Поцелуй сирены и первобытные хищники

23

КАЙ

Охота опустошила меня.

Двенадцать месяцев погони за тенями, полный гребаный год прорыва через порты, которые могли бы ее приютить, и поджога того, где содержались стада. Мы освободили людей и существ, найденных живыми, отправив их в восточное море, где создаются колонии для жертв.

Герой ли я? Нет.

Я всего лишь мужчина, который не в себе, но верит, что богиня улыбнется ему.

Мои когти испачканы кровью и потом. Мой волк следует ее зову, и последний волк привел меня к полосе воды между островами Сан-Тико и Айл-Де-Лобос. Я недалеко от дома, всего в двухдневном плавании в любую сторону.

Испытания также начнутся через несколько дней. Корабли со всех пяти морей направляются в этом направлении, все, кроме стаи, которая предала своих братьев и теперь служит вампирам. Северная стая была замечена за поставками ценностей через море, и я перехватил один из них прямо перед тем, как он пришвартовался в Базре, прежде чем сменить корабль на один из их.

Море почернело от дыма, когда мои пушки разорвали правый борт, раскалывая дерево и кости, а мачта разломилась пополам. Люди кричали, а мои волки выли. Люди, работавшие с северной стаей, не знали, что делать, когда мы атаковали со всех сторон.

Раненые ничего не могли поделать, кроме как лежать и молить о пощаде, в то время как новоприобретенные питомцы вампира пытались сбежать, но я был повсюду. Когти, клинок, зубы — я расправлялся с любым, кто поднимал оружие против меня и моих близких.

Палуба была скользкой от крови, обугленной плоти погибших людей и предателей, которые снова преклонили передо мной колени. Только не как часть моих братьев, а как предатели.

Моя рука сомкнулась вокруг волка, одетого в фирменный красный цвет вампирской гвардии, крепко сжимая его шею.

— Где ученый и его семья? Остальные мои волки?

— Вернулись в Морвейн, — прохрипел он, пытаясь вырваться из моей хватки, но это было бесполезно. Мой коготь проколол кожу; его кровь стекала по моей руке. — Пожалуйста, я просто выполняю приказ.

— Чей?

— Вожака нашей стаи. Они с ученым заключили сделку с…

Мне не нужно было больше ничего слышать. Подтверждение их предательства было всем, что мне было нужно, и я раздавил ему трахею, прежде чем выбросить безжизненное тело охранника за борт.

Та же участь постигла еще нескольких человек.

Однако внутри трюма я нашел их сокровище. Безвкусный мусор: позолоченные стулья и статуи богов, в которых они даже не верят, хрустальные вазы и картина за картиной с разными видами цветов. Декор из эпохи, которой больше не существует, и которая для меня ничего не стоила; я выбросил все это за борт.

Пусть океан заберет их. Единственное, что я сохранил, были два сундука с монетами и горсть свитков, помеченных незнакомыми мне символами.

У золота была цель. У знания были зубы.

Остальное? Мертвый груз, и эти двое остались плавать в открытых водах с посланием для Господа, которому они служат.

— Я еще не закончил.

— Где ты? — Спрашиваю я вслух. Начинает моросить, и я ищу место, где мы в последний раз встречались в наших снах. Меня привело сюда обещание, и я намерен его выполнить.

— Альфа! Справа от тебя! — Кричит Малет, и я поворачиваю голову в том направлении, куда он указывает.

— Правый борт, — кричу я, крутя штурвал с такой силой, что спицы впиваются мне в ладони.

Моя команда не задает вопросов и не колеблется, Отто уже спешит ко мне, чтобы взять управление на себя, пока я помогаю своим людям убирать паруса. Палуба наклоняется, и несколько бочек рома разбиваются, но нет ничего важнее, чем добраться до своей луны.

Эти воды могли бы вернуть каждый кусочек золота, а мне все равно было бы наплевать.

Она — вот что важно. Моя Нерисса.

Полулежа на камне, она выглядит так, словно отдыхает, и на ней нет ничего, кроме плаща, прикрывающего ее тело. Ее волосы струятся, как чернила в приливе, ее кожа сияет под солнечным светом, но именно ее неподвижность заставляет меня прыгнуть за борт и поплыть к ней. Я уже близко, осталось всего несколько штрихов, когда эти фиалковые глаза открываются и смотрят на меня.

Я в восторге от ее лица. Она так близко.

Она тянется ко мне, губы приоткрываются, и песня вырывается на свободу. Не та мелодия, которая убивает или очаровывает, но что-то сладкое. Она сбивчивая, но мягкая, и не похожа ни на что другое, что я слышал от нее раньше.

