Помещик 4

Глава 8

Потянулись однообразные и спокойные, похожие друг на друга летние дни. Я был в восторге от этого — это было как раз то, что было необходимо нам с Василием.

В назначенный срок они с Лизой обвенчались. Как и у нас всё было очень скромно и аскетично, без какой-либо пышности.

Платье Лизы было еще строже и скромнее, чем у Анны. Не было никаких украшений, кроме строгих сережек с жемчугами. Василий был в новеньком мундире, специально пошитом для этого дня мундире и естественно при орденах.

Со стороны Лизы никого не было, её брат буквально накануне отъезда упал с лошади и лежал в Ярославле, страдая от болей вызванных сломанными ребрами. Поздравления и подарок он сестре конечно прислал, десять тысяч серебром.

Наш дядя тоже прислал поздравления и подарок, но не десять конечно, а пятьдесят тысяч и очень красивую золотую брошь с бриллиантами.

Венчание очень благотворно сказалось на самочувствии Василия. Последнею неделю перед венчанием Лиза дважды со слезами жаловалась Анне, что Василий иногда целыми ночами не спит, а сидит у окна и о чём-то думает, глядя в темноту.

Однажды я оказался невольным свидетелем этого и мне это было очень неприятно.

— Он почти не закрывает глаз, — громко шептала она, утирая слёзы. — Сидит, смотрит в темноту и молчит. Я боюсь за него…

Анна успокаивала её, гладила по волосам:

— Дай ему время, милая. Война — это не простуда, которая за неделю проходит. Душевные раны заживают медленнее. А тем более такие, как у него.

И действительно, сразу после венчания Василий начал успокаиваться. В один прекрасный момент Лиза, сияя от счастья, сказала нам:

— Он спит! Всю ночь проспал, не вставая. Господи, какое это счастье!

Это совпало со знаменательным событием, на которое все обратили внимание: Василий стал выезжать за пределы Тороповской усадьбы — в окружающие леса и поля. Он катался верхом по утрам, возвращался порозовевший, с ясными глазами.

Ни в какие хозяйственные дела он не лез, только где-то в конце июня написал и отправил целую пачку писем в Петербург, Москву и на Кавказ. О чём они были, не говорил, но я и не спрашивал.

Мне о многом надо было успеть с ним поговорить перед тем, как нам придётся ехать в Севастополь, но пока я решил не спешить. Пусть окрепнет душой.

В начале июля Анне привезли из Москвы сто тысяч рублей серебром наличными. Шестьдесят тысяч были новенькими кредитные билеты, только что отпечатанные и еще пахнувшие типографской краской. Все они были сторублевого достоинства.

А сорок тысяч были тоже новенькими серебряными рублями, золотыми империалами и полуимпериалами, соответственно достоинством в десять и пять рублей и достаточно редкими уникальные платиновые шести рублевыми монетами. Тяжёлые мешки с монетами произвели очень сильное впечатление на нас — такую внушительная сумма монетами мы еще не видели.

Половину полученного мы решили тут же пустить в дело, чтобы к Покрову всё намеченное на этот год было построено. Пятьдесят тысяч — это серьёзный задел, которая вне всякого сомнения ускорит все наши работы.

Оставшиеся средства стали нашим самым неприкосновейшим запасом, который предназначен исключительно на египетскую экспедицию.

Свои расходы мы, как и наметили, упорядочили и резко сократили. И очень быстро торговля, ресторан и трактир начали приносить нам тысячу рублей чистой прибыли ежедневно. Из этих денег мы пополнили до тридцати тысяч частично потраченную сумму, которая в своё время была отложена на кавказскую экспедицию.

Сейчас эти деньги тоже предназначались на египетскую — если она, конечно, состоится. Но пока об этом ни слуху, ни духу.

Пятьдесят тысяч, вложенные в дело, резко ускорили все наши работы абсолютно везде: в Торопово, на шахте, в Воротынске и Сербском.

Милош с Драгутином поучили пять тысяч на ремонт и перестройку будущих конюшен и старые здания на глазах стали преображаться. Они предлагали сделать это на свои деньги, но мы решили, что пусть они лежат до лучших времен, а вернее до осени, когда наконец-то наши господа сербы собираются жениться.

Пантелей ещё раз объехал округу и на этот раз искал не только коров, но и хороших рабочих лошадей.

Незаметно подошло время «собирать камни», и первым таким камушком стал начавшийся сенокос.

