Первая ночь прошла в дороге.
На пути царского конвоя располагались два полностью сожженных города, в которых было туго с приличным ночлегом. Круг ради мягких перин отнял бы ещё день, а царю не терпелось вернуться.
Булат крепко и беззаветно спал, закинув ноги на кушетку. Руслана же не могла сомкнуть глаз. Первый шок прошёл, и на смену ему пришло ещё более горькое принятие.
Всё плохо.
И нет ни одного повода думать, что станет лучше.
Без лечебных отваров снова тошнило. И, как назло, карета покачивалась в такт её бедному желудку. Приходилось дышать мало и поверхностно, а сидеть прямо, выпрямив спину, чтобы не спровоцировать приступ рвоты.
В зимних путешествиях знать брала с собой в салон кареты небольшую жаровню, чтобы согреться. Здесь же ничего не было, даже одеяла. Булату всё это было не нужно.
Девушка, закутавшись в шубу, зажимала застуженные пальцы подмышками, но от этого не только руки не согревались, но и остывала она сама. Под утро она так измучилась, что провалилась в полусон-полуобморок.
На заре отдохнувший царь открыл глаза. На противоположной кушетке, свесившись головой вниз, лежала Руслана.
— Да живая, не паникуй раньше времени, — ответил он голосу, проснувшемуся вместе с ним.
На живую девушка была не очень похожа.
Царь опустился, чтобы закинуть её поглубже, но задержался у бледного лица.
И правда прелесть. Интересно, как она будет выглядеть без чужеродных эмоций потомка. Может, покажется простоватой или вовсе страшненькой.
— Это что? Родимое пятно?.. — он поднёс палец к красной метке. — Ты наложил проклятье? А я считал себя жадным… — ответ его повеселил. — Что будет, если нарушить правила?..
Он приблизился к посиневшим от холода губам своей узницы. За мгновение до поцелуя кровь в венах забурлила от огненного потока, который призвал не Булат.
Царь схватил девушку за шею, резко вырвав из болезненного сна.
— Ещё раз так сделаешь, клянусь, я выжгу ей глаза! — рявкнул он и отбросил Руслану к стенке.
Она закашляла, испуганно вжавшись в угол.
Поднявшись на сколько позволяла высота потолка, царь отряхнулся, поправил кафтан и упал на своё место. Навязанное чувство вины бесило его больше всего остального. Закинувшись змееголовником, он уставился на девушку. Она полезнее, чем он изначально представлял.
Карета остановилась. В окошке показался длинный бревенчатый сруб. Небольшой городок, в который они заехали, обещал смену обстановки и тёплую пищу.
Всё ещё движимый гневом Булат, не прощаясь, вышел, хлопнув дверцей.
Руслана снова могла дышать. Она зажала ладонью рот, чтобы воплем случайно не польстить самолюбию этого монстра. Её всю трясло. Нужно успокоиться, до того, как он вернётся. Нельзя, чтобы Ал видел её такой.
Примерно через час вместо царя у кареты оказался один из его стражей. Он принёс еду и жаровню с тлеющими угольками.
До самого Риина она будет видеть Булата лишь издали. Он преодолеет весь путь верхом впереди конвоя, останавливаясь в попутных селениях для отдыха. Такое отдаление пошло девушке на пользу. Она выпросила у охраны несколько простых травок, с которыми легче переносилась дорожная тряска. Может, дело было в самоуспокоении, а может подошёл срок, но на последних верстах пути Руслана чувствовала себя нормально и без лекарства.
Столица встретила своего царя прекрасной погодой. С неба, медленно кружась, падали пушистые хлопья снега. Положив голову на руки, Руслана прильнула к разрисованному морозом стеклу.
Они ехали по главной дороге через центр. Народ встречал царя восторженно и живо. Люди, полгода назад аплодировавшие его же казни, сейчас выкрикивали слова о вечной славе.
Это возмущало.
Они радовались победе, присоединению новых территорий, не взирая на десятки тысяч жертв. Ну и что? Это же были враги, пусть и говорящие на знакомом языке.
Для обывателя нет недруга хуже соседа. В том, что царство станет богаче и влиятельнее, он видит лишь пользу. А что до зажравшейся столичной знати, сгинувшей вместе со старым дворцом… Так этих жальче меньше всего. «Дай челяди вилы да волю, так первым на вилах повиснешь», — Руслана прочла это на полях в одной из книг по управлению государством, оставленных Алоисом.
