудач. В итоге осенью прошлого года новый командующий оружейным заводом приказал его уволить за, как говорят в двадцать первом веке, профнепригодность.
Силантий находился в великолепнейшем расположении духа и рассказал о некоторых наших планах, и бывший инженер оружейного завода решил подойти к нему и предложить свои услуги.
Силантий сначала решил горемыке дать серебряный рубль, но потом передумал и взял его с собой.
То, что это было правильное решение, стало ясно очень быстро. На новом месте с Кондратом сразу же побеседовала Анна Андреевна и распорядилась отправить его на шахту с испытательным трехмесячным сроком. Ее решение подразумевало выплату аванса, который Кондрат сразу же отправил семье в Тулу.
Его сумма оказалась достаточной, чтобы в семье наступил временный мир, и у господина инженера открылось второе дыхание. Константин Владимирович после этого откровенно поговорил с ним по душам и выяснил, что после пожара инженеру Кузину уменьшили жалование, денег в семье сразу же не стало хватать, он начал из-за этого нервничать и ошибаться. А потом ситуация покатилась вниз по наклонной плоскости.
Выданный Анной аванс вернул ему веру в себя, и у нас неожиданно на службе оказался настоящий гений инженерной мысли. За эти несколько неудачных лет в его голове созрела целая куча всяких инженерных проектов, среди которых был и проект большого хранилища зерна, которое было самым настоящим элеватором.
И строить его инженер Кузин сразу же предлагал в металле. Константин Владимирович был знаком с моей «элеваторной» идеей и сразу же сравнил две идеи и тут же предложил Анне Андреевне поручить Кузину воплотить эту идею в жизнь.
А тут еще в Торопово и детали паровой машины стали подвозить. Так что когда я приехал, то увидел уже начатое большое строительство: элеватора и котельной.
Силантий в Воротынске со своей машиной возился очень долго. На шахте уже начали устанавливать вторую, а у него все никак не могли толком запустить первую.
Но Анна его не торопила и терпела все неудачи и откровенные ляпы, потому что в Воротынске сразу делали три дела: строили и запускали котельную, кирпичный завод и небольшой цементный, мощностей которых должно будет хватать для собственных нужд.
На цементном заводе уже производится наш калужский цемент, технология которого является синтезом всех уже известных: Егора Герасимовича Челиева, к сожалению, уже покойного восстановителя Москвы после пожара двенадцатого года, Джозефа Аспдина и других европейцев.
Крупномасштабное производство цемента я не планировал ни при каких раскладах по одной простой причине: вредности этого производства для окружающей среды. Хотя Константин Владимирович уверял меня, что это не проблема.
То, что это на самом деле не очень большая проблема, я знаю и сам, но главное здесь именно масштабы производства. Кому как не мне знать про всякие цементы и бетоны. Поэтому я и не хочу никакого крупномасштабного производства цемента, только для своих нужд.
В производстве цемента главная экологическая вредность — это производство клинкера. Но его можно и нужно в достаточно больших объемах заменять доменными и топливными шлаками, золой, обожженными глинами, известью и известняком.
Для Силантия я специально в двух толстенных тетрадях подробнейшим образом расписал все известные мне технологии производства различных марок и видов кирпича и цемента, и он это дело начал развивать, опираясь исключительно на мои записи.
Ближайшие к нам районы получения доменных шлаков в товарных количествах — это сохраняющиеся еще пока небольшие заводы и заводики Тульской и юга Московской губерний. И, конечно, сама Тула.
Но уже известны планы Императора Николая прикрыть все эти мелкие лавочки, но на это уйдет не один год, и на наш век хватит, а там видно будет.
Именно поэтому и станки Силантий решил попробовать купить в Туле, совмещая этим приятное с полезным. А когда он со всеми и обо всем договорился, то непосредственными работами купить-продать, привезти-отвезти занялся купец Воронов.
Когда я приехал в Торопово на начавшуюся стройку, то даже ахнул от увиденного. Передо мной была до боли знакомая и уже подзабытая строительная площадка.
Конечно, нет знакомого шума механизмов: тех же машин, кранов и тракторов, и стоящая, на мой строительный слух, тишина даже бьет по ушам.
Но почти та же знакомая и родная мне суета, запахи стройки и самое главное — ее дух.
Я почувствовал, как на глаза набежали слезы, и смущенно сказал Анне:
— Надо же, тут же в глаз что-то попало.
Анна, конечно, за чистую монету приняла мои слова, конечно, поверила мне и молча протянула носовой платок.
В подбегающем человеке я безошибочно признал инженера Кузина по данному мне описанию и характерному внешнему виду и поведению. Это была родная душа — прораб, главный человек на любой стройке, от умения и опыта которого, на мой взгляд, процентов на шестьдесят, а то и больше, зависит успех любого строительства.
И когда он еще подходил, я уже знал, что на этой нашей стройке в моих профессиональных советах особо не нуждаются. Так, по мелочам и совершенно не принципиальным.
Инженеру Кузину моя устная оценка, думаю, тоже не нужна. Он уже на подходе прочитал ее на моем лице и довольно заулыбался.
Я первым протянул ему руку и представился:
— Здравствуйте, Кондратий Иванович. Я Александр Георгиевич Нестеров.
Он не растерялся, сильно и коротко ответил на мое рукопожатие и сказал:
— Здравствуйте, Александр Георгиевич. Очень рад, что вы наконец-то вернулись в отчий дом.
После этого повернулся к стройке и с нотками гордости сказал:
— Принимайте работу.
— Нет, — засмеялся я. — Работу я у вас буду принимать, как говорится, под ключ, когда абсолютно все будет готово и, мало того, запущено в работу. А так не интересно.
— Вон как все обстоит, — с притворной обидой в голосе протянул Кузин, — но ведь этого почти до осени ждать придется.
— Я подожду, не гордый. Вы мне лучше расскажите все-таки о своей страшной тайне — нужна ли вам какая-нибудь помощь?