Глава 5

Следующий день я решил начать с инспекции Сосновки, потом еще раз окинуть взглядом уже почти пустой бывший военный лагерь, приютивший на зиму сербов, и, если получится, поехать в Калугу.

Солнце уверенно шло к своему летнему солнцестоянию, и вполне можно было успеть выполнить такую программу. Тем более что я поднялся необычно рано и сосновское хозяйство успел осмотреть еще до завтрака.

У нас здесь все организационные вопросы решились еще осенью, земля общим клином была обработана дважды, и это было заметно. В Торопово поля хороши, а здесь даже на глаз видно, что посевы намного лучше.

Агитировать подсевать клевер никого не пришлось. Мое слово и слово Вильяма — закон; раз они сказали «надо», значит, надо.

Вильям хотел оставить контрольный небольшой клин, но мужики подвергли его критике, и делать это не стали. Отдельного люцернового клина тоже нет просто из-за отсутствия свободной земли, но Сидор нашел выход из положения, и на лугах все проплешины были засеяны не только клевером, но и люцерной.

Результат уже налицо: скоро начинать сенокос, и уже видно, что трава просто замечательная, и только непогода может помешать нам заготовить достаточное количество отличного сена.

Но на этот случай мы немного подстраховались: и не только в Торопово, но и в Сосновке построены новые риги и овины, которые в случае погодного форс-мажора позволят сушить сено под крышей. Конечно, это очень и очень сложно, но когда вопрос будет стоять ребром, этот вариант вполне поможет нам избежать катастрофы.

В Торопово практически диктатура Антона, а в Сосновке всё немного иначе. Здесь полевыми работами руководит Сидор, который естественно сопровождал меня, а вот на скотном дворе у него голос совещательный. Тут вообще иногда двоевластие.

Заправляет чаще всего Пантелей. Но иногда вмешивается Степан. Он после моего отъезда остался вроде как не у дел, но буквально на несколько дней. Анна чтобы ей не разрываться на части поручила ему общее руководство имениями. И когда Пантелея заносит, а это у него случается регулярно Степан тут же вмешивается.

Но сегодня его нет. Пантелей купил двух хороших коров, на самом севере губернии и Степан лично поехал за ними.

Скотный двор великолепен. Я застал окончание утренней дойки, и это было впечатляющее зрелище. Ведра, ведра, ведра до краев, наполненные свежим молоком. И без всяких измерений видно, что наши коровы намного продуктивнее обычных для нынешней России. И наши доярки, заканчивая сегодня свою утреннюю работу, с нескрываемой гордостью посматривали на своего барина, как бы призывая оценить их труд.

Наш молодняк, купленный прошлой осенью, производит вообще потрясающее впечатление. Годовалые телки — просто красавицы, на которых хочется смотреть и смотреть, а быки кажутся уже взрослыми и готовыми для работы. Пантелей считает, что в конце осени или в начале зимы можно вполне рассмотреть вопрос с первым покрытием этих телок.

В Сосновке нет ни одной свободной клетки, и весь новенький скот уже несколько недель прямым ходом идет в Торопово.

Здесь тоже есть ударная стройка, и это новые цеха нашего мясо-молочного комбината. Если мы ограничимся только Калугой, то имеющихся производственных площадей, конечно, хватит — тесновато, но пойдет.

Но развернуть серьезную торговлю беконом, например, даже в Малоярославце невозможно, не говоря уже о каких-то первопрестольных перспективах. Поэтому строительство двух новых цехов идет полным ходом.

Коней на переправе я менять не собираюсь, тем более что никаких претензий к Серафиму и Насте у меня нет. Хотя Анна вчера вечером как-то вскользь сказала, что есть желающие сместить Настю.

Я не придал этому значения, но, увидев, что у неё глаза были на мокром месте, сразу же об этом подумал. Настя показала мне свой работающий цех, провела экскурсию по стройке и, не сдержавшись, спросила:

— Александр Георгиевич, а у вас с Анной Андреевной есть претензии к моей работе? — голос её задрожал, и она, судя по всему, готова была разрыдаться.

