Помещик 4

Глава 7

Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Я окидываю взглядом кишащую работой площадку и задаю управляющему животрепещущий вопрос:

— Константин Владимирович, — начинаю я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри меня бурлит азарт, — наши внутренние потребности в угле скоро составят от тысячи двухсот до полутора тысяч пудов в сутки. Сможет ли ваша шахта обеспечить такие потребности?

Управляющий на секунду задумывается, что-то прикидывая в уме, затем быстро и уверенно отвечает:

— Без проблем вне всякого сомнения.

— Что вам для этого нужно? — задаю я уточняющий вопрос..

— Сейчас ничего особенного, — пожимает плечами Константин Владимирович после некоторого раздумья. — Просто нужно всё доделать, довести до ума. Отладить механизмы, организовать работу как часы. Еще раз проверить как организован сам процесс.

— И когда это станет возможным?

— Полагаю к зиме, — отвечает он, глядя на дымящиеся трубы паровых машин.

На самом деле я задал, наверное, совершенно идиотский вопрос. Полторы тысячи пудов в сутки — это двадцать четыре тонны угля. Много это или мало? Это на самом деле вообще-то акая-то абстрактная цифра. Я её откровенно взял с потолка, потому что даже примерно не знаю реальных потребностей — да, скорее всего, и никто еще не знает. Уголь, тем более бурый и такого качества… Кто вообще с таким сталкивался?

Я решаю копнуть поглубже:

— А вообще, что вы можете сказать о нашем предприятии? Ведь, скорее всего, такого больше нигде в России нет.

Константин Владимирович нахмурился, обвел внимательным взглядом территорию шахты и, помолчав, медленно произнес:

— Паровые машины однозначно слабоваты. То, что их две, — хорошо, но было бы лучше, если бы они были пятидесятисильными. Если одна выйдет из строя, вторая не справится с нагрузкой.

— То есть вы хотите сказать, что нам нужно установить здесь более мощные машины? Или ещё одну в дополнение?

— Ещё одна не помешает на случай аварии, — начал рассуждать управляющий, смотря куда-то вдаль. — А насчёт большой мощности я не уверен. Конечно, если менять, то на пятидесятисильные машины — это без всяких сомнений. Но заводские инженеры утверждают, что даже эти машины можно улучшить, сделать более надёжными и увеличить их мощность раза в полтора.

— А что для этого нужно? — моё любопытство разгорелось всё сильнее.

Тем более, что совершенно неожиданная простановка вопроса. Мне, честно скажу, такая постановка вопроса даже не приходила в голову.

— В первую очередь грамотные, квалифицированные кадры, — весомо отвечает Константин Владимирович. — Инженеры, техники, мастеровые. Соответственно станки металлообрабатывающие. обязательно другие котлы. Заводские инженеры говорят, что конструкция машин и их качество на заводе сейчас улучшаются практически непрерывно, чуть ли не каждый день. Так что вполне возможно, что модернизация машин окажется нам по силам.

Я киваю, собираясь с мыслями:

— Значит, для этого нам нужен собственный мощный технический отдел и производственная база, чтобы многое можно было делать своими силами.

— Что-то вроде того, — соглашается управляющий.

Я не унимаюсь и продолжаю гнуть своё:

— А каковы наши возможности при нынешнем положении дел? Я имею в виду, когда вы закончите строительство, всё наладите и у вас будут только нынешние рабочие?

— В любом случае на поверхности не хватает рабочих, — качает головой Константин Владимирович. — В забоях их достаточно, особенно если заработает паровой отбойный молоток. А на поверхности откровенно мало — нужны люди для сортировки, погрузки, обслуживания механизмов.

— И какой суточной добычи вы можете добиться? И когда?

— Две с половиной тысячи пудов к весне, — уверенно говорит управляющий.

Две с половиной тысячи пудов — это сорок тонн! Это только на первый взгляд много. если мне не изменяет память, то в двадцатом веке шахта давала на пике несколько сотен тонн ежедневно. Конечно она была совершенно не такой и коллектив был несколько сотен человек.