Я с трепетом в душе ждал его начала, хотя и видел, что трава везде заглядение. Вид участков, где были подсеяны клевер, вико-овсяная смесь и люцерна, иногда вызывал даже какой-то ступор у наших мужиков. Они замирали, глядя на высокую сочную траву, и было видно, что ждут начала сенокоса с такими же чувствами, что и я.

— Батюшки, — качал головой старый Сидор, — сроду такой травы не видывал. Как лес стоит!

— И правда, — поддакивал Антон. — Чуть ли не в пояс кое-где будет, не меньше.

Погода нас не подвела, и сенокос даже начался немного раньше обычного.

Через неделю у Антона и Сидора началась тихая паника. Сена уже было заготовлено столько, что все имеющиеся сеновалы и построенные новые оказались забиты под завязку.

— Барин, — подошёл ко мне Антон, почёсывая затылок, — а куда ж мы ещё сено девать будем? Сеновалы все полны.

Наша «подсевная» кампания дала блестящий результат: продуктивность угодий, где всегда заготавливали сено, резко увеличилась, а коллективный труд повысил его общую производительность.

Я посмеялся над его растерянностью:

— А что, раньше вы всегда готовое сухое сено хранили только на сеновалах? В полях стога не ставили?

— Конечно ставили, — ответил Сидор, — но в этом году вроде от этого решили отказаться. Сеновалов то сколько понастроили.

— Вот видите, выходит мало и теперь придётся вернуться к старому, — улыбнулся я.

Стога стали ставить ровными рядами возле скотных дворов — ровные и аккуратные, как солдаты на параде.

На бывших пустошах пока ни сеновалов, ни скотных дворов не было, и стога сена там стали ставить, конечно, в поле. Они тянулись длинными цепочками, радуя глаз.

— Когда ляжет снег, вывезем оттуда всё, — объяснил я Антону. — А может, и продадим в соседние усадьбы и деревни. Спрос на такое сено будет.

— С руками и ногами оторвут, только дай, Мужики вон только и говорят, что такого сена ни в жисть у нас не было, — согласился со мной Антон.

Перед началом уборочной выдалось несколько дней отдыха. Мужики, довольные итогом сенокоса, готовились так же дружно и организованно начать и быстро провести уборочную.

Погода пока не подводила, и год обещал быть очень удачным — по крайней мере, для нас. Наверняка где-то были летние природные катаклизмы, но в наших краях была тишь да благодать. Как по заказу прошли очень нужные теплые дожди, после которых все забушевало, особенно много было грибов и ягод.

Я не раз вспомнил одного своего товарища, который приезжая от родителей, а две недели летом провести в родном гнезде у него было святое, каждый раз смеялся над теми, кто удивлялся и восторгался его юхному загару в любой год.

Он в отличии от меня, большую часть года работавшего под открытым небом, трудился к кабинете, где почти все его оффисные товарищи за загаром ездили на юга. А он к родителя в деревню средней полосы. На вопросы как он умудряется это делать во время, например, сплошных летних дождей, о которых с огорченным видом каждый день по телевизору вещуют метеогуру профессора Вильфанд и Беляев, мой товариш заразительно смеялся о отвечал:

— В нашей деревне место заколдованное, везде холодище и дожди, а у нас тепло и солнечно.

Однажды во время большой праздничной пьянки, которые стали называть корпоративами, он на честном глазу и с совершенно трезвым видом, рассказал, что его родной деревне Гадюкино, точное название я не помню, почти не бывает природных катаклизмов.

Слово почти означает, что если например, у них идут сильные обложные дожди, то у них они тоже есть, но крайне редко чтобы весь день. Такого, чтобы дождь лил не переставая сутки или вообще больше мой друг вообще не помнил. Везде в округе льет, а у них раз-два и солнышко выглянуло, подсушило, скрылось и опять дождь. Если жара и сушь, то наоборот. Я как и все посмеялся, но на следующий год напросился в гости и убедился, что так и есть.

Вот инаши сосновско-тороповские земли оказались тоже именно такими. Даже поздние весенние заморозки не сильно подпортили нам, хотя в некоторых местах они были не шуточные, а в одном из уездом севера губернии были даже и первого июня.

Задачу заготовить в этом году грибов и ягод по максимуму я поставил Пелагеи еще весной. Она умница умеет варить варенье и прочее вкусности не только по традиционным рецептом, например, с медом, но и уже с сахаром, который конечно сейчас продукт еще не дешевый и для многих пока не доступный. Но он есть и я распорядился не экономить на его закупках.