Я думал, что она пела для меня раньше, но это находит отклик глубоко в моей груди, и меня охватывает тепло, которого я никогда раньше не испытывал. Я чувствую ее с головы до ног. Как ласку. Как свежий вдох после столь долгого пребывания взаперти.

Облегчение обрушивается на меня с такой силой, что я почти останавливаюсь, но это само по себе было бы преступлением.

Против нее. Против меня.

— Маленькое сокровище. — Ласкательное прозвище переходит у меня в благоговейный шепот, когда я подхожу к ней. — Иди к своему мужчине.

Дрожь по всему телу пробегает по ней от этого прозвища — команды от ее пары, — прежде чем она обвивает руками мою шею, прижимаясь ближе, между нами нет ни дюйма пространства. Рыдание застревает у нее в горле, ее слезы капают на мою шею, когда крошечные пальчики крепко сжимают мою рубашку. Как будто боятся, что я исчезну.

— Я держу тебя, любимая.

— Я знала, что ты придешь. — Ее голос низкий, немного скрипучий, и я отстраняюсь ровно настолько, чтобы хорошенько рассмотреть ее лицо. Хотя она не похудела, тяжесть на сердце отражается в ее фиалковых глазах. — Я должна была это сделать, Кай. Пожалуйста, прости меня за прошлое и за то, что грядет.

— Нечего прощать.

Мое рычание отдается в ней вибрацией, и она смеется, как от щекотки. Это немного снимает напряжение, особенно когда я делаю это снова. Когда смех стихает, я вознагражден тем, что она прижимается ко мне, и я целую ее в макушку.

— Ты моя, Нерисса. Это единственное, что имеет значение.

— Ты знаешь, что они сделали…

— Хватит. Я все прекрасно понял, и все будет хорошо. — Я прижимаюсь губами к ее губам в быстром, но резком поцелуе.

Ее вкус — мана на моем языке, и я беру ровно столько, чтобы продержаться, пока мы не останемся наедине. Более того, когда она так же отчаянно целует меня в ответ, я знаю, что эта связь связывает нас обоих.

Я доверяю ей. Буду рядом с ней.

Когда я наконец отрываюсь, то прижимаюсь своим лбом к ее лбу.

— Никогда больше, моя сирена. Ты исчезнешь, не сказав мне, что происходит, или что-то скроешь от меня, и я сделаю невозможное возможным.

— И что же это такое?

— Я буду сжигать моря, пока ты снова не окажешься прижатой ко мне.

Ее улыбка становится неуверенной, когда дрожит нижняя губа.

— Я опасна, Кай.

— Я еще хуже.

Команда опускает веревочную лестницу, и я тащу ее за собой, одной рукой держась за веревку, а другой обхватив свою сирену. Я мокрый и обеспокоенный, но впервые за несколько месяцев цельный. Пока мы возвращаемся на палубу, никто не произносит ни слова, но все опускаются на колени в знак уважения, и ее маленький ротик приоткрывается. Это восхитительно, и через несколько коротких часов все станет очень запутанным.

А пока мне нужно поговорить с ней наедине.

Члены стаи остаются в таком же положении, когда мы проходим мимо, Торрен понимающе кивает мне, и я отвечаю ему одним своим. Нас никто не побеспокоит. Если только речь не идет о жизни или смерти, и я сам убью любого, кто сделает это без веской причины.

Я несу ее через палубу в свою личную каюту.

Она измучена и дрожит, тонкий плащ абсолютно не защищает ее после нескольких дней потрясения. Нерисса позволяет мне снять ткань, но хватает меня за руку, останавливая, прежде чем я кладу ее на стул.

— Теперь ты видишь разницу?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, но когда я понимаю, ее прекрасный аромат танцует вокруг меня, как фея. Он танцует в моих чувствах, нити нашей наполовину сформировавшейся связи поглаживают мой член.

— Твою мать, Нерисса. Как это…?

— Подарок моей бабушки много лет назад. Он скрывает мой запах. — Теперь ее улыбка немного дерзкая, глаза игривые. — Вероятно, можно было бы замаскировать весь корабль, если использовать его как часть парусов. Ты знаешь, гипотетически говоря.

— Когда-нибудь нам придется проверить эту теорию, но сейчас… — Я замолкаю, поднимаю ее и бросаю на свою кровать королевских размеров.