Я достал записную книжку и просмотрел свои расчёты, сделанные ещё тогда, когда мы решили открыть шахту. О таких объёмах добычи и ценах мы даже и не мечтали. Матвей Филиппович во время обеда сказал, что наш уголь легко будет продаваться по сорок копеек за фунт. Это значит, что килограмм будет стоить рубль, а пуд — шестнадцать рублей. Те расчеты кажутся даже смешными, одна цена реализации, которая фигурировала в них чего стоит: десять копеек за фунт, а влажность пятнадцать процентов. сейчас даже смешно читать. И удивительно как далеко мы шагнули от того времени.

Посчитаем на ходу: берём за основу пятьсот пудов, их рыночная стоимость составляет восемьсот рублей. В день! Две с половиной тысячи пудов — это четыре тысячи рублей в день!

Сейчас, когда шахта только запускается, прибыли от неё копеечные. Но когда она заработает на полную мощность, то в буквальном смысле может стать для нас золотым дном. А если ещё и начать наращивать её мощности…

— Что вам понадобится для дальнейшего увеличения добычи? — спрашиваю я, пряча свои записи.

Константин Владимирович задумчиво смотрит на забой:

— Пока ничего конкретного. Я ещё недостаточно владею хорошо ситуацией и не совсем понимаю, с чем мы имеем дело. Я ознакомился с некоторыми отчётами коллег, ведущих разведку угольных месторождений здесь, в Центральной России. И у меня сложилось впечатление, что нам просто очень крупно повезло — мы сразу наткнулись на такой уникальный пласт. Конечно, уже найдены и более богатые пласты, есть места, где можно даже вести открытую добычу, но нигде ещё не описывалось такое высочайшее качество угля. Наш уголь не сильно уступает углю Новороссии и почти такой же, как английский. Но неизвестно, весь ли пласт такой или это просто мощное вкрапление. К следующей весне я смогу дать вам точный ответ на этот вопрос.

— Отлично! — не скрываю я своего удовлетворения. — К тому времени мы, надеюсь, научимся работать с паровыми машинами, у нас появится необходимый технический отдел, а вы подготовите необходимый персонал для расширения шахты. Пока же ваша цель — стабильная добыча сначала тысячи пудов, затем полутора, двух и, наконец, двух с половиной. Вас устраивают мои требования? Точнее, их реально выполнить, как вы сказали, к весне?

— Да, — коротко и ясно отвечает управляющий.

Я задаю последний, но очень важный для меня вопрос:

— И ещё. Лично вы и ваши инженеры довольны получаемым жалованьем?

Ответ на этот вопрос для меня критически важен. Я хочу, чтобы наши сотрудники воочию видели прямую связь между своим усердным и правильным трудом и личным материальным благополучием.

Константин Владимирович довольно улыбается, и я почему-то представляю себе кота, стоящего перед миской с густой сметаной. Не могу объяснить, откуда взялась эта странная аналогия, но она меня забавляет.

— Довольны, — коротко и однозначно отвечает господин управляющий, и в его голосе звучит искренняя удовлетворённость.

Он делает паузу и упреждая мой следующий вопрос продолжает:

— Наши рабочие полагаю тоже. Я абсолютно достоверно знаю, что у губернии есть помещики, которые имеют годового дохода меньше, чем наши шахтеры, работающие в забое.

Я догадывался об этом, но достоверно не знал и только собирался об этом навести справки. А Константин Владимирович молодец, не поленился и навел справки. Аргумент кстати убойнейшей силы против тех, кто рано или поздно начнёт жаловаться Государю, также как и «за» в дебатах об отмене крепостного права, которые вовсю идут в секретных комитетах, созданных царем.

— Тогда будем считать, что мы с вами нашли общий язык, — заключаю я, протягивая руку для рукопожатия.