Резиденция состояла из более чем двадцати теремов, соединённых переходами и сенями. С первого взгляда сложно было сосчитать точнее.
Руслану высадили у женских палат. Здесь резные деревянные башенки были выше, но меньше в периметре. Окна без створок, зато с кипенно-белыми объёмными рамами, отливали лёгкой зеленцой. Лесное стекло. Такое же было и в замке Избора.
— Госпожа, всё в порядке? — отреагировала служанка на внезапную остановку девушки.
Она замерла на пол пути к входной лестнице, загадочно улыбнувшись.
— Да, показалось…
Но сделав ещё шаг, она опять остановилась. На этот раз точно не показалось. Сложив руки на животе, Руслана подняла голову. Отчётливый толчок где-то внутри, немного щекотливый, ни на что другое не похожий.
Чёрные глаза уловили её яркую улыбку. Он стоял у парадных дверей. Тоже замер.
— Что это с ней? — смущённо произнёс Булат. Она очень красиво улыбалась.
Алоис мог бы ответить, но предпочёл притвориться, что утренняя порция змееголовника всё ещё действует.
Девушка почувствовала на себе пристальный взгляд, ответила своим, но от улыбки не избавилась, а только убрала руки за спину.
— Нахваталась от ведьмы… — он встряхнул головой, будто желая сбросить необъяснимую уязвимость.
Булат решил отойти от тягот переезда в гранитной купальне, наполненной парным молоком. Его обслуживали три прехорошенькие служанки, подобранные лично Елисеем после неудачного покушения.
Блондинка, брюнетка и рыжая.
Все с однотипными синими глазами, в которых не было ничего, кроме покорности и желания угодить.
Скучно.
— Ты, — он обратился к блондинке, — иди сюда, — хлопнул по тëплой белой поверхности.
Без лишних вопросов, скинув халат, она перелезла через покатый край и опустилась в молоко по плечи.
— Ныряй.
Она замешкалась на мгновение, надеясь на уточнение. Булат ждал. Закрыв рукой нос, девушка набрала побольше воздуха и с головой погрузилась, чтобы доставить удовольствие своему господину.
Но царь ногой оттолкнул от себя служанку. В непонимании она вынырнула.
— Делай, что сказал. Не больше.
Девушка выдержала в молоке минуту.
Неприятным сладким жиром оно стекало по лицу и волосам.
— Я что сказал?
Блондинка лихорадочно захлопала глазами.
— Ныряй, — повторил он.
Три минуты. Но на этот раз она выскочила с шумом и брызгами, отчаянно хватая воздух.
— Помилуйте, Ваше Величество, больше не могу…
— Отказываешься? Ты, — он повернулся к брюнетке, — подай мой кинжал.
Та подчинилась, молясь, только бы не стать следующей. Булат вложил оружие в руку своей жертве.
— Ныряй или убей себя за неповиновение царской воле.
— Ваше Величество… — щëки умылись потоком слëз. Она в последний раз попыталась задержать дыхание, но из-за всхлипов не продержалась и тридцати секунд.
Две другие служанки, замерев, наблюдали.
Плотно сжав веки, девушка наотмашь скользнула лезвием по запястью.
Молоко окрасилось красными струями. Она жалобно заскулила, прижав руку к груди.
Булат разочарованно цокнул. Могла бы хоть попытаться. Даже утки убегают от топора, а Елисей подобрал для него каких-то овец. Нужно не забыть всыпать ему плетей.
Бегло ополоснувшись в чане с водой, он накинул халат из заморского хлопка и вышел. Но жемчужная улыбка, увиденная утром, отказывалась уходить из его головы.
…
Жирной точкой в короткой, но продуктивной войне должно было быть не подписание кипы бумаг, а великое празднование. Две недели, до самой весны.
В столицу обединённого Царства свезли лучших актёров и музыкантов, построили десятки помостов для уличных представлений, выкатили бочки с мёдом и винами. По приказу Его Величества любого трезвенника, пойманного на улицах в дни праздника, должно бить палками прямо на месте в назидание остальным.
Самая насыщенная программа предполагалась в царской резиденции.
На первом пиру пришлось выставить столы в три ряда, чтобы вместить всех гостей. Главы знатнейших семейств, богатейшие промышленники, послы. Праздник с обеда и до поздней ночи.
Иллюзия всеобщей любви.
