Пограничник. Том 2: Смертельный дозор

Глава 2

— Не могу знать, товарищ капитан, — ответил я суховато.

— Чего ты не можешь знать? — Пробурчал недоверчиво особист.

— Не могу знать, почему гражданка Иванова нарушила предписания ее пропуска, товарищ капитан.

Особист скривился, нахмурил брови. Потом глянул на Тарана с немым вопросом. Шеф пожал плечами, не знаю, мол.

— Скажи мне, Саша, — продолжил особист, — у тебя как, невеста есть?

— Нету, товарищ капитан.

— Хорошо, — улыбнулся как-то по-доброму Шарипов, — невесты бывают разные. По моему личному опыту они очень не любят дожидаться женихов из армии. Хорошо, что в этом отношении, ты свои душевные дела обезопасил.

— При всем уважении я не понимаю, к чему вы клоните, — сказал я лукаво, в общем-то, и так все понимая.

— Ну вот скажи мне, — продолжил Шарипов, вздохнув, — зачем молодой девице бежать ночью, в такую погоду на границу? Чего она там ищет? Ну уж не гербарий собирать? Из опавших-то листьев.

— Не могу знать.

— А я знаю. И я уже говорил, что единственное, из-за чего девица может пуститься во все тяжкие, — это молодой парень. В нашем случае — солдат. А ты понимаешь, что будет, если окажется, что один из ваших, вместо исполнения боевой задачи, будет миловаться с девчонкой.

— Я прекрасно знаю правила несения пограничной службы, товарищ капитан, — пожал я плечами.

— Это похвально, рядовой Селихов. Очень. Значит, ты должен понимать, о чем я тебе тут уже битый час талдычу.

— Если вы намекаете на то, товарищ капитан, что Иванова ходила ко мне, то это не так. Кроме того, я не могу знать, ходила ли она к кому-нибудь из личного состава заставы.

Особист помрачнел. Было видно, что разговор начинает действовать ему на нервы, но Шарипов пока держится.

— Саша, — вздохнул он, — вот опять ты за свое. Мы же оба знаем, что коллектив у вас тут маленький. Что все всё друг про друга знают.

— В таком случае, товарищ капитан, я тем более заявляю, что ни к кому из личного состава гражданка Иванова не ходит.

Шарипов скривился в недоверчивой и очень вымученной улыбке.

— Какой уверенный ответ, товарищ Селихов.

— Раз уж вы утверждаете, что у нас все про всех все знают, — отчеканил я, — ответ кажется мне вполне логичным. Потому что я не знаю ни одного солдата, кто бы встречался с гражданкой Ивановой или любой другой девушкой в романтических целях. Тем более при выполнении боевой задачи по охране границы.

— Или же ты просто не хочешь рассказывать, — стал раздражаться Шарипов, — потому что покрываешь этого безответственного лоботряса.

— Если вы мне не верите, товарищ капитан, вызовите на беседу весь личный состав. Не думаю, что вы узнаете что-то новое от них.

Признаться, я совершенно не представлял, чем могла заниматься Наташа у пограничной тропы. Не знал и искренне надеялся, что Шарипов ошибался. Не представлял я также, действительно ли никто из наших не расколется, если особист решит допрашивать всех. Да только я понимал, что, учитывая обстоятельства, вряд ли он будет заниматься такой фигней. У него сейчас явно есть дела поважнее. Оставалось лишь надеяться, что мой нахальный и уверенный тон сработает на Шарипова.

— Селихов! — Строго крикнул Таран. — Вы что, позволяете себе учить капитана, как нести службу⁈

Я удержался от того, чтобы хмыкнуть. Слова эти явно предназначались именно Шарипову, а не мне.

— Тихо-тихо, Толя, — успокоил Шарипов шефа. Потом хмыкнул и сказал мне: — Мурый, значит? Загордился, что ли? Раз уж в первый день взял духа, думаешь, можешь дерзить офицерам?

— При всем уважении, я не люблю необоснованных обвинений, товарищ капитан. Они выводят меня из себя.

— Мурый, да еще и гордый.

Особист откинулся на спинку стула, положил локоть на стол Тарану.

— Хочешь, Саша, я расскажу тебе одну притчу? Древнюю, мне ее еще мой дедушка рассказывал?

Шарипов заглянул мне в глаза из-под вальяжно полуприкрытых век. Я промолчал.

— Давным-давно жил-был в горах один молодой человек по имени Укаб. Был он настолько сильный, что умел одним махом перепрыгивать ущелья и за раз мог поднять с десяток овец.

Мы с Тараном мельком переглянулись. Шеф устало закатил глаза.

