Глава 42 Силки
«Иной зверь или птица имеет в обыкновении своем прикидываться подранком, всем видом своим показывая, что он есть легкая добыча. Однако же, стоит охотнику приблизиться, и зверь спешит уйти, дальше и дальше, уводя охотника от норы или иного жилища…»
«Размышления об охоте», статья князя Суходеева, «Охотникъ»
Некроманта Бекшеев услышал издали.
Затрещали ветки, что-то упало, и раздалось:
- Чтоб вас всех…
И пару слов покрепче.
Васька, замолчавший было, встрепенулся и шею вытянул.
- А правда, - спросил он, - что некроманты любого мертвяка оживить могут?
- Не совсем.
- Это как? Не могут? Или не любого?
- А вот сейчас и спросишь.
- Я тут… одно место нашел. Там убивали, - некромант был грязен. Кажется, он падал и не раз, если одежда его пестрела пятнами, в волосах виднелась паутина и гнилой лист, а трава приклеилась к одежде. – И убивали многих… а что до вопроса, мальчик, многое зависит от души. Одни души уходят, и остается лишь тело. Его можно поднять, восстановить часть физиологических процессов, тогда получится умертвие. Они тоже весьма различаются… а вот если удается вернуть душу, то все намного усложняется.
- Жертва нужна, да?
- Жертвы, - поправил некромант. – И подойдут отнюдь не любые. И умирать они должны долго, отдавая силу… и нужно уметь эту силу перенаправить.
А слушал Васька жадно.
- Только… учти, мальчик, что давно уже подобная магия запрещена. И неспроста. Не может из крови и боли родиться ничего-то хорошего и светлого.
- Но… ведь поднимали, да? Возвращали душу в тело?
- Пытались, - некромант чуть нахмурился.
Вопросы ему определенно не нравились.
Бекшееву они тоже не нравились. И интерес этот, который был далек от нормального. Хотя… перерожденный медведь. Мертвецы. Сам этот лес… да и то, что было прежде, не могло не оставить следа на Ваське. И тот понял что-то, губу закусил.
- А Анька говорила, что если некромант всамделишний, то он и душу с того света притянет.
- Зачем?
- Чтоб вернуть.
- Души, мальчик, не за тем уходят, чтобы их по чьему-то желанию возвращали. И если даже найдется кто-то в достаточной мере сильный, то… не будет он этого делать. Если в своем уме. Потому что возвращение души, даже в родное тело, это мука. История знает… был один принц… вы идете? Тут недалеко.
Он наклонился и осторожно поднял Софью. В руках огромного некроманта она казалась по-детски хрупкой.
Идти пришлось через бурелом.
И кусты, которые росли тесно, сплелись, сцепились ветвями. Ощетинились колючками. Что за…
- Это терн, дикая слива, - сказал Васька. – Она мертвяков охраняет… Анька говорила, что трогать неможно, что обидятся там…
И на небо посмотрел, которое уже посерело, готовое начать отсчет нового дня.
- Так чего там с принцем? Эй?
- С принцем? Ах да… был такой принц. Полюбил он неподходящую женщину. Крепко полюбил. Жениться не женился, потому что не вышла она происхождением, да и женат он был. На принцессе, как водится. Но любовь вещь такая… сердцу не прикажешь. До поры они как-то скрывались, пусть с возлюбленной принц четырех детей прижил. Тут еще и жена его умерла при родах… тогда это случалось частенько.
- И сейчас… Анька говорила, что бабы многие мрут… мама вот тоже.
- Сочувствую, - некромант ступал очень аккуратно, и как-то пробирался сквозь колючки да так, что те его и не касались.
Тихоня держался в стороне. Бекшеев чувствовал его. А вот Михеича – нет.
- Тогда-то принц и заявил, что женится на любимой. Отцу его это не понравилось. Он отправил сына в военный поход, а сам велел убить прекрасную Инес…
- Красивое имя.
- Женщина тоже была красивой. Наверное… когда принц узнал, что возлюбленной не стало, он поднял восстание против отца. Случилась война. Много людей погибло. Но он победил. Говорят, отец его сам принял яд, когда осознал, во что вверг страну… принц взошел на престол. И велел обвенчать себя с Инес.
- Так она ж мертвая! – удивился Васька.
- Мертвая. Его это не остановило. Тело достали из гробницы, обрядили в драгоценное платье и совершили обряд… потом его же короновали. И уже король заставил всех принести присягу своей королеве.
- Жуть.
- Говорят, он обезумел от любви… её перенесли в королевские покои[1].
Тут и Бекшеева передернуло. И судя по мату, не одного его история задела.
- И все это время искал некроманта, который бы согласился вернуть душу в тело. И нашел… состоялось большое жертвоприношение. И некроманту удалось зацепить душу. Скорее всего потому, что душа сама того желала. Возможно, она умерла слишком рано и желала мести. Или беспокоилась за детей… или… как бы то ни было, но в мертвое тело влили силы живых… восстановили. Есть такие… запретные методы. А потом уже вложили в него душу.