Я внимательно оглядел её с головы до ног, а потом всех, кто был в этот момент рядом: строителей и настиных работников, мужчин и женщин. Затем заметил некоторые двусмысленные улыбочки и ухмылки, которые тут же спрятали от меня. Мне сразу же стало понятно, в чем дело, и что тут пора в ситуацию вмешиваться самым решительным и радикальным образом.

— Конечно, Настя, у меня к тебе вот прямо сейчас возникли очень большие претензии. Буквально чуть ли не сию секунду. И если так дело пойдет дальше, я буду вынужден прогнать тебя, — Настя побледнела, и мне показалось, даже задрожала.

А те, кто двусмысленно улыбались и ухмылялись, от удивления раскрыли рты. И это были почти исключительно мужики.

— За твоей спиной, а некоторые, я смотрю, и чуть ли не открыто, говорят, что не дело, что бабе здесь всем заправляет. И я хочу спросить у них: а кто остался за меня, когда я уехал на Кавказ? Или вы считаете, что Анна Андреевна слеплена из другого теста, ей можно, а Насте нельзя? Если кто-то так считает, то пусть говорит мне об этом открыто в лицо, а не занимается сплетнями и пересудами. У нас к Насте нет никаких претензий, она на своем месте. Хотя сейчас одна претензия у меня появилась. И я впредь тебя, Настя, прошу не слушать этих людей, а сразу же докладывать нам, кто это делает. Я выражался русским языком и надеюсь, меня все правильно поняли.

Я еще раз оглядел всех стоящих вокруг меня; некоторым явно было не по себе после моих слов. Но это было не всё, что я хотел сказать.

— И последнее, зарубите себе на носу: если кто-то решит Насте сделать гадость, то этим гадость будет сделана в первую очередь мне. И я не прощу и не спущу. Сегодня я прощаю, и последствий ни для кого не будет. Не только сегодня, и это вообще последний раз в наших имениях. Постарайтесь, чтобы эти мои слова узнали абсолютно все и как можно быстрее. А свою вину предлагаю загладить ударным трудом. А теперь все расходитесь по рабочим местам, кроме тебя, Настя.

Все тут же бросились врассыпную. Настя повеселела и вытирала краем платка последние слезы, все набегавшие у неё на глазах.

— Достали они тебя своими сплетнями?

— Да не то слово, барин. А последние дни как с цепи сорвались, только об этом и судачат.

— Я действительно на тебя сердит, что ты до такого допустила. Надо было сразу же докладывать напрямую Анне Андреевне. или в крайнем случае Степану, когда её не было. И на будущее запомни: ты здесь начальник, только с тебя спрос и за всё. И поэтому тебе тут никто не ровня. Но человеческий облик терять никогда нельзя.

Этот инцидент капитально подпортил мне настроение, особенно тем, что впервые за всё время нашего общения мне придется немного выяснять отношения с Анной и спросить у неё, как это могло произойти, что травля Насти достигла уже таких масштабов и вообще как она могла возникнуть.

Но этот разговор произойдет вечером в спальне, а вернувшись в дом, я как раз успел вовремя. Анна и Милош с Драгутином, которым я послал приглашение, как раз садились за стол.

На завтрак была овсянка и почти неизменная у нас яичница с беконом. Это блюдо, похоже, еще никому не надоело, и все его ели с огромным удовольствием.

Закончив завтрак, я внес предложение по нашим дальнейшим действиям:

— Анечка, у меня такое предложение. Ты с Ксюшей собираешься ехать в Калугу, а я с господами быстро навещу почти пустой сербский городок. У меня к ним есть интересное предложение, и мне хотелось бы сделать его на месте.

Возражений не последовало, и через полчаса мы были на месте.

Сербов на этом месте осталось человек тридцать; это была одна из самых малочисленных их семей, и они почему-то все никак не могли определиться со своими желаниями и планами. Молодые ребята ловко перехватили у нас поводья, и мы прошли в пустой конный манеж.

— Господа, чем вы планируете заняться, находясь в отставке?