— Так его и звали соплеменники: Силач Укаб, — продолжал особист, — Укаб был добрым юношей и помогал всем в своем кишлаке: то в одиночку наведет переправу через реку, свалив вековой дуб, то отобьет овцу у стаи волков голыми руками, то наклонит высокую ветку груши к самой земле, чтобы женщины могли сорвать самые сочные плоды с ее вершины.

Я снова удержался от того, чтобы хмыкнуть, и опять мельком глянул на Тарана. Тот, кажется, даже заслушался, подняв взгляд к беленому потолку канцелярии. А может быть, просто заскучал. По его виду сложно было точно понять, что испытывает сейчас шеф.

— Однажды старик попросил Укаба оказать ему одну услугу, — с видом древнего аксакала, продолжал Шарипов свое повествование. — Большая скала росла на земле старика и бросала тень на его виноградники. Старик попросил, чтобы Укаб сдвинул скалу, и полуденное солнце могло греть виноградные гроздья, наполняя их соком. И знаешь, что сделал Укаб?

— Что? — С интересом спросил вместо меня Таран, развеяв все мои сомнения относительно себя.

— Сдвинул, — обернувшись к шефу, пожал плечами особист, — да только обоссался от натуги. Причем на глазах у всего племени. И знаете что?

Теперь особист глянул на меня с каким-то значением во взгляде.

— С тех пор его больше не называли Силач Укаб. Его прозвали Укаб Мокрые Штаны, и на силу его всем стало глубоко плевать.

— Интересная мораль у этой басни, — пожал плечами Таран.

Шарипов, при этом, невозмутимо продолжил, хотя его никто не просил:

— Так что, Селихов, знай: все твои достижения очень легко перечеркнуть одним необдуманным поступком. То же относится и ко всему личному составу заставы.

С этими словами особист зыркнул на Тарана.

— Разрешите и вам, товарищ капитан, рассказать кое-что. Только не притчу, а анекдот, — сказал я с доброй улыбкой.

Шарипов явно удивился и приподнял чернявые брови, снова обернулся к Тарану. Тот пожал плечами.

— Ну что ж, разрешаю, — сказал особист.

— Приходит офицер особого отдела к венерологу…

— Селихов! — Таран аж подскочил.

На мгновение в канцелярии повисла тишина. А потом ее разорвал громкий смех Шарипова. Таран даже застыл от удивления, потому что Шарипов расхохотался даже от первой строчки. Закончив смеяться, особист тяжело вздохнул, утер слезу.

— Еще и смелый. Я бы даже сказал, безрассудно смелый.

— Виноват, товарищ старший лейтенант, — сказал я шефу и тут же обратился к Шарипову: — но если уж надо вам меня наказать, накажите хотя бы за анекдот. Не так обидно будет.

Шарипов задумался. Потом внимательно, с прищуром, посмотрел мне в глаза.

— Стоишь на своем, Селихов. Не ломаешься. Не боишься. Не уж-то и правда не к тебе она пришла?

— Не ко мне, товарищ капитан.

— Ладненько, — Шарипов глянул на часы, встал, — пора мне. Этих еще в отряд вести. Нарушителей. Дослушал бы твой анекдот, Саша, да некогда. Ты, Селихов, его товарищу лейтенанту расскажи. А он потом мне расскажет. Очень уж интересно стало.

После особист попрощался, отдал честь и вышел из канцелярии.

Таран устало опустился на свое место.

— Селихов, ты чего, вообще бесстрашный? — Недовольно спросил он.

— Виноват, товарищ старший лейтенант. Злит, когда пытаются навесить лишнего, — сказал я безэмоционально. — Да еще и не за что.

— Повезло тебе, что это Шарипов. У него хоть чувство юмора есть. Будь тут Сорокин, он бы наверно из себя вышел от такого твоего «анекдота».

Я молча пожал плечами.

Таран выглянул в окно, посмотрел, далеко ли отошел особист. Потом сказал:

— Ты мне давай, не зли их больше.

— Слушаюсь.

Потом шеф недоверчиво поджал губы.

— Давай между нами, Саша. Знаешь, к кому Наташка ходила? Обещаю, не выйдет это за стены заставы. Разберемся на месте.

— Не могу знать, товарищ старший лейтенант.

Он вздохнул. Потом вдруг добавил:

— Набрехал тебе Шарипов.

— О чем?

— Не было никакой истории про сержанта и его невесту на четвертой заставе. Это он выдумал. Наверное, чтобы вас с Наташкой напугать. Я в то время, как раз служил там замполитом. Ни о чем подобном и слыхом не слыхивал.

— Не получилось ему нас напугать, — ответил я ему спокойно.

— И хорошо. Ладно. Свободен.

Я направился было к выходу, но Таран меня остановил:

— Селихов!

— Я, — обернулся я.

— А чем анекдот-то закончился?

