Помещик 4

Глава 6

Посыльный от Вильяма принес еще и письмо от нового вице-губернатора.

Иван Прокофьевич спрашивал, планируем ли мы сегодня задержаться в Калуге, он хотел бы нанести нам визит, когда освободится. Точное время назвать, естественно, не может, так как это зависит не от него, а от губернатора, который встречу назначил после четырех.

«После четырех» — это, конечно, очень точно. Пять минут пятого и без пяти двенадцать ночи — это одинаково «после четырех». Но есть небольшая разница.

Лицо посыльного показалось мне очень знакомым, и я немного сосредоточился и вспомнил: Петруха.

— Как жизнь, молодая? Не жалеешь, что к нам приехал?

— Что вы, Александр Георгиевич, — заулыбался Петруха, довольный, видимо, тем, что я его узнал. — Здесь я человек, Петрухой никто не кличет, Петром, а некоторые уже и Петром Сидоровичем. Я ведь тут не половой, а у господина Тэтчера помощник. Он ведь меня к вам послал потому, что надо было письмо от их высокородия. А записку, — Петр показал на послание Вильяма с известием о назначении Ивана Прокофьевича, — любой половой мог принести. Об этом сейчас все собаки в Калуге брешут.

— Ступай, Петр. Да велите послать за Никифором, пусть ко мне придет и ждет.

Теперь новоиспеченный вице-губернатор не будет нуждаться в съеме жилья у меня, его жилищные проблемы — это прерогатива калужских властей, так как Калуга — это один из немногих губернских городов, где служебное жилье есть и у вице-губернатора.

Несколько лет назад один из представителей старинного и богатого княжеского рода был здесь вице-губернатором и имел свой дом. Он уступал губернаторской резиденции, но был вполне ничего. И когда сей князь покидал Калугу, то подарил его губернской администрации конкретно под резиденцию вице-губернатора. Дом, конечно, не супер-пупер, но вполне соответствует статусу.

Поэтому апартаменты в нашем доме в ближайшее время будут свободными, и я уверен, что желающих снять их будет достаточно. Но у меня на них свои планы, и я заранее хочу проинструктировать Никифора, чтобы никто зря не обнадеживался.

— Вот видишь, Анечка, — с сожалением развел я руками, — как в одночасье могут меняться планы. Не судьба нам сегодня вернуться в Сосновку.

— Тогда мы с тобой ранним утром поедем на Куровскую, а затем к Силантию, — Анна, похоже, совсем не расстроена изменением наших планов.

— А Ксюша? Как-то не хочется её так рано поднимать.

— Да, Александр Георгиевич, отстали вы, сударь, от жизни, отстали, — Анна со смехом щелкнула меня слегка по носу. — Наша Ксения утром подскочит быстрее тебя, стоит ей сказать с вечера, что завтра у нас поездка на шахту. Ты не представляешь, какое на неё она произвела впечатление, когда мы с ней там побывали. Она, кстати, уже успела спросить, возьмем ли мы её с собой, когда поедем на шахту и когда это будет.

— Тогда нет вопросов у матросов, — развел я руками.

Но день неожиданных известий на этом не закончился, и мы не успели даже встать из-за стола, как в звонок на двери опять запел, извещая об очередном посетителе.

Лакей, а это был старинный слуга Матвея Филипповича, который у него был всем, кроме кухарки и уборщицы, да и то кабинеты он убирал, почтенно протянул очередное письмо, доставленное только что.

Посмотрев на почерк, Матвей Филиппович сменился в лице и дрогнувшим голосом распорядился:

— Зови.

В кабинет вошел усталый и весь в пыли мужчина лет тридцати, в сапогах и костюме для верховой езды. Видно было, что он пытался вытряхнуть пыль из себя, но достаточно безуспешно. Не обращая ни на кого внимания, он бесцеремонно прошел и плюхнулся в свободное кресло.

— Прохор, голубчик, сними сапоги и принеси чего-нибудь выпить, только не крепкого, а вина.

После этого он обратил внимание на нас.