Милош понимающе улыбнулся и ответил:

— Думаю, тем, что вы собираетесь нам, судя по всему, предложить.

— А что я, по-вашему, собираюсь предложить? — я решил поддержать его и ответил вопросом на вопрос.

— Я думаю, вы, Александр Георгиевич, — подключился Драгутин, — собираетесь предложить нам в этом месте заняться разведением хороших лошадей и возможно даже выведением новых пород.

— Вы, батенька, в корень зрите, и что-то мне подсказывает, что этот вопрос вы уже между собой обсудили.

— Конечно, Александр Георгиевич, и решили, что это для нас был бы идеальный вариант.

— Тогда будем считать, что стороны пришли к соглашению. Только у меня один вопрос и одно, скажем так, предварительное условие. Вопрос такой: как обстоят дела с вашими поисками невест? И условие: если начнете заниматься селекцией, то не только скаковых лошадей, но и рабочих, в частности тяжеловозов.

Милош засмеялся и ответил за двоих:

— Одно другому не мешает. Поиски невест идут по плану, и уже близок финал. А разведение просто хороших лошадей мне лично намного ближе к сердцу.

— Отлично, господа. А кому предложите в первую очередь работать с вами?

— Наверное, семье Петра. Они, похоже, к этому месту прикипели. А дальше видно будет.

— Тогда у меня к вам конкретное предложение. Вы сейчас поговорите с Петром и сразу же возвращайтесь в имение. Начните с беседы с Пантелеем; я уверен, он в своих поисках коров приглядел кое-где и хороших лошадей.

Я тут же вернулся домой, а сербы остались беседовать с домачином Петром.

Анна с Ксюшей, ожидая меня, были, как говорится, на чемоданах, и еще до полудня мы были в Калуге.

Увидев меня, Вильям даже прослезился. Это было так неожиданно, что я даже растерялся, не зная, что ему сказать. Остальные не плакали, но радовались моему приезду, на мой взгляд, искренне и неподдельно. В ресторанах и трактире всё было без видимых изменений, по крайней мере, не хуже, чем когда я был здесь последний раз перед отъездом.

Я сразу же потребовал провести меня в здание нашей будущей гостиницы, и Вильям поспешил это сделать. Работы, конечно, было еще непочатый край, но уже хорошо видны контуры задуманного. Несмотря на большой объем работ, которые предстоит выполнить, вполне реально, что к Покрову гостиница заработает.

Особенно меня порадовало, что параллельно работам в гостинице идет благоустройство территории вокруг, и осенью у нас будет замечательный парк и сад.

— Вильям, ты меня как всегда только радуешь. Даже не верится, что тебя так изменила твоя женитьба и ты стал суперответственным человеком.

— Александр Георгиевич, я каждый день вспоминаю начало нашего знакомства. Мог ли я тогда предположить, что, убегая от тех бюргеров, я бегу навстречу своей судьбе и своему счастью. А ваш удар мне под глаз? Как вы только тогда догадались так меня замаскировать?

— Ты знаешь, Вильям, я даже не могу объяснить, как мне это пришло в голову, это было какое-то озарение. И я тоже, конечно, не каждый день, как ты, но вспоминаю частенько начало нашего знакомства. Со стороны это наверное выглядело достаточно комично.

— Да-а, — протяжно согласился Вильям, — особенно когда они выталкивали вашу карету.

— Спору нет, это был пикантный момент. Ну что ж, я увидел всё, что собирался, поэтому отправляйся на своё рабочее место. Мы сейчас к Матвею Филипповичу, а вечером, если мы не уедем, ждем тебя с Маней в гости. Ей когда рожать?

— Говорят, через пару недель.

— В любом случае, передай ей привет. Надеюсь, до вечера.

Матвей Филиппович уже ждал нас; этот второй флигель — его рабочее место и одновременно дом, где он живет. Большой личный кабинет сообщался со служебным, и он, наверное, работал день и ночь. Но когда мы пришли к нему, то Матвей Филиппович не работал, а ожидал нас в своей небольшой, но уютной столовой, где был накрыт обед на четыре персоны. Ксюшу он очень любил, и она за столом получила полноценное взрослое место.

