Поцелуй сирены и первобытные хищники

Введение

СТО ЛЕТ НАЗАД…

— Прости меня, мой волк.

Четыре слова — простых и честных — и все же они широко распахивают мою грудь и оставляют орган оголенным на ее милость. Ее отрицание не просто ранит, оно потрошит, и моя грудь сжимается от ее слов. Ребра сжимаются под тяжестью того, что она сделала.

То, что она говорит, она должна сказать.

Я все еще дышу. Все еще стою.

Но я не живой.

Прости меня, мой волк.

Мелодичность ее голоса, такого нежного, такого полного печали, обволакивает горло и душит меня.

Я никогда не забуду этих слов. Не в этой жизни. Ее боль теперь моя, она проникла в мой мозг, и того, что уже началось, не отменить.

Я потерял свою вторую половинку. Вторую половину своей души.

Мой волк мечется внутри меня, когда правда глубоко вонзает свои ядовитые когти. Он зовет свою самку сквозь грубый гул, нарастающий в моей груди, болезненное мурлыканье, призывающее его пару вернуться.

Принять наш укус. Родить наших детей. И состариться вместе, чтобы пока я жив, поклоняться ей.

Но теперь этого никогда не будет…

Божественная связь между нами дает трещину по краям, когда притяжение ее аромата — когда-то пьянящего и сочного, с нотками морских фруктов — начинает исчезать. С каждой секундой он становится все слабее. С каждой секундой мое отчаяние становится все более диким.

Все во мне, в моей душе, требует, чтобы я взял ее на руки и убежал.

Сегодня вечером я последовал на зов ее сирены через пляж.

Она поднялась из глубин, серебристый туман обволакивал ее светящуюся фигуру, как вторая кожа. Я благоговейно наблюдал, как жемчужно-розовые чешуйки исчезают с ее бедер, обнажая кожу, зацелованную лунным светом. Ее платье почти полупрозрачное, обнажает каждый дюйм кожи, который мне до боли хочется целовать, покусывать и запоминать.

Она пришла без всякого притворства.

— Я не принимаю твой отказ, принцесса, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы грубым тоном. Окончательно. В отчаянии. — Ты — мой дар от богини, и я не оставлю тебя.

Слезы текут по ее щекам, нижняя губа дрожит, и все же ее позвоночник словно сделан из стали. Прямой и непреклонный. Она была бы идеальной Луной. Мы могли бы объединить королевства и править вместе.

— И все же… мы никогда не сможем быть вместе, Альфа Эфраим.

Мое имя на ее пухлых губах — одновременно рай и ад. Дар и проклятие.

Как мне прожить всю жизнь, не услышав этого снова?

— Почему, Люсьен? Почему ты разбиваешь наши сердца? — вопрос вырывается прямо из моей груди тяжелым от боли рыком. Человек и волк, мы сливаемся в одно целое — мои клыки появляются, и я запрокидываю голову назад, вопя о несправедливости на луну. Мои внутренности истерзаны и кровоточат, я жажду того, что обещали боги, а судьба жестоко украла. — Ответь мне.

Когти впиваются в мои ладони, с моей плоти капает кровь на белый песчаный пляж. Я хочу боли, приветствую ее, пока позади нас разбиваются волны. Теплые голубые воды, где я чувствую себя как дома, не приносят мне утешения сегодня вечером. Вместо этого я смотрю на раздвинувшийся простор, обнажающий бездну внизу.

Здесь так пустынно. Так же пусто, как и во мне.

Не видно ни единой рыбы или существа, и я знаю, что это ее рук дело.

Ее семья правит океаном, в то время как моя правит землей наверху.

Волк и сирена. Она моя идеальная пара.

— Пожалуйста, прости меня, мой альфа, — говорит Люсьен хриплым от боли голосом.

Наследница короны морского народа стоит царственно, нижний подол ее длинного струящегося белого платья намок, а на висках и ключицах проступают светло-розовые чешуйки, свет луны отражается, как опалы. Такая чертовски красивая.

— Это соглашение было заключено еще до моего рождения. Чтобы защитить…

— Кого ты защищаешь? От чего? — Искаженные слова проскальзывают сквозь комок в моем горле. Несмотря на опустошение от осознания того, что я мог бы уберечь ее, если бы мы встретились раньше.

— Тебя.

От ее ответа мой разум приходит в замешательство, а тело холодеет. Я пытаюсь собрать воедино фрагменты правды, которые она мне открыла. В ее глазах мерцают вина и печаль. Затем появляется что-то более темное — как будто она пытается обуздать свой гнев…

Ради меня. Ради себя.

Но прежде чем я успеваю спросить почему, она глубоко вдыхает и медленно выдыхает.

— Они хотели, чтобы правил русал, Эфраим, а не королева. Они боялись того, кем я стану; моей силы, твоей родословной — мы разрушим королевства и будем править на равных. Мой отец не хотел этого, — ее голос срывается, последнее слово застревает у нее в горле. — Он хотел, чтобы патриархат процветал, и генерал тоже. Они угрожали убить тебя и твою семью…

— Как долго? — Спрашиваю я, подходя к ней со сжатыми кулаками. Я борюсь с желанием притянуть ее к себе, крепко обнять и сказать ей, что все будет хорошо. Но я не могу. Она отняла у меня моё «хорошо». — Как давно ты знаешь, что я — твоя судьба? Что ты была моим даром?