- И… что?
- Спустя месяц она убила и своего возлюбленного мужа, и детей, и всех, до кого сумела дотянуться. Чтобы одолеть умертвие понадобились силы десятерых магов… и да, некроманта она тоже убила. Думаю, что в числе первых, иначе не сумела бы обрести свободу.
- А он…
- А он, подозреваю, совершил довольно распространенную ошибку. Принял чудовище за человека… чудовища очень хорошо умеют притворяться людьми, мальчик.
И сказал это некромант, глядя в глаза. Наверное, взгляд у него был таким… своеобразным, если Васька попятился, едва не натолкнувшись на Бекшеева.
Охнул.
И руку сунул в карман, правда, тотчас вытащил, сделавши вид, что там ничего-то нет, в этом кармане.
Может, и нет.
- Тут, - сказал некромант, оглядевшись. И только затем положил Софью на землю. – Смерть тут…
Это дерево не было огромным.
Бекшееву случалось видеть дубы куда более внушительные, взять хотя бы те, из императорского сада. Те массивнее. И толще. Но в остальном…
Дуб.
Мозолистый ствол слегка закручивался, словно дерево уж который год как силилось повернуться, заглянуть себе за спину. Вот и побежали по коре морщины-складки.
Ветки низкие, обвисающие под тяжестью листвы.
И та в предрассветной мути казалась какой-то… не такой. Неправильной. Бекшеев не сразу понял, в чем именно эта неправильность заключалась.
Цвет.
Листва не была зеленой.
Серой? Сизой? С потеками ржавчины? Бекшеев протянул руку и коснулся ближайшего. Неприятное ощущение…
- Не стоит, - некромант покачал головой. – Эманации смерти… очень сильны. И дерево уже меняется.
Запах.
Такой вот… неприятный. Гнили. Прелой листвы. Горького лекарства. Госпиталя. Смерти и боли. Страха. Сердце снова стучит. И стук его отзывается молоточками в голове. Быстро-быстро. И все быстрее. А на руках остается это вот, серо-ржавое, то ли плесень, то ли гниль.
Бекшеев вытирает руку о штаны.
- Капище…
- Рядом тут, - Васька запрокидывает голову. И губы его растягиваются в улыбке. И в ней много-много странного. – Но нам туда не надо… нам совсем не надо… мы пришли уже… Михеич! Эй, Михеич! А ты знаешь, что волки семьями живут? Волку без семьи никак!
И при этих словах покачнулся, но устоял на ногах некромант. Затряс головой, оглянулся, будто пытаясь понять, кто же стоит за спиной. А потом вдруг начал медленно оседать на ковер из листвы.
Рука сама потянулась к револьверу.
- На надо, господин следователь… не надо… - Васька покачал головой. – Оно ж все одно толку не будет… тут…
В Васькиной руке появился ножик.
Ножик не выглядел опасным.
Как и сам Васька.
Шутка?
Или… Бекшеев все же чего-то да не понимает? Точнее он как раз и понимает. И понял давно уже, но… поверить не мог? Не хотел? Тоже ведь случается, когда не хочешь верить. Со всеми.
- Не дуркуйте же ж… - сказал Васька с упреком. – Я ж зайца на бегу могу снять и не только зайца…
Что-то большое, тяжелое ударило в спину.
Даже не больно.
Сперва.
Только чувство неприятное, будто в спине застряло… что? Стрела. Ну да, они же установили, что… с арбалетом… кто сейчас охотится с арбалетом?
И Бекшеев попытался обернуться, дотянуться до этой вот стрелы. Поднял руку, понимая, что слишком он медленный, что… не успеет.
Ничего.
Почти.
Рука рванула ворот куртки, под которым висела белая капля амулета. Пальцы дотянулись и… удар в спину опрокинул на листья. На сизе-рыжие, подернутые то ли налетом, то ли плесенью, листья. И боль пришла-таки… боль была всеобъемлющей.
Парализующей…
- Дядь, мы его не зашибли-то до сроку? - Васька склонился и Бекшеев ощутил его пальцы на шее. – Хилый вон какой…
И кто-то иной.
Кто-то большой и сильный склонился над Бекшеевым.
- Живой. Чую, - и голос этот был знаком, пусть и изменился, выцвел, будто лишившись жизни.
Васька.
Все-таки Васька… точнее и он тоже. Многое становится понятным. Несостыковки. Разночтения… Васька… свой парень. Веселый. И славный. И сестра у него, о которой он заботится. По-своему, как умеет…
Бекшеев стиснул зубы, заставив себя лежать смирно.
Странно.
Тоже.
Слабость эта.
Да, его ранили… куда ударил арбалетный болт, Бекшеев точно не знал, но рана наверняка не смертельная. Тогда откуда эта слабость?
И…
Рядом упало тело.
- Ловко вы его… живой? Дядь, ну я ж так… я решил, что не сдюжите, а вы…
Запах.