Общий язык с шахтёрами мне найти проще простого. Те жалованья, зарплаты, цены и объёмы добычи, которые мы рассматривали в начале работы шахты, остались в прошлом. Сейчас шахтёры получают больше, чем изначально полагалось управляющему. Жизнь превзошла самые смелые ожидания, а я не собака на сене и считаю, что не обижаю наших работяг.

Теперь у нас, кстати, всё везде рассчитывается в серебре — от ассигнаций нужно уходить, от них одна путаница. Тем более сейчас, когда в оборот вводятся кредитные билеты. И было бы замечательно, если бы власть пошла на форсированное изъятие из оборота этих обесцененных денежных знаков.

НО это моё, частное, мнение и ни кто меня о нем не спрашивает. А жаль.

Пока мы беседовали, из Воротынска пришел огромный обоз со стройматериалами: кирпичом и цементом. Тяжело нагруженные телеги скрипели под тяжестью ноши, а возчики для порядка покрикивали на лошадей. Обратно в город в это время отправился почти такой же обоз — только с углём, аккуратно упакованным в мешки и ящики.

Такая картина — настоящий бальзам на душу. Жизнь бурлит, механизмы работают, люди трудятся, товар идёт. Картина маслом одним словом.

В Воротынске тоже всё было более чем неплохо — дела тоже шли своим чередом, размеренно и основательно. Заканчивалось строительство кирпичного и цементного заводов. Над землёй уже возвышались красные стены цехов, крыши были покрыты, оставалось лишь установить последнее оборудование и запустить основное производство.

Оно конечно уже есть, но частично в тестовом режиме, а по большей части по временным схемам. Покупать кирпичи цемент на стороне большая глупость, когда возможет такой вариант, пусть и хлопотный.

Предварительные расчеты показывают кстати, что эти производства могут стать у нас одними из самых прибыльных.

Почти все проблемы с работой первой паровой машины уже были решены — после долгих мучений с настройкой механизмов инженеры наконец добились стабильной работы. Котельная для второй машины уже готовилась принять своё железное сердце.

Мы ждали поставки станков из Тулы — их обещали доставить к концу месяца. А пока строили жильё для тех, кто уже приехал, и для тех, кто прибудет в ближайшее время. Новые деревянные дома вырастали один за другим, пахло свежей смолой и стружкой.

Особенно бурное строительство в нашей слободе на окраине Воротынска. Глядя на открывшуюся передо мной картину, я неожиданно подумал:

«Интересно когда у властей возникнет очередной административный зуд и они решат повысить статус Воротынска? Вполне можно будет сделать уездным его или вообще скроить новый. Ведь это же отличный повод подоить вас, сударь. Надо будет поговорить при случае с Иваном Прокофьевичем, мне такая дуристика совершенно ни к чему. Вполне устраивает настоящее положение дел».

Заштатный уездный город Воротынск быстрыми темпами начинает становиться индустриальным сердцем губернии. Здесь к концу года будет две паровые машины, два завода, при чем цементный наверняка единственный в своем роде в России и механические мастерские, которые думаю быстро превратятся в завод.

И первой его серийной продукцией будут сепараторы, их пока кустарным способом клепает брат Степана кузнец Василий, который уже с семьей живет в нашей слободе.

А дальше будет производиться еще много чего, в соответствии со списком, который у меня в записной книжки уже занимает целую страницу. Через Воротынск естественно в своё время пройдет железная дорога.

Сразу же за его восточной околицей начинаются земли нашего «Общества», большая часть которых пока в длительной аренде. Я изначально всякие скотные дворы предполагал размещать ближе к Оке и только по одной причине — близость к воде. Но потом передумал и сейчас они уже закладываются южнее слободу, на берегах живописной речушке Высса. На самом деле именно это место почти идеальное, так как в пойме этой речушки великолепные заливные луга.

При необходимости на ней поставим запруды и создадим искусственные пруды для устойчивого водо снабжения Воротынска.