— Здравствуйте, господа, прошу простить за бестактность. Полагаю, что, вы сударь, Александр Георгиевич Нестеров, супруг, — он уронил голову на грудь, вероятно, это означало поклон наклоном головы, — уважаемой Анны Андреевны. Я почти четверо суток не вылазил из седла. Знаете, столица империи немного далековато от Калуги. Совершенно не понимаю царя Петра с его идеей перенести столицу на край света.

— Анатолий, я знал, что вы нахал, но не настолько же, — слова и выражение лица Матвея Филипповича не соответствовали друг другу, а Анна готова была рассмеяться и с трудом сдерживалась.

Анатолий дождался своего бокала вина, вытянул освобожденные от сапог ноги и только после этого продолжил.

— В такие моменты понимаешь, как мало надо человеку для счастья. Я сейчас избавляюсь от письма, предназначенного вам, уважаемый Матвей Филиппович, зову Прохора, и он отводит в то место этого гостеприимного дома, где меня, я уверен, уже ждет мягкая постель.

Анатолий достал из глубин своих одежд небольшой пакет и протянул его Матвею Филипповичу. Дождавшись его исчезновения в кармане адресата, он тут же позвал:

— Прохор, — а когда тот вошел, распорядился, — уводи меня и скорее уложи спать.

Прохор подхватил начавшего тут же засыпать Анатолия и потащил его из столовой, успев при этом доложить:

— Марфа ему в гостевой постель разобрала.

Матвей Филиппович молча махнул рукой и встал из-за стола.

— Вынужден вас покинуть на несколько минут.

Его не было действительно несколько минут, за которые Анна быстро ввела меня в курс дела.

Анатолий — внук старинного товарища Матвея Филипповича. Когда-то они вместе начинали заниматься коммерцией, но потом их пути разошлись, но отношения остались. Ипполит Никанорович, так звали товарища, лет десять назад перебрался в Москву, а затем и в столицу.

Анна познакомилась с ними год назад, когда дед привозил Анатолия на сватовство. Тот женился на внучке другого старинного приятеля. Матвей Филиппович был в этой троице самым младшим.

Именно с Ипполитом Никаноровичем поделился Матвей Филиппович полученной от Анны информацией о следующем шаге денежной реформы в России. О её источнике он не спрашивал, также как и Анна не интересовалась тем, кто и как в Петербурге распорядится ею. Я так вообще знал об этом примерно в общих чертах.

И это было совершенно правильно. То, что уже чиновник достаточно высокого ранга поделился со мною такой конфиденциальной информацией, уже нехорошо, а её использование в коммерческих целях — это преступление.

А в нашем случае найти даже концы достаточно сложно, можно только что-то предполагать. А вот достоверно узнать не получится. Это надо, чтобы целая куча народа всё выложила как на духу. Тем более, я достоверно знаю, что российская казна и сам царь-батюшка от этого не пострадают. Какие-то операции должны проводиться среди частных лиц и различных финансовых организаций, не имеющих к казне и Государю никакого отношения.

Так что наш уважаемый господин Дубельт, единственный, кто по большому счету имеет шансы до чего докопаться, в это дело не полезет. Он охранитель Государя, венценосной семьи и империи, а не кого-нибудь из её частных лиц. Но тем не менее, береженого Бог бережет.

Матвей Филиппович вернулся очень быстро, и его вид характеризовала очень правильно фраза — «рот до ушей». Именно так он довольно улыбался.

— Поздравляю, господа. Ваша информация сработала, — Матвей Филиппович отлично знает, что у нас нет тайн друг от друга, но я могу быть просто в курсе дела, но не быть источником информации. — Мои озабоченности некоторой шаткостью наших финансов в прошлом. Единственно, что надо решить, как вы распорядитесь полученными деньгами.

— А насколько значительна сумма? — быстро спросила Анна.

— Достаточно значительна. Сейчас почти сто тысяч, а затем в течение года еще столько же. Можно было бы, конечно, иметь много больше, но…

Что «но» — я отлично знаю. Это мое требование: никакого риска. Это кстати еще одна гарантия, если вдруг кто-то о чем-то начнет догадываться. На таких делах делаются миллионы, а тут вдруг раз и остановились. Так в мире «дознавателей» не бывает, поэтому они придут к единственному выводу, логичному с их точки зрения: ребятам просто повезло, а всё остальное — совпадение.