Когда я вышел из расположения, увидел занятную картину. Ворота заставы отворили на полную. У уазика, на котором, видимо, приехал Иванов за Наташей, толпились солдаты. Водительскую дверь раскрыли настежь, и внутри сидел сам геолог, о чем-то говорил с парнями.

— Саша? Ты же Саша, да? — Вдруг услышал я Наташин голос, обернулся.

Девушка накинула капюшон своего комбинезона и шла откуда-то со стороны питомника. Ее сопровождал улыбавшийся девушке нарыв. Щерился сержант во все тридцать два.

— Спасибо вам, что собак показали, — вежливо сказала ему Наташа.

— Да… да не за что, — обрадовался такой вежливости Нарыв.

— Разрешите, пожалуйста, поговорить с товарищем Селиховым. Мне надо, а скоро домой ехать.

Улыбку тут же как ветром сдуло с лица Нарыва. Он поправил шапку, одернул бушлат.

— Да, конечно. Кроме того… У меня там… дела…

С этими словами Нарыв быстро пошел к расположению. Напоследок бросил мне завистливый взгляд.

— Ничего, что я так сразу, на ты? — спросила Наташа.

— Ничего. Ты не уехала еще?

— Нет. Папе машину из отряда дали. А она на ладан дышит. Там давно с аккумулятором были проблемы. А сейчас все вылезли. Вот и не завелась наша ласточка. Жду теперь.

Наташа приблизилась, отвела глаза. Я видел, что она колеблется и хочет что-то сказать. Потом, наконец, решилась:

— Я извиниться хотела, — сказала она.

— За что?

— Ну, когда меня задержали, я тебе всякого наговорила. Невежливо это было. Ты ж не виноват. Просто исполнял свои обязанности. Тут моя вина больше.

Наташа улыбнулась, заглядывая мне в глаза. Кожа ее лица в свете заставских фонарей казалась медово-желтоватой.

— Тогда я тоже прошу прощения, — улыбнулся я в ответ.

— За что же?

— Знай я, кого задерживаю, сделал бы это поделикатнее.

Наташа рассмеялась.

— Да нет-нет. Все хорошо. Я даже не ушиблась, — она вдруг как-то сконфуженно замолчала, потом все же решилась заговорить: — А еще я хотела сказать спасибо.

— А это за что? — Хмыкнул я.

— Ну как же… Ты мне сначала очень не понравился. Даже так: я была на тебя очень зла. А потом увидела, что ты меня пытаешься защитить от начальства. Это было неожиданно.

— Ну, тебя все равно поругали и вынесли предупреждение.

— За дело, — кивнула девушка.

— А что ты делала так близко к границе? — В лоб спросил я.

Она на мгновение замялась. Взгляд у Наташи сначала был привычно открытым и душевным, даже немного озорным, но вдруг изменился. Девушка смутилась и опустила глаза.

— Придется рассказать. Этому сержанту я не решилась. А тебе… — Наташа прыснула как-то растерянно. — Папа теперь точно будет за мной приглядывать. Ускользнуть от него больше не получится.

— Ты не первый раз ходишь по приграничной полосе, — догадался я.

— Не первый, — она вздохнула. — Обычно я хожу днем. А сегодня пришлось помогать отцу, и я не успела сходить в лес. Да больше и не схожу. Поэтому и я хочу попросить тебя о помощи.

— Какой?

— Там ничего такого. И ребят своих попроси помочь, если несложно. Надо каждый день ей что-то съедобное приносить, а то зимы не переживет. Только офицерам не рассказывай. Подумают, еще, что у уважаемого геолога Иванова дочка с ума спятила.

Наташа мялась. Вроде бы она и хотела мне рассказать все в лоб, и в то же время стеснялась. Решила, видимо, что тогда я подумаю о ней чего-то не того. Да только я знал, что думать. И даже мало помалу догадывался, о чем идет речь.

— Кто не переживет? — совершенно невозмутимо спросил я.

— И! Раз! — Крикнули хором бойцы, расталкивая уазик.

Мы с Наташей почти разом глянули на машину. Солдаты пытались раскачать ее, чтобы направить в горку. Уазик поддался, покатился под их усилиями. Потом он задрожал и завелся. Выкатился немного за ворота заставы.

Из кабины выпрыгнул Владимир Ефимович.

— Наташа, поехали! — Крикнул он.

— Сейчас!

— Поехали, я тебе говорю! Не пререкайся, пожалуйста!

Наташа вздохнула и зашагала к папе, но, обернувшись ко мне, быстро заговорила:

— Там, где ты меня поймал, но немного правее и выше, под большим орехом увидишь нору, она там живет! Ей совсем чуть-чуть еды надо! Пожалуйста, хоть чего-то приносите, но что б каждый день!