Царь возвышался на собранном к пиру помосте. Золотой трон и золотыми нитями была вышита его одежда. Кубок из чистого хрусталя был наполнен крепким мёдом, но пить он не спешил.
Громкая музыка перекрывала голоса. Храмовый хор рвал глотки в победных песнях. От размашистых танцев в просторном зале не было и пяди свободного пространства. Скоморохи подначивали пьяных гостей на потеху правителя.
Князья старой закалки танцевать отказывались. Они, держась за голову, шушукались меж собой о том, что раньше было лучше, а сейчас лишь позор и бесовщина. Но не громко. Царю они улыбались и поднимали кубки за его здравие.
Булату смертельно хотелось выпить.
Его контроль над телом и так держался на честном слове, а любой дурман в крови становился на сторону потомка. Тот ведёт себя смирно в последнее время, но мало ли.
Решение было. И при том достаточно очевидное.
— Руслану ко мне, — повелел он прислужнику.
Девушку приказ застал врасплох.
Слуга без стука ввалился в комнату, когда она в очередной раз пересчитывала семена подсолнечника. Их по-прежнему было сто десять. Значит у неё есть время до середины лета и ещё примерно четыре месяца сверху. Плюс три на действие проклятья.
В первый раз с момента приезда царь пожелал её видеть. И где? На пиру, куда приглашены только мужчины.
Она пошла, как есть. Широкий тёмно-синий сарафан без пояса, скрывающий всё, что нужно скрыть. Волосы, завязанные в тонкие косички у висков, но отпущенные сзади. Из украшений — тканевое очелье, собственноручно сплетённое из нитей для вышивки.
— Что Вам от меня нужно? — дерзкий вопрос она сопроводила формальным поклоном.
Царь дотянулся до девичьей кисти и притянул к себе, усадив на золотой подлокотник и приобняв за талию. Руслана дёрнулась обратно, но он держал крепко, впиваясь пальцами в бок.
— Мы соскучились, — чтобы пощекотать ей нервы, он на миг сделал глаза медово-янтарными.
Но она заёрзала снова.
— Как хочешь. Можешь посидеть здесь, — Булат толкнул девушку вниз, к своим ногам, и взялся за кубок. Мёд сладкий и одновременно крепкий. Он причмокнул от наслаждения и залпом выпил остальное.
Руслана приподнялась, откинув с лица волосы, но на ноги вставать не стала. С пола она оглядела творящийся вокруг шабаш. Скоморохи в чёрных колпаках кружатся и обливаются вином. Вчерашние солдаты и бородатые актёры, ряженные в женские платья, отплясывают в присядку. Не песни, а многоголосый ор.
А знать за столами ведёт себя не лучше. Свист и пьяные споры чуть ли не до драк.
Среди гостей она быстро приметила отца. Данияр, не отрываясь, смотрел на неё с момента появления в зале.
Год назад она бы со стыда на месте сгорела, но сейчас уже было откровенно плевать.
Булат отбросил кубок и заливал в себя мёд сразу чарками. Он быстро веселел, пытаясь обогнать огонь, выжигающий алкоголь из крови.
— Станцуй для меня, — наклонился к девушке, сидящей на деревянном помосте.
— Прошу простить, не обучена, — вроде более-менее складные слова, но звучали, как издёвка.
— А для нас? Для нас обоих станцуешь? — обхватив пальцами челюсть, Булат повернул лицо девушки к себе. В карих глазах разметались блестящие молнии.
Это ещё красивее улыбки.
Руслана отбросила его руку и встала в полный рост. Место его прикосновения неприятно припекало, напоминая о проклятье.
Царь трижды хлопнул в ладоши и оркестр затих, а вслед за ним остановились и остальные. Все ожидали слова правителя.
— Моя Руслана решила развлечь нас танцем!
Люди расступились, освобождая проход.
Девушка ещё раз из-за плеча бросила гневный взгляд и, высоко подняв голову, пошла вперёд, к оркестру.
— Начинайте по команде, — сказала она, выбрав мелодию.
Руслана ещё раз оглядела большой зал и отошла на пару шагов, чтобы встать на свободную лавку рядом с музыкантами.
Лучше места не найти. Форма стен и потолка будет отражать звук и разносить по всей комнате.