Анна посмотрела на меня, вероятно, предлагая мне решить, как нам распорядиться этими внезапно свалившимися деньгами. Но я отрицательно покачал головой и почти беззвучно шепнул:

— Сама решай.

Анна прочла мое решение по губам и отлично поняла меня. Я могу в любое время опять уехать и достаточно надолго, поэтому лучше будет, если этими деньгами будет распоряжаться она.

— Я думаю, вариант наличными для нас сейчас самый предпочтительный, — решила супруга и посмотрела на меня, согласен ли я. Я медленно закрыл глаза в знак согласия.

В программе нашей поездки в Калугу значится поход на рынок, в мясные ряды, где продается не только бекон, но и масло с творогом сосновского производства, а рядом на дровяном — уголь. Туда мы зашли в первую очередь. Я не поверил своим глазам, когда Матвей Филиппович показывал мне таблицу цен на нашу продукцию.

Тридцать-тридцать пять копеек за фунт угля, и разметается за полдня всё, что привозится. Фантастика!

Всей торговлей заведует Савва, с ним не удалось толком побеседовать, он весь в делах, и даже вечером будет занят, ему надо обязательно съездить на шахту и завтра к утру привезти две тонны угля. Это заказ губернского правления, и отказать им ну никак нельзя.

Анна, похоже, не горела желанием кого-либо принимать, и поэтому предложила господина вице-губернатора принять в отдельном кабинете ресторана. Я согласился с ней, у меня почему-то тоже было такое же желание. И поэтому теперь уже мой посыльный помчался к господину Волкову с вопросом, на который тут же пришел положительный ответ и уточнение времени: около восьми вечера.

Наш ужин не был каким-то деловым мероприятием, просто у Ивана Прокофьевича было желание увидеть кого-нибудь из приятных ему людей в такой знаменательный для него день.

Его супруга с детьми ехали к её родителям в Малоярославец, старики очень соскучились по внукам и попросили её приехать, сами они, выражаясь языком будущего, не мобильны: тесть господина вице-губернатора после инсульта, или как говорят сейчас, удара, не ходит.

Поэтому мы просто посидели втроем в отдельном кабинете, естественно, поели и как-то по-человечески поговорили о жизни.

То, что жены нет, для Ивана Прокофьевича даже плюс. Оказывается, вице-губернаторский дом стоит пустым, и он за неделю планирует въехать в него, что будет для супруги и детей большим сюрпризом. В Малоярославец уже послан человек с предложением жене не спешить и погостить у родителей, тем более, что у него на новой службе все пока достаточно сложно. Хотя в реальности было всё не так.

Решение о назначении нового калужского вице-губернатора принято было несколько недель назад, и Иван Прокофьевич уже дней десять как принимал дела. Руководство губернской комиссией по продовольствию остается за ним. И Государь после подведения «итогов», если уместно использование этого слова в данном контексте, голода последних двух лет очень впечатлился деятельностью наших калужских властей, которые еще сумели помочь и соседям, что решил все-таки создать постоянно действующую императорскую продовольственную комиссию, пока в рамках министерства внутренних дел. Её возглавляет сам министр, но реальным руководителем будет являться управляющий делами, которым назначен наш знакомый господин Андрей Григорьевич Иванов.

На местах появятся постоянно действующие губернские и областные продовольственные комиссии, фактическое руководство которыми возложено как раз на вице-губернаторов.

Эти комиссии обязаны контролировать все продовольственные магазины, фонды и прочее. Частные, то есть помещичьи, напрямую им подчиняться не будут, но обязаны отчитываться о своих запасах, обязательно их иметь, а в случае объявления чрезвычайного положения из-за очередного голода выполнять их распоряжения. При этом до половины этих запасов могут быть просто изъяты. Правда, в этом есть небольшой нюанс: помещики за это получат деньги.

У меня даже пропал дар речи, настолько такое не вписывалось в известную мне картину мира времен императора Николая Павловича. Видать, Андрей Григорьевич — гений не только по административной линии, но еще и, наверное, какой-нибудь гипнотизер. Надо будет с ним обязательно как-то встретиться и попросить его убедить императора отменить крепостное право. Глядишь, прокатит, и в истории он останется не Палкиным, а Николаем Освободителем.