Псины. Мокрой шерсти. Крови медвежьей… и смешно, до того смешно, что смехом впору подавится. Обманули дурака на четыре кулака…
…сознание ускользало.
- Слушай, ты точно не переборщил? Точно, а? А то ж плохо будет, если он того…
…надо было.
Надо удержаться.
- Он же ж вон, тощий какой. И вообще, думаешь, будет толк? В нем же ж силы никакой… в нем же ж… слушай, а если эта со зверюгой своей заявится? Может, надо было сразу того? Или по дороге чтобы… а то ж нехорошо. Зверюга у ней знатная… с вот такими зубищами. Нет, я там оставил подарочку, но мало ли… вдруг не займет? И припрется?
Одно не изменилось.
Васька по-прежнему был болтлив без меры.
Сознание ускользало. И не от раны… что-то другое… другое что-то… дурак… самоуверенный. И Тихоня не лучше.
Зима расстроится.
Жена бывшая тоже. Не смерти Бекшеевской, а тому, что случилась она уже после развода. Она бы вдовой, пожалуй, предпочла бы остаться, чем разведенной… и мама… мысли путались. Бекшеев честно пытался их упорядочить, но они все равно разбегались.
Вот…
- Может, все ж перевязать? – с сомнением произнес Васька. – А то еще загнется раньше времени. Слушай? А если он того, мертвый будет, то как тогда? И… а с этими чего? Баба нам на кой? У нее такие глазищи! Страсть просто! Я как глянул, так прямки весь занемел! А она еще говорила! Ты бы слыхал, что она говорила.
- Помолчи.
И Михеича голос. И чужой в то же время.
Хорошая шутка получилась.
Мог бы Бекшеев смеяться, посмеялся бы над собой, дураком.
- Так я чего? Это ж от нервов… думаешь, получится? Он магик, да только хилый… и этот вон… слыхал, чего говорил? Надо б еще… но ежели военные понаедут, то точно не выйдет.
- Не совался бы, не полезли бы.
- Я ж так… я ж просто поглядеть! А чего этот на Аньку пялился? Он же ж к ней подмигивал. И письмецо сунул. Тайком. А она не сказала! И не выкинула! И читала еще! А почему?
И не удержавшись, Васька пнул Бекшеева в бок.
Больно.
Особенно в плече. И… и боль помогает вырваться из липкой мути полусна. Хоть ненадолго. Надо… дар вызвать.
Одно к одному.
Сложить.
Если уцепиться за дар, то муть не вернется.
- Небось, собиралась его к нам привести… а он бы обманул! Позвал бы замуж и обманул бы! Верить никому нельзя. Все врут… и зачем он ей, если… Нет, я все правильно сделал…
- Терпение, - над Бекшеевым склонилась темная тень. И чьи-то пальцы, грубые, жесткие, раздвинули веки. Он бы зажмурился от света, но дар привычно отрезал лишний раздражитель. – Тебе не хватает терпения. Стоило выждать. Всегда стоит выждать.
- Уж больно случай удобный подвернулся, - теперь Васька оправдывался. – Да и хорошо получилось ведь! хорошо! Они знатно офигели, как увидели! А этот, самый важный, и блевал… и теперь-то никто к Аньке не сунется.
Человек тяжко вздохнул и подхватил Бекшеева под мышки.
Снова стало больно.
- Погодь! Давай, я его…
- Бери второго, - Бекшеева перевалили куда-то. – Аккуратно. Всех уложить надо. И не спеши…
- Но ведь искать станут. Сам говорил, что времени почти и нет…
- Это не значит, что нужно спешить. Спешка приводит к ошибкам. У нас нет права на ошибку.
Он произносил это спокойно, безэмоционально, явно повторяя то, что было вложено в его голову. В сознание.
Рядом легло чье-то тело, грузное, навалилось, придавливая Бекшеева.
- Не… должно на этот раз! Вона, и магики, и… эта. А кто она? Глазища-то, глазища…
- Болтай меньше.
- Так я ж говорю, что оно от нервов все. Само болтается… от нервов же ж. Слушай, а если опять не получится? Хотя… чего я с тобой говорю-то… а ты славно к этому вон подошел. Раз и все… очухается, вот веселуха-то будет! Он как раз злой…
Под Васькин треп сознание-таки угасло. Почти.
[1] В нашей истории есть легенда о такой вот посмертной свадьбе Инес де Кастро и короля Португалии Педро I, которая состоялась в 1361 году. Однако после свадьбы и коронации Инес перезахоронили в королевской усыпальнице. Хотя многие историки очень сомневаются, что все было именно так, как в легенде. По официальной версии Инес казнили решением Совета за участие в заговоре против короны. И о присяге мертвой королеве в хрониках нет ни слова. Ныне гробницы Инес де Кастро и Педро расположены друг напротив друга, чтобы в день Страшного суда они смогли подняться навстречу друг другу. Надпись на саркофаге гласит: «Аte o fim do mundo...», что в переводе означает «До конца света…».