Купленные прошлой осенью пустоши уже преобразились до неузнаваемости — они были засеяны клевером, вико-овсяной смесью и люцерной. Там, где ещё ранней весной была голая земля, а осенью в лучшем случае какой-нибудь репейник, теперь колыхалось зелёное море молодых всходов. Легкий Ветерок гнал по полям волны изумрудной травы, и сердце радовалось этому зрелищу.

Сербы быстрыми темпами строили своё село, которое так и решено было называть — Сербское. Работали они споро и дружно, с утра до вечера слышался стук топоров и пение пил.

От села рукой подать до наших будущих скотных дворов и сербы там тоже в первых рядах их строителей.

Но в Сербском будут жить не только сербы — русские семьи тоже уже там появились. Это те, кого из своего имения вывепа Анна и семьи нижних чинов пришедшие с нами с Кавказа. Поэтому осенью планируется начать строительство двух храмов: православного и сербского.

— Два храма в одном селе? — удивился я, когда Силантий рассказывал мне об этих планах. — Не многовато ли?

— Каждому народу — свой дом Божий, — невозмутимо ответил он. — Пусть молятся, как привыкли. А жить будут рядом, по-соседски. Это правильно.

И я согласился — против такой мудрости не попрешь.

Жители Сербского станут первыми крестьянами на наших землях «Общества». А Воротынск будет его индустриальной базой, кузницей и мастерской, откуда будут выходить кирпичи, цемент, механизмы.

Если удастся выполнить все планы этого лета, то уже осенью возможно будет начать строительство первых помещений скотных дворов «Общества», второго после ТОропово элеватора и паровой мельницы. Я уже представлял себе эти просторные коровники и овчарни, где разместятся породистые коровы и овцы. Представлял бочки со сливками, круги сыра, тюки шерсти… Явственно услышал шум, который избают жернова при перемалывании зерна.

Возможно, мне надо было бы активнее вмешаться в происходящее в Воротынске и в нашем «Обществе», но не было ни желания, ни смысла.

Желания не было потому, что пришлось бы что-то менять в решениях Силантия, а меня больше устраивало, что он там всем заправляет. Он знал своё дело, работал добросовестно и с умом — чего ещё желать? Зачем вмешиваться в отлаженный механизм?

А смысла не было потому, что у нас сейчас не было свободных денег. Каждый рубль был на счету и уже распределён. Пусть всё там постепенно делается, без спешки и авралов, а самое главное — мы понемногу вносим тот капитал, который внести должны. Не рывками, а методично, как и положено разумному хозяйству.

Соблазн конечно велик: нагапрячься и сделать все необходимые вложения. Но это можно сделать только на заемные средства. А это я делать не хочу: это по любому какая-нибудь от кого-нибудь или чего-нибудь зависимость.

— Главное — не торопиться, — сказал я Анне ещё утром, когда мы обсуждали дела. — Лучше медленно, но верно, чем быстро и криво.

— Ты прав, — не сразу же, но в конечном итоге согласилась Анна. — Спешка хороша только при ловле блох.

Я от удивления сначала открыл рот, а потом рассмеялся — надо же Анна знает такую народную мудрость.

День был очень длинный, и мы успели ещё засветло вернуться в Калугу. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в нежные розовые и золотистые тона. Город встретил нас вечерней тишиной и предвкушением предстоящей ночи. уб.

Анна неожиданно предложила:

— Может, всё-таки не останемся в городе, а поедем в Сосновку? День такой чудесный, и вечер будет еще дообещает быть тёплым.

Я посмотрел на небо, на розовеющий закат, и сразу согласился:

— Отличная мысль. В Сосновке и воздух чище, и душе легче. Поехали!

Она улыбнулась, довольная моим решением, и мы тронулись в путь. Впереди нас ждал тихий вечер в усадьбе, вдали от городской суеты, и эта мысль наполняла сердце приятным предвкушением покоя.