Андрей Григорьевич уже разослал на места циркуляр, что система должна быть создана и отлажена за два предстоящих года, и осенью 1843 года будет её проверка. Контролировать выполнение его циркуляра будут местные жандармские штабс-офицеры.

Да не шуточную власть за какой-то год получил мой квартирант, а уж про космический взлет господина Волкова вообще сказать нечего, просто нет таких слов.

Год назад внеклассный чиновник, который на моих глазах в полном смысле слова выклянчивал у приказчика бутылку дешевого вина, а сейчас статский советник, то бишь гражданский чин пятого класса и вице-губернатор.

На следующее утро, едва рассвело, мы отправились на Куровскую шахту. Признаюсь, я ехал с каким-то трепетом в душе. Это моё первое, можно сказать, завершённое предприятие, производящее материальные блага будущего. Такого угля нет больше нигде в России.

Конечно, у меня есть бекон и сливочное масло, но бекон есть в Англии, а масло такого качества, возможно, уже производят в США. А вот такого угля нет ни у кого. Эта мысль согревала душу и в то же время наполняла чувством ответственности.

За два месяца чуда, конечно, не произошло, и работы здесь непочатый край. Строительство идёт полным ходом — реально ничего не достроено до конца. Просто ни-че-го. Но всё строится одновременно и основательно: везде, где нужно, — кирпич, добротные бетонные полы, прочные перекрытия.

На полную мощность работают две паровые машины. Лошадей нет совсем — везде, где только можно, пар трудится вместо человека. Ритмичное постукивание механизмов, шипение котлов, лязг металла — всё это создавало особую симфонию индустрии, которая звучала для меня как музыка прогресса.

Даже в забое начинают испытывать паровой отбойный молоток — настоящее чудо техники. Угольный пласт по-прежнему превосходен, и выданный на-гора уголь даже в необработанном виде выглядит замечательно. Чёрные блестящие куски часто правильной формы — словно специально отобранные природой.

А кучи доработанного угля на складе готовой продукции просто завораживают. Они возвышаются чёрными пирамидами, отливающими на солнце матовым блеском. На шахте уже есть своя лаборатория, которая постоянно контролирует размеры и влажность готового угля. На мой взгляд, он просто идеален: предельно низкая влажность и размер кусков от двух до пяти сантиметров. Как на подбор.

На шахте нет работающих моложе восемнадцати — это железное правило. Женщины заняты только в столовой. У тех, кто работает наверху, скользящий обеденный перерыв, а в забой еду спускают специальные подготовленные и обученные люди — только мужчины, крепкие и проворные.

Шахта уже выдаёт просто фантастические двести — двести пятьдесят пудов каждую смену. И это только товарного, сухого, калиброванного угля, который можно смело продавать. А ведь есть ещё внутришахтные нужды и уголь для самих шахтёров. Он, как правило, не совсем кондиционный, но для собственных нужд подходит идеально и складируется отдельной горкой.

Наш уголь на рынке продаётся наравне с английским по фантастически высокой, на мой взгляд, цене — тридцать пять копеек за фунт. Когда я вчера увидел эту цифру, то не поверил своим глазам. Но это факт. Теперь наша главная задача — не снижая качества, увеличить добычу.

Константин Владимирович доволен своей шахтой — это видно по всему: по уверенной походке, по тому, как обстоятельно он отвечает на вопросы рабочих, по спокойному прищуру, когда он смотрит на работающие механизмы.

А мне не верится, что ещё несколько месяцев назад здесь ничего не было и я слушал нашего управляющего вполуха. Более того, у меня возникают почти галлюцинации наяву — настолько ярко я представляю себе будущее.

Я представляю, как здесь всё будет достроено, как территория будет вымощена камнем — материала для этого уже добыто достаточно. На территории шахты появятся цветочные клумбы и декоративные деревья. Почему бы и нет? Промышленность не должна быть уродливой.

Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Я окидываю взглядом кишащую работой площадку и задаю управляющему животрепещущий вопрос:

— Константин Владимирович, — начинаю я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня бурлит азарт, — наши внутренние потребности в угле скоро составят от тысячи двухсот до полутора тысяч пудов в сутки. Сможет ли ваша шахта обеспечить такие потребности?