Когда пошли ягоды: земляника, клубиника, смородина и конечно малина, я напомнил ей о своем распоряжении. И все наши мелкие, кроме тех кто занят в поле и на скотном дворе, буквально от зари до захода проводят в лесах и полях, а потом на дальнейших сортировках, переборке, сушках, варках и прочих заготовках этих богатств.

Каждый день на столах у нас и наверное у всех деревенских различные грибные блюда. Я, например, просто объедаюсь любимыми белопольскими и конечно рыжиками, которые я ставлю на самые первые места в своей шкале ценностей этих даров природы.

Ни каких потрясений с банальной нехваткой еды в этом году не ожидается, но я не совсем понимаю как это вообще может быть с такой частотой в наших местах, где в любом случае в полях и лесах бывает урожай хотя бы чего-то. Я объяснение этому вижу только в одном: сволочизме, другого слова я подобрать не могу наших господ помещиков, которые например запрещают своим крестьянам ходить по господским лесам и полям.

Буквально на третий день после открытия нового финансирования наших проектов Кондрат Кузин запросил помощи. Он сразу же оценил резкое изменение ситуации и открывающиеся перспективы. Первая очередь элеватора безусловно была готова к началу уборочной, а вот со строительством зерновых силосов будет на просто отставание, а самый настоящий провал.

Я, честно говоря, особо в этом году на зерновые силосы не надеялся, дай Бог все остальное успеть, но Кондрат уверенно заявил, что дополнительные финансовые вливания могут резко изменить ситуацию, но при одном непременном условии: у него резко, буквально по щелчку пальцев, увеличится количество занятых на его стройке.

И речь должна идти не просто о каких-то абстрактных работниках, а о профессионалах, занятых на других стройках.

— Не успеваем, — признался он мне откровенно, когда я по его просьбе срочно приехал на стройку. — Людей не хватает, а работы — непочатый край. Помощь срочно нужна.

А потом, он мне популярно на пальцах объяснил какая именно. Я, не долго думая, решил временно остановить абсолютно все строительные работы на всех наших объектах и перебросить всех затребованных работяг в Торопово.

Мало того, я решил сам принять участие в этой нашей, без всякой натяжки, ударной и всенародной стройке. И пока народ подтягивался с шахты и из Воротынска я на бумаге написал и нарисовал свое видение того, как нам надо всё сделать.

— По моему мнению, это должно дать нам возможность к середине сентября построить минимум шесть силосов, — сказал я, разворачивая план. — А первые два, к тому времени, когда пойдет первое зерно.

Кондрат просветлел лицом:

— Вот это дело! С такой подмогой мы горы свернём.

Первые силосы фактически началу уборочной может быть и немного перебор, его есть куда убирать на хранение. А вот когда пойдет то, что сверху обычного, а я в этом не сомневаюсь, они будут как раз. Тем более, что уже некоторые соседи проявили интерес и закидывали удочки: не возьму ли я на хранение зерно со стороны.

А тут еще и уважаемый Иван Прокофьевич прислал письмо в котором написал, что мой элеватор он обязан поставить на учет в своем ведомстве. В нем были даже некоторые извиняющиеся нотки которые меня позабавили. Я на самом деле считал, что именно сеть элеваторов, которая должна быть возведена по всей России позволит решить проблему регулярно возникающего в России голода. Конечно еще должна быть и правильная работа и требовательность власти.

Так что на моем элеваторе всегда будет какой-то неприкасаемый запас зерна, который будет ежегодно обновляться каждую уборочную. А все здания старых хлебных магазинов, которые конечно есть в Сосновке и Торопово, я найду как использовать. Самое простое хранить в них не обязательный запас зерна, а тот, который пойдет в текущую работу: например, для корма животным или на мельнице.

Я стал помогать Кондрату и практически, целыми днями пропадая на стройке. Моя душа пела — я, оказывается, так любил своё строительное дело и как по нему соскучился! Руки сами тянулись к чертежам, к инструментам, к этому благословенному строительному хаосу, из которого рождалось нечто стройное и величественное.

Через какое-то время у нас сложилось двоевластие на строительной площадке, Кондрат быстро оценил мои профессиональные навыки и все решения мы с ним принимали коллегиально. С рабочими вообще не было никаких проблем, мою головушку иногда посещали мысли, что если бы у меня была такая производственная дисциплина на стройках двадцать первого века, то я при жизни стал бы гением строительства всех времен и народов.

Это собственно не удивительно. Я для всех на стройке не только человек выполняющий функции прораба, а в первую очередь барин, хозяин всех и всего. Почти жизнь каждого из них в буквальном смысле в моих руках. Нынешняя Россия это конечно не тот ужас, ужас, ужас, который о ней писали в СССР. здесь есть законы, которые надо соблюдать.