— Ал, помнишь, я говорила, что спою для тебя, когда сядешь на трон? — она грустно улыбнулась, потупив глаза. — Прости, не нужно было тянуть так долго. По правде сказать, я надеялась, что этого никогда не случится… Может, если бы я не требовала доказательств твоей любви, мы бы и не оказались на том озере, и всё бы как-то само собой обошлось… Но что уж теперь?.. Теперь слушай. — Она медленно выдохнула, чтобы успокоиться, смахнула одинокую слезу и кивнула музыкантам.
Колёсная лира издала гладкий монотонный звук с гнусавым оттенком. Вместе с переливами многоствольной флейты к мелодии присоединилась Руслана.
Песня была слишком грустной для бурного вечера. Мира сочинила её вскоре после рождения Русланы и пела редко, в основном, когда бывала одна.
'Где взять сизые крылья,
Чтобы в небо из омута выйти…'
Гости и артисты затихли.
Как острые стрелы знакомые слова вонзались в сердце её глупого отца. Отказаться от родной дочери, дважды бросить. Так он отплатил любимой за все те годы, что она жила для него.
Несмотря на то, что происхождение Алоиса теперь было доказано самим небом, Данияр продолжал презирать его всей душой. Паршивец, без стыда, при всех унижает его малютку, а она, несмышлёная дурочка, поёт о своих чувствах.
Руслана дождалась последнего аккорда и, глядя прямо в чёрные глаза человека на троне, сказала:
— Ал, я люблю тебя… а тебя — я скоро убью.
Спрыгнув с лавки, она поклонилась замершим зрителям. Вычурно и быстро. Рукой от плеча размашистым полукругом к полу. Потом без спроса направилась к выходу.
Зал снова стали наполнять звуки.
Руслана проходила мимо стражи, держащей двери, когда Булат, наконец, опомнился. До этого он сидел не шелохнувшись.
Подмахнув Елисею, он повернулся к гостям:
— Чего ждëте? Похорон?
Музыканты и скоморохи вернулись к делу.
Булат поднял чарку и сделал глоток. На щеках чувствовалась неприятная прохлада. Он провёл ладонью. Влага. Солëная.
За две жизни с ним такое не случалось ни разу.
Елисей шёл по коридору злыми размашистыми шагами, за руку таща за собой Руслану.
— Ты что творишь? Совсем мозгов нет? — он закинул девушку в спальню, как мешок с яблоками.
— Ха! Тебе какое дело? Иди и дальше пресмыкайся перед новым хозяином, а меня не трожь, — с презрением бросила она.
— Веди себя тихо и не высовывайся! Неужели так сложно?
— Угадал! Я не могу. Не могу просто смотреть на него. И не понимаю, как ты можешь!
Ответ на это был, но сказал Елисей иное:
— Не нарывайся, и с Алоисом всё будет нормально.
— Нормально? Им управляет болотная нечисть!
— Он не нечисть. И от него не избавиться, как от простой нечисти. Так что сиди смирно, не беси его.
— Он ничего мне не сделает. Хотел бы, давно бы убил.
— В твоём положении нельзя думать только о себе.
Внутри всё сжалось. Он не может знать.
— Что ты имеешь… — почти произнесла она, но Елисей шикнул, приложив палец к губам, и обернулся к двери.
Кто-то быстро приближался.
С ноги в спальню зашёл царь.
— Ваше Величество, — по взгляду наëмник понял, что лучше убраться и сразу же это сделал.
Руслана попыталась сыграть в высокомерие, но смелый порыв, как рукой сняло, когда они остались наедине.
Булату было всё равно, что она там изображает. Он наступал, заставляя девушку пятиться, пока за спиной не выросла стена.
— Может, отрезать ей язык? — он стоял так близко, что их дыхания смешалось.
Два сердца, перебивая друг друга, стучали, как ненормальные.
Опустив взгляд на её губы, он понял, чего желает на самом деле. Пальцы потянулись к бледной щеке.
Руслана не далась. Она вырвала кинжал из ножен на его поясе и уткнула остриë в отливающий золотом кафтан.
— Только попробуй, — прошипела девушка, направив клинок под левое ребро по направлению к сердцу.
— Да? А если так? — с усмешкой он резко прильнул к её губам.
Вслед за острой болью от Восточной Верности она вонзила кинжал в плоть. Рука залилась тëплым потоком. Но боль на губах отступила в ту же секунду. Поцелуй его, напротив, принёс облегчение, забрав остатки обжигающего проклятия.
Он оторвался и растерянно посмотрел на девушку. Это были его глаза. Его настоящего.