Ведение дел Анны, а теперь и наших общих, — это для старого приказчика не только дело всей жизни, но и сама жизнь. Ничего другого у него в жизни уже не осталось, и поэтому разговор во время обеда все равно был о наших делах. И пока мы неспешно обедали, Матвей Филиппович дал полный отчет о состоянии наших дел.

Резюме, которое он сделал, было очень коротким: у нас практически нет свободных средств. Многочисленные проекты, которые мы осуществляем, съели всё практически до копейки. Подробно, на что идут деньги в наших имениях, он не знает, но Анна регулярно представляет ему отчеты о совершаемых финансовых операциях, и Матвей Филиппович вносит их в свои итоговые финансовые отчеты.

Последний платеж за поставленные паровые машины, как пылесос, вымел последнее, что оставалось у Анны, и теперь необходимо остановиться. Наши еженедельные доходы очень существенные: ресторан, трактир, торговля на рынке и шахта дают почти три тысячи ежедневной прибыли.

Но от них остается свободными не больше двух-трех сотен. А в начале июля предстоит большой платеж Александровскому заводу. Конечно, у нас в этом году пока не намечается никаких крупных затрат на что-то новое, и самые большие платежи — это за паровые машины. Подати мы будем платить уже по итогам сельхозгода, и там не должно быть никаких проблем.

Конечно, у нас есть еще неприкосновенный резерв: остатки того, что было выделено на кавказскую экспедицию, но я не знаю еще, что там осталось, и, конечно, будущий доход от торговли зерном.

Но на эти деньги рассчитывать не стоит, это самое последнее НЗ. И с учетом сложившейся ситуации Матвей Филиппович предложил нам план жесткой экономии.

Смысл его предложений — никаких дополнительных затрат в буквальном смысле слова. И это позволит нам из текущих прибылей в течение лета как минимум каждый день откладывать в копилку по тысяче рублей, и тогда мы сможем к осени выплатить все платежи за машины. Если, конечно, удастся увеличить доходы, то будет еще лучше.

Мы переглянулись с Анной. Ведь у нас впереди бракосочетание Василия и Лизы и возможно египетская экспедиция, которая неизвестно в какую копейку нам станет. Поэтому режим экономии должен быть еще жестче. Вообще никаких лишних затрат, и даже многие нынешние текущие придется урезать.

Когда обед заканчивался, Анна сказала, что нам, вероятно, придется изменить свои планы и вернуться в Сосновку. Она, скорее всего, решила не откладывать ничего в долгий ящик и завтра, а вернее сегодня вечером, начать наводить экономию.

И первое, что просто напрашивается, — урезать себя в питании. Например, отказаться от ежедневной яичницы с беконом, по крайней мере, нам. А глядя на нас, Пелагея и других ограничит.

Это не значит, что он исчезнет на нашем столе. Просто это будут только обрезки от товарных кусков. Причем они тоже со скидкой хорошо продаются Саввой. И думаю, что Анна за вечер найдет много такого, от чего можно отказаться или что урезать.

Мои размышления прервал посыльный от Вильяма. Он принес совершенно сногсшибательное известие.

Из Петербурга прибыл фельдъегерь с целой кипой императорских повелений, рескриптов, указов и распоряжений. Они затрагивали многие стороны жизни, в том числе и нашу. Например, теперь губернская комиссия продовольствия становится постоянно действующим органом. Ей становятся подотчетны все продовольственные магазины, в которых должен быть каждую минуту неприкосновенный запас зерна, и не важна их форма собственности.

И еще многое другое, причем, как всегда, Николай Павлович перегибает палку и вводит ненужный мелочный контроль.

Но самое главное, что привело меня в крайнюю степень изумления, было известие о получении Иваном Прокофьевичем Волковым следующего классного чина — статского советника. И назначение его калужским вице-губернатором с сохранением за ним руководства комиссией продовольствия.

Загрузка...