В 1833 году царь-батюшка осчастливил своих подданных «Сводом законов о состоянии людей в государстве». И там написано, что помещик не имел права на жизнь крепостного — крепостной оставался подданным империи. Поэтому убийство крепостного формально считалось преступлением и помещик не мог подвергать крепостных пыткам. И даже существовали ограничения на жестокость наказаний. Но они формальные и по сути только чисто теоретические.

Были конечно случаи когда смерть крепостного в результате наказания могла повлечь за собой расследование и теоретически помещик подлежал уголовному преследованию и наказанию в виде лишение прав, конфискации имущества и даже ссылки, например, в Сибирь. Но это все было превращено в дырявую тыкву положением николаевских законов о том, что крепостные не могли жаловаться на помещика в суд. И тем что в реальности их свидетельские показания почти не принимались во внимание.

Это очень мне напоминает один французский фильм, который я смотрел перед попаданием, когда суд присяжных в после Второй Мировой судит молодую француженку за то, сто она своему мужу-садисту подпалила его «бубецы». Но суд ни какие показания в её пользу во внимание не принял. Наказание было запредельно жестоким. И причина была одна: присяжные были все мужчины, которые сочувствовали садисту, а не его жертве, которая от безысходности пошла на страшное, спасая в том числе и своего малолетнего сына. Так и в нынешней России, кто его посадит родимого, он же памятник.

По этой причине мое слово на стройке даже не закон, а руководство к действию подлежащее немедленному и безусловному исполнению, причем делать это надо с огоньком и блеском в глазах. Это на мой взгляд не сложно, так как оно, руководство, еще и умное, да и барин человек хороший.

Лето неожиданно закончилось и наступил сентябрь. Слово «неожиданно» это не фигура речи и реально отражало моё мироощущение. Всё произошло действительно чуть ли не по щелчку пальцев: стоял жаркий август, правда после Ильи-пророка начались утренние туманы, а тут вдруг первые прохладные ветра принесли с собой запах увядающей листвы и предчувствие настающей осени.

Моё непосредственное участие в стройке закончилось точно первого сентября, как я и планировал. Первая очередь элеватора и один их зерновых силосов построены и сделано это на отлично, наша с Кондратом строжайшая проверка не нашла никаких недоделок и огрехов.

Мы с ним на практике все проверили и первые пуды ржи нового урожая, подготовленные для хранения по самым строгим требованиям нынешнего времени уже засыпаны в первый зерновой силос. Контроль за урожаем нового года это теперь не моя забота, а специально обученных людей.

Императорское московское общество сельского хозяйства по моей просьбе командировало к нам до Рождества целых двух агрономов. Во время уборочной они заняты конечно на этих работах, а затем займутся осенними работами и сделают тщательное исследование всех наших земель, в том числе и арендованных.

Я жду от них подробных рекомендаций как правильно работать с землей, чтобы и отдача повышалась и качество земли, то есть её естественное плодородие.

Здесь у меня есть желаннейшее знание, полученное во времена моего прорабства. История неорганических минеральных удобрений началась летом 1842 года в Англии, когда Джон Беннет Лоус получил поервый в мире патент на свой изобретенный им, или правильнее сказать открытый, суперфосфат. Сейчас он еще не сэр и английским баронетом станет только через много-много лет. Также я знал и имя французского ученого, который не меньше Лоуса достоин считаться отцом неорганических удобрений. Его имя Жан-Батист Буссенго, а также имя немца Юстуса фон Либиха. Эта могучая тройка счоздадут через несколько лет новую науку агрохимию, которая через несколько десятков лет позволит начать решать проблему страшного бича человечества — голода.

У меня, да и у них тоже, пока нет времени беседовать на эту и другие темы. мы только познакомились. Они, Александр и Андрей Петровичи Серовы, приехали. мы поздоровались, я прочитал их рекомендательные письма и предложил тут же, без какой-либо раскачки, начать работать. Все умные разговоры потом, после окончания уборочной. На наших полях урожай уродился такой, что непростительный грех его потерять.

Итогом моего руководства стройкой была ликвидация отставания в строительстве зерновых силосов и второго сентября я распорядился всем дополнительным строителям вернуться на свои объекты.

Как раз тридцать первого августа Александровский завод наконец-то полностью выполнил наш заказ, и в Сосновке тоже начался монтаж паровой машины — последней из заказанных нами. Все остальные уже работали, ритмично постукивая и наполняя воздух запахом угля и масла.