Я хочу убить любого, кто прикоснется к тому, что принадлежит мне по праву. Вырвать следы укусов, которые оставила ему моя пара.

— Десять лет.

— Десять лет, — повторяю я, закрывая глаза, пока волк внутри меня воет от горя. Гнев, предательство — это почти невозможно сдержать. Она предпочла мою жизнь нашей любви. — Мы можем это исправить.

Мои клыки трепещут от желания пометить ее изящную шею, привязать ее ко мне всеми способами, которыми волк приветствует и принимает свою суженую, но Люсьен качает головой. Как будто она знает, о чем я думаю — чего я хочу, — моя прекрасная сирена делает несколько шагов ближе к береговой линии.

Люсьен Дель Маре, наследница моря, царственно стоит в своей печали, по мере того как расстояние между нами растет. Королева среди смертных. Я бы отдал свою жизнь, чтобы поклоняться ей и строить королевства из соли и камня в ее честь. Она была бы моим домом. Моим утешением после долгого путешествия по волчьим землям.

Вторая половина моей души.

— Сделанного не воротишь, Эфраим Дайр. Моя дочь любит своего отца, и я не разобью ей сердце.

— Вместо этого ты разбила моё.

— Мне жаль, но я выбираю их.

Она должна была стать моей, и я был готов отдать ей все.

Луна, которая будет править рядом со мной.

Богиня, соответствующая душе моего альфы.

Наша связь должна была быть нерушимой и неоспоримой.

И все же, это то, что я получаю взамен…

Тишина. Скорбь. Украденный выбор.

На моей челюсти напрягается мышца, и я борюсь со своими инстинктами, которые требуют, чтобы я взял ее. Что мы покончим с этим предательством единственным известным способом, заявив права на то, что принадлежит нам, но затем она поднимает нежную руку…

Я замираю.

— Не надо. Ты был единственным, чего я когда-либо хотела для себя, мой волк. Эгоистично и непримиримо… — шепчет Люсьен, закрывая на секунду глаза, прежде чем встретиться с моими, полные сожаления и печали, — …но я была рождена не для того, чтобы хотеть. Я была рождена, чтобы отдавать.

— Ты была моей еще до того, как стала принадлежать ему.

— И это никогда не изменится.

Воздух между нами становится тяжелее по мере того, как последние нити нашей истрепанной связи распадаются одна за другой, пока не остается только эхо того, что могло бы быть. Дрожащими пальцами она снимает золотую цепочку со своей изящной шеи и разжимает мой сжатый кулак, прежде чем поместить камень оникса в центр. Затем ее ладонь накрывает мою, и жар от драгоценного камня оставляет отпечаток на моей плоти.

Это больно, но боль притупляется по сравнению с тем, что я потерял.

От темно-черного до огненно-синего сияет между нашими соединенными руками, когда ее платье рвется и чешуя проявляется. Каждый дюйм ее соблазнительного тела обнажен для меня, и замысловатый узор радужно-розового цвета переливается в лунном свете, словно дымка, которая клубится вокруг нас сейчас, прежде чем она убирает свои прикосновения с моих. Туман над драгоценным камнем исчезает.

Снова черный. Больше никакого синего.

Ощущение ее магии — удивительная вещь. Ее подпись казалась мне старым другом, кем-то, кого я когда-то знал, но с годами потерял контакт.

Она прекрасна, но не моя. Больше нет.

— Камень Кордис Люкс — мой подарок тебе, Эфраим.

Холодная дрожь проходит по моей ладони, и появляется лазурное мерцание. Затем оно испаряется.

— Часть моей магии всегда будет принадлежать тебе, как и должна, и она защитит тебя.

— Это не то, чего я хочу.

— Я знаю. — Она серьезно кивает. В ее фиалковых глазах вспыхивает обида, но и она быстро исчезает. — Но мне нужно было, чтобы это было у тебя. Знать, что ты всегда будешь в безопасности.

Я медленно сжимаю камень в кулаке, прежде чем опустить его в карман брюк. Это преднамеренное действие, как будто я закрываю дверь, которая никогда не должна была открываться, прежде чем сделать шаг назад.

У меня болит грудь, мое тело дрожит от силы всего, с чем я вынужден смириться.

— Ты никогда больше не увидишь меня, Люсьен, — выдавливаю я, и слова привкусом пепла застревают у меня в горле. — Пути назад нет.

Из ее фиалковых глаз катится слеза. Губы дрожат, и все же… она улыбается. Не жестоко. Не по-доброму. Это просто принятие.

— Да будет так, мой волк. Я не заслуживаю меньшего.

— Я никогда не буду искать тебя в водах, по которым путешествую.

— Точно так же, как русалки никогда не будут петь для волков.

Затем Люсьен отворачивается. Она входит в море, и вода приветствует ее, как возлюбленную. Защищая. Благоговейно. Ее неземные глаза больше не встречаются с моими, и прежде чем я успеваю произнести ее имя в последний раз, она исчезает под волнами.

Наши клятвы — это все, что у нас осталось от нашей связи.

Пусть боги однажды простят нас, и наши родословные никогда не заплатят за это…