— Хорошо, — ответил я.

— Наташа! — Сердито позвал Иванов.

— Бегу-бегу! Пока, Саша! Может, еще свидимся! И спасибо, что согласился!

Я с улыбкой проводил Наташу взглядом. Она юрко прыгнула на переднее пассажирское, и уазик тяжело тронулся, разгоняя желтым светом фар окружающую темень. А потом он уехал. Еще некоторое время я слышал скрип его грубой подвески. А потом все стихло. Часовой закрыл ворота.

М-да… Супруга моя и через много лет так и не изменилась. Несмотря на сильный характер, сердце у нее всегда было мягкое. Не могла она никого оставить в беде. Ну вот, не смогла и в этот раз.

— Чего ты взял там для Муськи? — Спросил я у Васи Уткина, шагающего следом.

— Тут у меня лепешка, — Уткин на ходу стал рыться в подсумке, — и еще немного сала у Гии выпросил.

— Хорошо.

Миша Глушко, шедший перед нами по пограничной тропе, внимательно оглядывался. Потом замедлил шаг, поправил на плече автомат.

На следующем боевом расчете меня определили в наряд: рабочая группа. Всю ночь шел дождь, и на пятнадцатом участке затопило КСП.

Система, и следовал полоса, в этих местах шли по низине, между широкими, но невысокими холмами. Грунтовые воды поднялись после обильных осадков и вышли на поверхность.

Следовало восстановить контрольно-следовую полосу. Отвести воду там, где это было возможно сделать вручную. Вот и отправились мы, вчетвером: я, Мишка Глушко, Вася и Марат Сагдиев. Все вооружены не только автоматами, но и лапатами, тяпками и граблями.

Сагдиев был обладателем нагрудного знака «отличник погранвойск», чем очень гордился. К слову, именно Марат вел нас в качестве старшего наряда.

— Вот непоседливая какая девчонка, — хмыкнул Миша, — где Наташка Иванова умудрилась найти себе такого «питомца»?

— Она мне не рассказала, — улыбнулся я. — Только и успела, что попросить ее подкармливать. А то не перезимует.

— Даже не знаю, какая муха ее укусила, ходить на границу за такой глупостью? — Причитал немного гнусавым голосом Сагдиев, — чего у нее, у молодой девчонки, занятий других, что ли, нету?

— Как в голову себе чего втемяшит, так не разубедишь, — глядя на гладкое, словно серое шерстяное покрывало, небо, сказал я.

— Больно долго ты ее знаешь, что б так судить, — рассмеялся Мишка Глушко.

— По ней сразу видать, — отшутился я. — Кто еще ночью, по такой погоде, попрется на границу?

— Ну. Не сиделось ей у теплой печки, — Миша застегнул бушлат под самое горло, поправил шапку, — а я б, на ее месте, посидел.

— Ну вот и дошли, — сказал я, осматривая лопнувшие, но снова спаянные нити системы, где мы брали нарушителей. — Ну, я погнал. Вася, давай припасы.

— Беги, подождем, — буркнул Сагдиев и закурил.

Потом, прищурившись, он уставился на мутный диск солнца, проглядывавший сквозь тонкие облака.

Бегом я прошел немного вперед, свернул на насыпь к системе связи. Продрался сквозь сухую колючку, оберегая лицо. Отсюда пройти нужно было совсем немного: метров пятьдесят.

Взобравшись на насыпь, я попал в небольшой лесок, стал быстро двигаться к нужному мне дереву — большому голому от листьев ореху, что потянулся своей раздвоенной кроной к небу. Под ним и была нора.

Я обошел большое корневище сзади. Пришлось двигаться тихо, чтобы не побеспокоить хозяйку логова. Когда нашел лаз, опустился к нему.

Между толстыми корнями в земле зияла неширокая дыра. Ребята говорили, что вчера оставили хозяйке немного хлеба. Теперь его не было. Видимо, как только пограничники ушли, зверь вышел наружу и унес подарок от людей себе домой.

Я полез в подсумок, достал заранее заготовленные Васей Уткиным кушанья. Аккуратно положил недалеко от норы и тут же удалился.

Сначала я подумал просто уйти, но потом засел за ближайшим можжевельником. Решил минутку понаблюдать. Вдруг покажется?

Нору отсюда было почти не видно, но если кто-то выйдет наружу, я это замечу. К счастью, ждать пришлось недолго.

Я увидел робкое копошение у корней. Из норки показался черный продолговатый носик. Он застыл, нюхая воздух.

Муська чувствовала мое присутствие. Опасалась выходить. Однако желудок быстро поборол нехитрый звериный разум, и уже спустя мгновение большая лиса выбралась из норы почти полностью. Снова принюхалась и глянула прямо на меня. Чутко замерла на месте.