Она несколько раз подпрыгивает, соблазнительно жонглируя сиськами во всем своем обнаженном великолепии. Крошечная куколка, на фут ниже меня, у нее соблазнительные бедра. Плоский живот и высокие, упругие сиськи с пыльно-розовыми сосками, которые подчеркивают ее загорелую кожу.

Длинные черные волосы, милый носик пуговкой и пухлые губки.

Нерисса Дель Маре — это, блядь, неземная красавица, но именно фиалковые глаза держат меня в плену. Они так много говорят, когда она молчит, как сейчас, когда она подзывает меня ближе согнутым пальцем.

Матрас прогибается и перераспределяет мой вес после того, как я снимаю одежду, перекидываю ее через край кровати и переползаю через нее. Я покрываю ее с головы до ног, отдавая ей свое тепло, пока она как волчица трется о поверхность моей кожи. Не растягиваясь, но вдыхая ее запах через мою кожу, так что она несет на себе частичку нас. Она также не отстраняется, когда я это делаю. Вместо этого она терпеливо позволяет мне водить носом от одной стороны ее шеи к другой, оставляя за собой крошечные дорожки поцелуев.

Я прокладываю свой путь вниз по ее телу, к ключицам, груди, животу, грубо выдыхаю над ее холмиком и снова возвращаюсь вверх. Затем ее спина и задница; ни к одному дюйму ее тела никто не прикасался и не целовал, и мы мурлыкаем от неподдельной гордости, когда в аромате цветов апельсина и кокоса слышатся нотки дерева и кожи. Даже самый крошечный кусочек ананаса наполняет меня чисто мужским удовлетворением.

— Теперь мы можем отдохнуть.

— Это правда? — Нерисса лежит наполовину на мне, наполовину на кровати, ее нога перекинута через мои бедра. — Ты больше ничего не хочешь сделать?

— На сегодняшний вечер, да. — Наклоняя ее лицо к своему, я провожу большим пальцем у нее под глазами. — Ты выглядишь измученной.

— Я волновалась. Давно не видела ни отца, ни бабушку и не разговаривала с ними.

Мои руки начинают скользить вверх и вниз по ее мягкой спине, точно так же, как она обводит контур человеческого скелета на моем торсе. Кончики ее ногтей оставляют тонкую красную линию, как будто она играет в «Соедини точки». Я не возражаю, на самом деле наслаждаюсь этим, потому что такой я ее никогда не видел.

— В прошлый раз пути папы пересеклись со мной в западных морях. Там находится его родовая капсула. Она намного меньше, чем наши королевские владения, но там веселая и счастливая компания.

— Он сообщил тебе какие-нибудь новости о Люсьен? Собирался ли он остаться надолго?

— Смутная информация, и да.

— Объясни.

— Такой властный. — Она упрекает, ущипнув меня за бок, и я показываю ей зубы. Клыки и все такое. — И грубый. Только то, что он пробудет там некоторое время, но будет уделять пристальное внимание. Его старший брат и его жена помогают ему выздоравливать. А что касается бабушки… — Нерисса кусает меня, не так сильно, чтобы повредить кожу, но достаточно, чтобы оставить след. — Она играет свою роль и останется рядом с ним.

— А что, если он набросится на нее? Причинит ей боль?

— Она сильная русалка и буквально родилась королевой. Она была коронована не через брак и не ради процветания, а благодаря своей родословной.

— Значит, ты говоришь, что никогда не стоит ее недооценивать?

— Никогда не недооценивай женщину в целом, Альфа.

— Принято к сведению.

После этого мы лежали в тишине, ее тело расслабленно прижималось к моему, в то время как океан укачивал нас. Этот убаюкивающий эффект удерживает нас в моей комнате, в тепле и безопасности, не обращая внимания на внешний мир, пока не поднимается тревога.

Затем наступает хаос. Топот сапог и крики, в мою дверь колотят, пока Торрен орет через лес:

— Сирены!

Хор скандирующих, их песня проникает в стены по мере того, как они приближаются. И в отличие от нашей прошлой встречи, на этот раз здесь сплошь женщины.

Члены моей стаи в опасности. Мой корабль в опасности.

Их песни становятся громче, пробуждая мою пару ото сна, и она напевает одну-единственную ноту, прежде чем подняться, чтобы поцеловать меня в губы. Нежная и сокровенная, эта нота предназначена только для меня, пока кончик лезвия не прижимается к моей груди.

Мой нож. Рукоятку из прозрачного кварца с четырехдюймовым лезвием я каждую ночь держу рядом с подушкой.

Прямо у моего сердца она шепчет:

— Капитан всегда идет ко дну вместе с кораблем.